« И
вы не могли найти другой темы?
Дайте-ка
посмотреть, - Воланд протянул
руку
ладонью кверху.
- Я,
к сожалению, не могу этого сделать,-
ответил
мастер, - потому что я сжег его в
печке.
-
Простите, не поверю, - ответил Воланд,
этого
быть не может. Рукописи не горят.
Он
повернулся к Бегемоту и сказал: - Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. Кот
моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр
кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слёз. - Вот она, рукопись! Вот она!»
Михаил
Булгаков «Мастер и Маргарита».
Кто
в нашей стране не слышал о замечательном памятнике литературы древней Руси XII века
«Слово о полку Игореве»? Если говорить о «Слове», то кто-то вспомнит из
школьной программы «плач Ярославны» в переводе Н. Заболотского, кто-то арию
князя Игоря из оперы А.П. Бородина, кто-то недоумённо пожмет плечами и ничего
не вспомнит. «Какой Игорь? Какие половцы? Кому сейчас это нужно?» – с усмешкой спросят
они. И таких Иванов «непомнящих своего родства» и нежелающих знать свою историю
становится всё больше. В обществе всеобщего потребления это только
приветствуется. Но как говорится: не хлебом единым жив человек. В данной работе
читатель найдет не совсем обычный перевод этого произведения – Альтернативное
переложение «Слова».
Первоосновой
любого перевода является точность смыслового прочтения. По мере возможности я
старался придерживаться этого золотого правила. В моей работе на обсуждение вынесены
на первый взгляд простые вопросы, например, где и когда произошла битва на реке
Каяле. Многие, наверное, скажут, что тема давно исследована, практически все тёмные
места в «Слове» изучены и после таких научных светил, как Б. Д. Греков, Б. А. Рыбаков
и Д. С. Лихачев, она стала не такой актуальной, какой была раньше. Все же
хотелось бы придать старым спорам о том, в каких местах проходил поход, какую
цель при этом преследовал князь Игорь, дополнительный импульс, сдвинуть
понимание «Слова» с шаблонной позиции и направить современную дискуссию по этим
вопросам в практическое русло. А также провести небольшое аналитическое
расследование, о том, в каких исторических условиях проводилась работа по
первоначальному переводу обнаруженной в Ярославском монастыре рукописи. Почему в
то время так, а не иначе трактовались те географические названия, о которых
идет речь в «Слове», и на каком историческом фундаменте стали базироваться
основные постулаты и идеи самого первого перевода древней рукописи, который и заложил
основу для будущих исследователей. Все эти моменты имеют принципиальное значение
для отечественной истории и культуры. Как только становится понятным, где на
самом деле произошла битва, произведение сразу же раскрывается совсем с другой
стороны, у него словно появляется второе дыхание. Старые предположения
становятся ненужными и теряют свои невнятные объяснения. Большая же часть так
называемых темных и испорченных мест в «Слове» проясняются, а все непонятные и
неузнаваемые слова принимают свои нормальные и естественные значения. Для
дальнейшего понимания моих мыслей читатель должен принять на веру несколько
аксиом.
Во-первых.
Первоначальная рукопись «Слова», существовала в действительности, а не была
сфальсифицирована в конце XVIII
века русскими литераторами. Такая гипотеза сомнения появилась практически сразу
после утраты оригинала. Затем в 1890 г французский славист Луи Леже вскользь
высказал предположение, что «Слово…» - подделка, списанная с памятника конца XIV века,
рассказывающая о Куликовской битве «Задонщине». Эту мысль в 1940 году развил в
своей монографии «Le
Slovo d`Igor» другой француз Андре Мазон. Профессор
Мазон видел в «путанной», «бессвязно» композиции «Слова» одно из доказательств
его поддельности: дескать, фальсификатор не способен свести концы с концами. Он
приписывал авторство «Слова» директору Московского архива Коллегии иностранных
дел Н.Н. Бантыш - Каменскому. Практически сразу в 1941 году с опровержением
этой идеи выступил русский языковед А. В. Исаченко, живший в то время в
эмиграции в г. Любляне. Исаченко в своей статье (Исаченко А.В. «Двойственное
число в «СПИ» // «Заметки к СПИ» Београд 1941г.) апеллировал к простому факту.
Формы двойственного числа (грамматические формы, указывающие на два предмета
или два лица) в «Слове» таковы, что извлечь их из доступных в конце XVIII века восточнославянских памятников было
невозможно, а стандартная информация, которой мог располагать автор этой
поздней эпохи предполагала иные формы двойственного числа, отличные от
употребляющихся в «Слове». Значит, о поздней подделке не может быть и речи. В
Советском Союзе на борьбу с теорией Мезона были задействованы лучшие историки и
филологи: Н.К. Гудзий, В.П. Андрианова - Перетц, Д.С. Лихачев, Ю.М.Лотман.
После выхода в свет специального сборника «СПИ – памятник литературы XII века» (М. Л. 1962) по идеям
французского слависта был нанесен серьёзный удар, на некоторое время притихли
даже его зарубежные сторонники. Страсти улеглись, и этот вопрос казался окончательно
решённым. Но передышка оказалась недолгой: ещё не успел остыть прах концепции Мазона,
как 27 февраля 1963 г в Пушкинском доме в Ленинграде выступил с докладом А.А
Зимин. Когда в обморочной тишине отзвучало его последнее слово, председательствующий
И.П. Ерёмин потрясённо произнёс, что находится в состоянии шока. И было отчего:
«Слово…» объявил фальшивкой не какой-то представитель буржуазной филологии,
который по определению не может сказать ничего путного, а восходящая звезда
советской исторической науки, признанный и блестящий учёный. Годом ранее, в
возрасте 42х лет (уникальный для гуманитария того времени случай), Зимин
даже баллотировался в члены – корреспонденты АН СССР. Второй его доклад, уже с
прениями состоялся в начале мая 1964г. в Москве. Зимин считал, что филологи это
произведение как текст проанализировать не смогли и кому-то придется за это
дело взяться. Историк, в принципе, заимствовал схему Мезона о первичности
«Задонщины», но провёл гораздо более тщательное исследование текстов. Зимин
пришел к выводу, что зависимость «Слова» от «Задонщины» не прямая, а между ними
существовал какой-то неизвестный памятник, с которого и было списано «Слово». Вот
как характеризует Зимина его сторонник и сподвижник, историк В.Б. Кобрин.
«Оригинальный и глубокий учёный, наделённый острым скептическим умом, Зимин
пришёл к выводу, что «Слово…» - не средневековое произведение XII века,
а гениальная стилизация второй половины XVII века. Дело не в том, прав был Зимин или
нет, хотя я лично убеждён его аргументами. Дело в другом. Ведь и кроме Зимина
были учёные, сомневающееся в традиционной датировке «Слово…», относившие его то
к концу XVII, то
к XVIII
веку. Но зная религиозно – фанатическое отношение к этому памятнику, помня, как
обвиняли в антисоветизме крупного французского слависта Андре Мазона,
считавшего «Слово…» подделкой, они не решались не обнародовать свои сомнения,
ни потратить годы напряжённого труда на серьёзное исследование, сулящее лишь
трения без лавров. Зимин же считал, что, выступив открыто со своей точкой
зрения, он поможет утвердить мысль, что в науке нет запретных тем, нет
источников, которые не могли быть подвергнуты критическому анализу». (В.Б.
Кобрин «Кому ты опасен историк?» М. Изд. Московский рабочий 1991)
После
разгромной критики Зимина, носившая не совсем корректный и не всегда научный
характер, сглаженная вмешательством идеологической комиссией ЦК КПСС, дискуссия
утихла. Но споры по этому вопросу не прекращаются и в наше время, хотя, по
мнению некоторых историков, подлинная реабилитация «Слова» произошла несколько
десятилетий назад, когда в руки филологов попал «Половецкий словарь» из
библиотеки Франчески Петрарка (1504 – 1574г., итальянский поэт родоначальник гуманистической
культуры Возрождения), составленный якобы каким-то средневековым эрудитом. Они
утверждают, что в тексте Слова» имеются многочисленные заимствования из
половецкого языка XII
века. Интересно какие? Но чтобы серьёзно опираться в своих доказательствах на
этот словарь, надо сначала убедиться, что он не подложный. Ученые же
выдвигающую такую версию подлинности «Слова» считают половцев дикими азиатами
из Причерноморской степи, говорившими на одном из многочисленных тюркских
языков. А раз носители этого языка полностью исчезли к концу средневековья, то,
по их мнению, очевидно, что намеренная фальсификация в данном случае
невозможна, потому что в XVIII
веке в России уже никто не помнил живую половецкую речь и, следовательно, никто
не мог вставить половецкие слова в текст «Слова». И все же «теорию сомнения
Мезона, Зимина», опровергли ведущие слависты ещё в советское время, а
окончательную точку в этом вопросе поставил академик А. А. Зализняк в своей
книге «СПИ: взгляд лингвиста» // Языки славянской культуры М. 2004г. 352 с.
Доказательства
А.А. Зализняка по этому вопросу, опираются на раскрытие им тончайших
закономерностей др. русского языка. Он считает, что гипотетический
фальсификатор XVIII
века
должен был бы обладать немыслимыми качествами, а именно знать эти
закономерности и скрывать своё знание от современников. Зализняк обращает
внимание читателя не лингвиста на то, что в чём состоит трудность имитации
языка древнего текста. Он пишет: «Легче всего вставить в текст взятые из
подлинных памятников необычные слова. Их можно набрать, даже не утруждая себя
сплошным чтением объемистых летописей и т.п. – достаточно сделать выписки при
просмотре. Совсем иное дело, когда требуется воспроизвести некоторую
грамматическую закономерность реализованную в выбранном памятнике, скажем
установить, по каким правилам в нем распределены комплексы типа слышалъ еси и
типа еси слышалъ, и соблюсти эти правила в поддельном тексте» (с.29). Его
книга, по сути, закрывает двухсотлетнюю дискуссию о подлинности самого
древнерусского памятника. Но не для всех. Это происходит потому, что
доказательность языковедческих доводов остаётся невнятной для не лингвистов,
которым не под силу признать, что строгость лингвистических утверждений
качественно отличается от занимательных, но необязательных рассуждений о
поэтике, образном строе, влиянии одной литературы на другую и т.д.
Во-вторых
– в нашей исследовательской литературе утвердилась устойчивая версия, что
большое количество темных мест в «Слове», это прямое следствие некачественной и
невнимательной переписки происходившей на протяжении нескольких веков
первоначального авторского текста. Но это всего лишь красивая отговорка. Все
дело в нас самих, в нашей оценке прошлого в той трактовке событий, которую дают
нам традиционные историки. В данной ситуации имеет место явная попытка
собственные огрехи свалить на тех людей, которые уже никогда не смогут
оправдаться. Любому человеку свойственно ошибаться, и под «ошибками» следует
подразумевать те написания в «Слове», которые невозможны в рукописи XII-XIII веков,
но типичны для списков XV-XVI вв.,
отклонявшихся от оригинала под влиянием живого языка переписчика (например,
написания ки, ги, хи вместо кы, гы, хы). Оказывается таких отклонений больше в
конце «Слова», нежели в начале. Такой эффект хорошо известен специалистам,
работавшими со средневековыми рукописями: в начале писец копировал очень
тщательно, а к концу уставал и от оригинала отвлекался. Первые переписчики,
участвовавшие в издании 1800 года, и их предшественники (монахи-летопицы XIV – XVI веков) очень скрупулезно, грамотно и
добросовестно выполнили порученную им работу. И только благодаря их кропотливому
труду, мы видим сегодня сквозь толщу времени художественную красоту этой
древней саги, хотя сам перевод и комментарии к нему, написанные под руководством
А. И. М. - Пушкина, оставляют желать лучшего. Таким образом, вина за не
прочтение тёмных мест и само их существование лежит не на средневековых писцах,
а на исследователях и комментаторах «Слова» из XIX – XX веков.
В-третьих.
Надо очень осторожно и самым критическим образом подходить к той исторической
оценке описываемых событий, которую нам стараются навязать многочисленные
комментаторы «Слова». В первую очередь надо отбросить в сторону ту
немецко-норманнскую концепцию Российской истории, которую сформировали Г.Ф.Миллер,
А.Л.Шлёцер, З.Байер. В дальнейшем эту теорию развили в своих научных трудах их
ученики Н.М. Карамзин, М.П. Погодин и закрепили в науке их идейные последователи
С.М.Соловьев, К.Д. Кавелин. Именно они трудились и переиначивали её по заказу
Романовских императоров и императриц галштинского рода, среди которых особенно рьяно
пытались повлиять на этот процесс Екатерина II и Александр II.
Так
почему иноземцы так прочно и основательно уцепились за Российский престол,
почему норманнизм так сильно пустил корни в отечественной истории? Для ответа
на эти вопросы перенесемся в первую половину XVIII в., когда после смерти Петра II (в ночь на 19 января 1730 г.) в стране
сложилась вполне благоприятная обстановка для плодотворных преобразований в государственной
системе. При отсутствии завещания Петра II Верховный Тайный Совет государыней
избрал курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, племянницу Петра I, которую он ещё в 1710 году выдал за
курляндского герцога. Представители старой дворянской знати хотели вернуть свои
частично утраченные в ходе реформ Петра I привилегии и денонсировать незадолго до
его смерти принятый новый закон о престолонаследовании (опубл.1722 г.), который
существенно нарушил расстановку политических сил в стране. В петровском Уставе
о наследовании было дано обоснование прав царствующей особы назначить себе
приемника по своему усмотрению, минуя старшего сына. Этот закон был тесно
связан с делом царевича Алексея, и первый российский император, пытался
закрепить начатые им в нашей стране реформы. После смерти Петра I так называемая «русская партия»,
интересы которой в тайном Верховном совете выражали Голицыны и могущественный клан
Долгоруких, попытались ограничить самодержавную царскую власть и в будущем
предполагали ввести прямое государственное правление в стране. При Петре II «Верховники»,
так звали этих членов тайного совета (1726 – 1730), настолько сильно укрепили
свои позиции, что при приглашении на русский престол Анны Иоанновны предложили
ей особые условия – «кондиции». Кондиции ограничивали власть императрицы в
пользу Верховного тайного совета и означали юридическое оформление уже давно
имевшихся у этого учреждения прав. Таким образом, Кондиции не были новым
явлением в жизни, новым было оформленное признание Анны Иоанновны ограничения
самодержавия. Монарх лишался даже права определять наследника, что, по мнению
Лефорта, следовало понимать как «начало избирательного образа
престолонаследования». Именно при подписании этих условий она благополучно
воцарилась, и в дальнейшем подписанные кондиции должны были служить ей
своеобразной платой за её спокойное и чисто номинальное царствование. Расчет
«Верховников» был прост: Анна Иоанновна не имела опоры в России и поэтому ради
получения короны будет рада согласиться на все их требования. Этот документ подразумевал
под собой своеобразную олигархическую форму правления – этакую «смесь» английской
конституционной монархии, где король играет чисто церемониальную роль и
шведской коллегиальной системы, государственный совет которой так много значит,
что ставит преграды верховной королевской власти. То же самое русским вельможам
хотелось завести и у себя в стране, и уже законным путём приподняться над
самодержавием и вместо абсолютной монархии установить новую форму правления –
монархию ограниченную, стеснённую законом. К этому их непроизвольно
подталкивали новые формы общественных и экономических отношений сложившихся,
как в мире, так и в нашей стране, где самобытный и размеренный патриархальный
уклад жизни был взорван петровскими начинаниями. Дело грядущих преобразований
было послушно воле Д.М. Голицына. Почти все иностранные свидетели отмечали его
ведущую роль. Близкий к верховникам датский посол Г. Вестфален заметил в дипломатической
депеше от 22 января: «Голицын, основатель и защитник этого дела, спросил меня
вчера, который из двух образов правления я считаю лучшим: шведский или
английский? Я ответил, что шведский самый подходящий и что я не думаю, что
английское правление может быть введено в России. Он ничего на это мне не
сказал». Характерно, что Голицын интересовался не советом, а мнением
Вестфалена. Это значит, что для Голицына вопрос о форме правления был давно
решённым и вероятнее всего, он отдавал предпочтение шведской форме правления.
Много нового было привнесено в государственную жизнь России при Петре I именно
из Швеции, и Голицын принимал в этом непосредственное участие. В этой связи
американский историк М. Раев замечает, что Россия в петровскую эпоху перенимала
не столько передовой сколько рутинный опыт в государственном управлении и
общественной жизни. И это обстоятельство наложило глубокий отпечаток и на сам
характер модернизации в России, и на восприятие русскими Запада. По сути, Верховники
старались придать петровским реформам более мягкие и плавные черты, учитывающие
местную специфику. Но В.Л. Долгорукий и Д.М. Голицын глубоко заблуждались, надеясь
на приверженность Анны к русским традициям. В силу ряда обстоятельств их
попытка изменить политическое устройство в России провалилась, а «русская
партия» под надуманными предлогами была вскоре разгромлена, лидер же Верховников
Д.М. Голицын был арестован и умер 16 апреля 1737 года в каземате
Петропавловской крепости в возрасте 74 лет. При этом не надо идеализировать Верховников
и их последователей, они были теми же «западниками» только выражали при этом
узко национальные интересы правящего класса, совершенно игнорируя интересы
русского народа. В будущем похожую попытку государственного переустройства
предпримет другой видный политик, один из главных инициаторов дворцового
переворота 1762 г. канцлер Н.И. Панин. В первые месяцы после переворота им был
выработан проект Учреждения «Императорского совета» и хотя Екатерина II подписала его, он не был опубликован,
потому что мог привести к ограничению самодержавия. Позднее при Екатерине II состоял
Госсовет, но это был чисто совещательный орган, состав которого полностью
зависел от императрицы. Окончательную точку в вопросе государственного
устройства, который периодически будоражил правящий класс России в XVIII веке,
в пользу полного самодержавия и абсолютизма поставил Николай I на Сенатской площади 14 декабря 1825г.
Только ни он, ни его приемники принципиально не решили те системные
противоречия в управлении государством и обществом, которые, в конце концов, и
привели царскую Россию к окаянным дням 1917 года, когда большевики одним ударом
разрубили этот «гордиев узел» перезревших проблем лукаво обещая народу всеобщее
равенство и социальную справедливость. В дальнейшем же они создали, по сути,
похожую структуру власти, только более централизованную, деспотичную и
кровавую, которую в конечном итоге похоронили те же нерешенные вопросы
преемственности власти, отсутствие обратной связи с народом и нерационального
распределения внутри её верхушки властных полномочий.
А
пока прусский посланник Марфельд уже в феврале 1730 года доносил, что
императрица «в душе больше расположена к иностранцам, чем к русским, отчего она
в своем курляндском штате не держит ни одного русского, а только немцев». По
выражению В.О. Ключевского, с воцарением Анны «немцы посыпались в Россию, точно
сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забрались на все доходные
места в управлении». Чёрной полосой в нашей истории отметился фаворит Анны Иоанновны
временщик Э.И. фон Бирон, как и большинство иностранцев, он смотрел на Россию
свысока, считая себя просветителем и благодетелем бескрайней варварской страны.
Демонстративно отказываясь учить русский язык, он тем самым подчеркивал свое
«невмешательство» на ход внутренних дел и, управляя железным скипетром, в
течение девяти лет своего правления умертвил одиннадцать тысяч человек. Для
сравнения, Иваном lV за
семь лет «опричнины» было казнено четыре тысячи человек. По замечанию
известного историка А. Д. Градовского, «этот кабинет не любил заглядывать
внутрь страны». «Вершина русской администрации, - поясняет он, - живет самою
внешнею политической жизнью. Россия для неё только средство для добывания сумм,
нужных для того, чтобы участвовать в общем, хоре западных держав». Все это
хорошо видели иностранные резиденты. По их наблюдениям, «цель двора достигнута,
если в Европе говорят, что Россия богата». Перед самой кончиной Анна Иоановна
назначила герцога Курляндского Эрнста Иогана Бирона регентом при двух месячном
наследнике престола, и в этом качестве он должен был править 17 лет (!). После
смерти императрицы в октябре 1840 г., Бирон захотел присвоить себе корону
империи. И когда в его руках оказалось всё высшее правление, гвардия
заволновалась. После дворцового переворота он был арестован. Не будет
преувеличением сказать, что его ненавидели все. Разграбление богатств страны, всеобщая
подозрительность, шпионаж, доносы, жестокое преследование недовольных, вот чем
характеризовался созданный им реакционный режим. Три недели верховной власти в
стране стоили ему двадцатилетней ссылки. Эта была эпоха так называемых
«дворцовых переворотов» (прямое следствие Петровского закона о
престолонаследовании), в результате которых на вершину власти попадали
совершенно случайные люди, которые были далеки от истинных интересов нашей
страны, нежелавшие знать ни её менталитета, ни её древних традиций. С
воцарением Елизаветы немецкое засилье, как это не странно усилилось ещё сильнее.
Некоторых иностранцев поражало то, что страна, обладавшая колоссальными
возможностями, проявившая несокрушимую мощь в Северной войне, как бы ни знает,
куда деть свои силы и ищет того, кто бы их как-то направил. Не без иронии в
адрес и русских и немцев говорил по этому поводу французский посланник маркиз де
Шетарди: «Немцы были этими первыми встречными, они и воспользовались руками и
ногами этого народа и управляют его движениями». Уже другой иностранец
замечает, что «Россия всегда вела войны, но не война истощала это государство,
оно истощено роскошью, дурным управлением министров, переводом за границу
огромных денежных сумм, наконец, бесплодная распущенность, тщеславие и
суетность разоряют государство». Немецкое засилье коснулось всех институтов нашего
государства, Российская Академия наук не стала исключением. Постараемся
разобраться во много забытом, но принципиальном споре, который зарождался в то
время между двумя академическими школами. Первую возглавлял М.В. Ломоносов, в
противовес же ему выступали Г.З.Байер, А.Л. Шлёцер и Г.Ф.Миллер. Именно они при
нескрываемой поддержке «немецкой партии» в правительстве, которую первоначально
возглавлял бывший член Верховного Совета – барон А. И. Остерман, закладывали
фундамент новой «норманнской» версии Российской истории. Их теория, безусловно,
ласкала слух Романовских императоров и императриц галштинского рода, которые
видели себя в роли таких же «легендарных» варяжских князей приглашенных
царствовать в дикую, азиатскую и варварскую страну. И которые также в меру
своих сил старались облагодетельствовать её «тёмный» народ своим «просвещённым
правлением».
6
сентября 1749 года придворный историограф, академик Герхард Фридрих Миллер
прочитал ежегодный доклад, в котором, опираясь на труды своего предшественника
Готлиба Зигфрида Байера, изложил теорию создания Киевской Руси норманнами.
Вскоре после этого 3 ноября М.В. Ломоносов подверг резкой критике только, что
вышедшую в свет диссертацию Г.Ф. Миллера «О происхождении русского народа», где
наглым образом была оболгана отечественная история, в ней всё было перевернуто
вверх дном и основные события представлены с отрицательной стороны. Приведу
одну важную для нашего расследования цитату из статьи М.В. Ломоносова
«Замечания к диссертации Миллера Г.Ф.». Стр. 13. «Прадеды ваши, почтеннейшие
слушатели, от славных своих дел славянами назывались, которых от Дуная волохи
выгнали». Здесь весьма явны противные вещи слава и изгнание, которые в такой
диссертации места иметь не могут. Но как наш сочинитель славные дела прадедов
наших начинает с изгнания, так и всю их жизнь в разорениях и порабощениях
представляет, о чем смотри ниже. И хотя бы то была правда, что славяне для
римлян Дунай оставили, однако сие можно было бы изобразить инако. Например:
славянский народ, любя свою вольность и нехотя носить римского ига, переселился
к северу. Новгородский летописец говорит, что славян часть некоторая, для
тесноты места на Дунае, отошла к Днепру, Ильменю и прочая, что с правдою очень
сходно, ибо и теперь по Дунаю довольно есть славянского народа, как то:
сербияне, болгары и проч.. Господину бы автору должно было упомянуть славные
дела славянского народа из старых внешних авторов, из которых явно, что римляне
сами чувствовали храбрость наших праотцев и прочая. Прокопий Кесарийский в
третьей книге своей пишет, что в пятом веку во время Юстиниана, царя греческого
славяне, перешедши Дунай, землю за ним опустошили, и великое множество римлян в
плен взяли. Иорнанд о четах пишучи, говорит, что ныне славяне за грехи наши
везде нас разоряют, то было в шестом веку. Григорий Великий папа Римский, к
епископам в Истрию (Епископат на п-ове Истр в Хорватии) пишет: «Истинно для
славянского народа, который на вас наступает, весьма сокрушаюсь и смущаюсь:
сокрушаюсь о том, что вашу болезнь сам претерпеваю: возмущаюсь о том, что
они через Истрию уже и в Италию вступают!» (подчеркнуто мной – К.В.) Из
сего явствует, что славяне от римлян не так выгнаны были, как господин
Г.Ф.Миллер пишет. И сие бы должно было ему упомянуть для чести славянского
народа».
По
мере того как накал борьбы с Г.Ф.Миллером нарастал, вопросы по отечественной
истории выходят у Ломоносова на первый план, ради них он отказывается от
обязанностей профессора химии. Он дает уничтожающую характеристику на статьи З.
Байера по русской истории, сравнивая их с «бредом обкурившегося шамана».
Зигфрид Байер приехал в Россию в 1730 году, в год с открытия Академии наук. Именно
он выдвинул теорию, что варяги и руссы – это норманны, принадлежавшие к
германскому королю племена шведов, датчан и норвежцев. Байер русского языка не
знал. Помимо Ломоносова, в будущем и другие русские академики – Тредьяковский,
Крашенинников и Попов, - также возражали против метода Миллера принимать тезисы
Байера без проверки. Ломоносов полагал – и не без оснований, что слово «рус»,
«русский» северным языкам совершенно незнакомо, но распространено на южном
побережье Балтийского моря. Так, один устьевой рукав Немана носит название
Руса. (Хотя по-литовски этот рукав носит название Русне, и в переводе русноти означает
медленно гореть, тлеть или медленно бежать, течь. – В. К.) Здесь же, по его
мнению, следует искать и родину Рюрика. Впоследствии Ломоносов писал, что
Миллер сделал русских «столь убогим народом, каким ещё ни один самый подлый
народ ни от какого историка не представлен» (Михайло Ломоносов «Избранная
проза». 1986г. М. Советская Россия. Стр.195; 518).
У
норманнистов получалась непрерывная цепь культурного воздействия на русские
области. Согласно их теории в IX
веке готов сменили варяги, которых они считают создателями культуры Киевской
Руси и проводниками ирано-арабского и византийского влияния в Восточной Европе.
Схема эта до сих пор удерживается практически в том же виде, только некоторые
учёные пытаются её обновить и модернизировать. В постсоветский период в нашей
археологической, лингвистической и отчасти исторической литературе наблюдается
всплеск неонорманнизма, связанный отчасти с тем, что в советском прошлом борьба
с норманнизмом велась не всегда вполне научными методами. Так, к примеру, в
1963 году Андрей Альмарик был исключен из Московского университета за
студенческую работу «Норманны и Киевская Русь». К норманнизму сегодня
поворачиваются и многие специалисты, ранее вроде бы с ним воевавшие. Для современных
норманнистов характерна одна очевидная подмена: русь противопоставляется
варягам, а для доказательства германоязычия варягов используются факты,
относящиеся к руси. Ещё в средине 70х годов прошлого века группа
советских археологов и историков пришла к странному выводу, что, дескать, древней
столицей Руси был город Старая Ладога, расположенный в устье р. Волхов, а не
Великий Новгород, аргументируя это тем, что крепостные застройки там старше
новгородских. Тем самым невольно подводя научную базу под основную идею
норманнистов о колонизации южно – русской равнины с Севера, с берегов
Скандинавии. Ранние государства обычно возникали в результате установления
господства одного племени над другими соседними. Но прочным насильственное
объединение могло стать лишь в том случае, если господство маскировалось и
оправдывалось заботой о внешней безопасности, правым судом и т.п. Летописный
рассказ о призвании варягов в средине IX века славянскими и
угро-финскими племенами севера Восточной Европы ради прекращения усобиц на
огромной территории от Балтики до Средней Волги не просто сказка, а отражение
представления о правах и обязанностях власти, которые как бы признают все
стороны.
В
начале XX
века известный историк А.А. Шахматов (1864 -1920) критически анализируя
дошедшие до нас летописи, пишет: «Вторая редакция ПВЛ возникла в 1117 – 1118г.
Мы указывали на главное отличие сказания о призвании варягов по этой редакции.
Оно вызвано знакомством составителя этой редакции с ладожским преданием,
отстаивавшим старшинство Ладоги перед Новгородом и связавшим Рюрика и древне
варяжских князей с воспоминаниями об основании Ладоги: «и придоша к Словеномъ первее и срубиша город Ладогу». Новгород, по
сказанию второй редакции ПВЛ, выстроен Рюриком уже по смерти братьев. В связи с
этим нельзя не поставить следующий пропуск в рассматриваемом тексте сказания.
После слов «и от техъ Варягь прозвася
Руская земля» опущена фраза: «и суть
Новъгородьстии людие отъ рода Варяжьска, прежде бо беша Словене».
Составителю второй редакции она показалась неуместною именно потому, что о
Новгороде речь идёт ниже.
Спор
между норманнистами и их противниками завязался в первой половине прошлого
столетия вокруг летописного текста ПВЛ. Здравая критика, внесенная в понимание
его Эверсом, Костомаровым, Гадеоновым, Иловайским и др., показала всю шаткость
основания, на котором строили своё здание норманнисты. Но их противники ушли
слишком далеко по пути отрицания и не пожелали увидеть за буквой летописного
текста такие элементы народных преданий, которые не придумываются и не
создаются фантазией. Это зависело от того что противники норманнистов главное
своё внимание обратили на противоречие между свидетельством «Нестора» и
свидетельством целого ряда других, несомненно достоверных, источников.
Во-первых, соображения хронологические не позволяли относить призвание руси к
862г, т.к. византийцы знали русь и в первой половине IX столетия. Во – вторых, многочисленные
данные, среди которых выдвигаются, между прочим, и Амастридская и Сурожская
легенды, так тщательно обследованные В. Г. Василевским, решительно противоречат
рассказу о прибытии руси в средине IX века с севера, из Новгорода; имеются ряд указаний на
давнее местопребывание руси именно на юге (подчеркнуто мной - К.В.), и в
числе их не последнее место занимает то обстоятельство, что под «Русью» долгое
время разумелась именно юго-западная Россия, и что Чёрное море издавна
именовалось Русским. Таким образом, вместо прежнего исходного начала для суждения
варяго – руссах, вместо текста ПВЛ, мы имеем перед собой: во-первых,
новгородское сказание о призвании князей из варягов, не смешиваемых с русью,
сказание предполагающее, как мы видели, народное предание о приглашение в
Новгород наёмной варяжской дружины; во-вторых, работу киевского летописца,
отождествившего варягов с русью; и за этой работой мы видим народное, киевское
предание об иноземном, варяжском происхождении руси,- предание, не дававшее
притом никаких хронологических указаний на время появления руси в Южной России.
Исторической науке предстоит связать оба предания – северное и южное – с теми
событиями, которые в действительности могли иметь место при создании Русского
государства» (А.А. Шахматов «История русского летописания» С.- П., Наука 2003
г. Т.1 стр. 230). Более двадцати лет Шахматов занимался летописями, ставя перед
собой задачу реконструкции древнейших летописных сводов, пока не понял, что эта
задача неразрешима в силу самой природы летописей как сводов различных
сочинений идеологического, а потому неизменно заинтересованного характера. «Шахматов
в своих работах («Сказание о призвании варягов», «Разыскания о древнейших
русских летописных сводах») показал, что Сказание о призвании варягов – это
позднейшая вставка, скомбинированная способом искусственного соединения
нескольких северорусских приданий, подвергнутых глубокой переработке
летописцами. Шахматов увидел преобладание в нём домыслов над мотивами местных
приданий о Рюрике в Ладоге, Труворе в Изборске, Синеусе на Белоозере и обнаружил
литературное происхождение записи под 862 г., явившимся плодом творчества
киевских летописцев второй половины XI – начала XII века». (И.Я. Фроянов «Исторические
реалии в летописном сказании о призвании варягов» Вопросы Истории №6/91 стр.3) К
тому же в 1860г после опубликования ряда работ на эту тему, между Н.И.
Костомаровым и М.П. Погудиным состоялся публичный спор по поводу концепции
происхождения Древнерусского государства от норманнов; Костомаров пришёл к
выводу, что «самая история призвания князей есть не что иное, как басня».
(Костомаров Н.И. «Предания первоначальной русской летописи в соображениях с
русскими народными преданиям в песнях, сказаниях и обычаях». Вестник Европы 1873г Т.1 кн.1 стр.1 – 34; книга 2
стр. 570 – 624 Т. 2 книга 3 стр.7- 60). Славянская колонизация Западной Европы
и в частности Балкан шла с востока, и центром её был Киев, на Север же Европы к
Белому морю, она вышла узким клином вдоль северных рек, разорвав тем самым
сплошную полосу расселения финно-угорских народностей. Старая Ладога сначала
была на острие этого продвижения, а потом стала опорным пунктом на пути
дальнейшего освоения Севера славянскими переселенцами. Новгород же на Волхове
возник во время другой волны колонизации или переселения, уже из другого центра,
пока неясно какого. К тому же в средине XX века на основе богатого
археологического материала академик Б.А. Рыбаков доказал, что среди всех
славянских земель именно Среднее Приднепровье было наиболее подготовлено
ходом исторического развития к первенствующей и главенствующей роли (подчеркнуто
мной - К.В.). Не норманны, появившиеся здесь лишь в IX веке, были создателями культуры
Киевской Руси, а, наоборот, расцвет Приднепровья в VII- VIII веках, его связи с Византией, Ираном и
арабами, его собственная высокая культура определили центр притяжения варяжских
походов со второй половины IX
века. «Никакого перелома – пишет Б.А. Рыбаков – в развитии культуры в связи с
появлением варяжских отрядов в Приднепровье не произошло. Глубокое различие в
полноте источников создаёт кажущееся отличие киевского периода от докиевского.
И это отличие нередко приписывалось благотворному влиянию «скандинавской
закваски». Отсутствие культурного влияния в области письменности также,
несомненно. Помимо того, что образцом послужил греческий маюскул, а не руны.
Любопытно сопоставление количества рунических надписей в Скандинавии и у нас. В
Швеции было зарегистрировано около 2000 рунических надписей IX – XI веков, а на территории СССР найдена
только одна руническая надпись на острове Березани. Столь же ничтожно было
количество собственно варяжских погребений» (Б.А. Рыбаков «Ремесло Древней
Руси» М.1949г стр.115).
М.В.Ломоносов
написал в своё время ряд работ по Русской истории, однако ни этих трудов, ни
многочисленных документов до нас не дошло. «Навсегда утрачен конфискованный
Екатериной II
архив М.В.Ломоносова. На другой день после его смерти библиотека и все бумаги
были по приказу Екатерины II
опечатаны графом Орловым, привезены в его дворец и бесследно исчезли» (М.Т.
Белявский «Основание московского университета»). Но все, же не все бумаги
М.В.Ломоносова, которые попали к Григорию Орлову, были безвозвратно утеряны. Прошедшие
сквозь личное сито Екатерининской цензуры они вскоре появились в сильно
усеченном виде в форме так называемого «Александровского вклада». В 1823г. значительная
часть этого архива поступила в библиотеку Хельсинского университета, которые в
порядке пополнения фондов пришли туда из собрания библиофила И. А. Крофта,
хранившиеся до этого в Гатчинском дворце графа Г.Г.Орлова и перемещенные затем
в мраморный дворец. Как выяснила советская исследовательница Ю.П. Тимокина,
значительное число этих книг содержат пометки и приписки великого русского
ученого. (Е.С.Кулятко, Н.Б.Бешенковский «Судьба библиотеки М.В.Ломоносова» Известия
АН СССР Серия литературы и языка М.1972г. выпуск 5 стр. 444-453).
Подобным
же образом Екатерина II (Софья
Фредерика – Амалия, принцесса Ангальт – Цербская, по материнской линии
происходящая из дома Гольштейн – Готторп) поступила и с архивом другого видного
деятеля петровской эпохи – П.Н. Крекшина, который вел журнал Петра I и после смерти царя разбирал его
бумаги. А с 1762 г. находился в отставке и занимался составлением исторических
сочинений по отечественной истории. В этом же году он написал статью «Критика
на новонапечатанную книгу о начале Рима и действиях народов той монархии»,
которую впервые на русском языке опубликовал французский историк Шарль Роллен.
Что же не устраивает П.Н. Крекшина в «Римской истории» Ш. Ролена? С чем он
никак не мог согласиться? Прежде всего, с его утверждением о «непобедимости
Рима». П.Н.Крекшин широко привлекает в своей рецензии сведения, почерпнутые у
И. Флавия, Плиния, Тацита, Овидия, «Вавилонские хроники» Бероса, Страбона и
проч. Кто же всегда побеждал Рим, кто заставлял трепетать его армию и его
императоров? Победителями Рима, утверждал П.Н. Крекшин, всегда были славяне,
русские. Вкратце перечень поражений Рима по его словам выглядят следующим
образом: «В кесарствование кесаря Августа готы, т.е. славяне, разорили области
ближние, подлежащие державству римскому», «Аттила, царь гуннский, нарицаемый
бич божий из русския страны...». «Одоакр*, царь российский Италиею возобладал».
Для Крекшина «античный Рим» существовал одновременно с средневековой Русью!
Запрет на такие исторические параллели и суждения победившая Миллеровская школа
вскоре незамедлительно введет, и такие утверждения П.Н. Крекшина и другие
похожие факты с точки зрения нововведенной хронологии будут считаться
несусветной глупостью и диким невежеством.
Одоакр* – (ок. 431 – 493),
полководец, в течение 13 лет владел Северной Италией. 23 августа 476 года пала
Великая Римская империя, пала она не под ударами германских племён, как принято
считать. Но была упразднена за ненадобностью славянским князем Одоакром, вождём
ругов по Иордану или вождём русинов по другим источникам. В этот день он
сместил с престола последнего римского императора Ромула Августула.
А
что же случилось с архивами П.Н.Крекшина, трудами которого пользовались тот же
В.Н.Татищев, М.М, Щербаков, В.О.Ключевский? После его смерти Екатерина II потребовала «видеть некоторые его
летописи и господину Крекшину принадлежавшие бумаги, которые с крайним
любопытством рассмотрев, благоволила некоторые оставить у себя». В1791г. архив
П.Н. Крекшина был целиком куплен А.И.Мусиным–Пушкиным, а что стало со всеми собранными
им манускриптами в 1812г. всем известно. Стоит обратить внимание читателя, что
в 1791 году А.И.Мусин–Пушкин и собранная им команда литераторов уже во всю
работала над переводом «Слова» для Екатерины II, и они вполне могли обращаться к имевшимся
в их распоряжении бумагам из его архива. После смерти Татищева В.Н. в 1750 и
Ломоносова М.В. в 1765г., Шлёцер с Миллером «тихой сапой», с подачи Екатерины II, перепишут и отредактируют их труды по
Русской истории до неузнаваемости, в нужном для своей норманнской теории ключе.
Стоит ли после этого удивляться, что труды обоих великих русских учёных так
гармонично согласуются с миллеровской концепцией нашей истории. Даже непонятно,
зачем тогда Ломоносов столько лет так яростно спорил с ними? Надо полагать,
Миллер в нужном для себя аспекте «подготовил к изданию» первую часть труда
Ломоносова, остальное было уничтожено. Эту мысль высказали и обосновали
современные российские учёные из Московского университета А.Т. Фоменко и Н.С.
Келлин из Института прикладной математики им.М.В. Келдыша. Если их мысль верна,
то, редактируя и переписывая бумаги Ломоносова, Миллер с неизбежностью должен
был оставить следы своего «авторского стиля» в его «Истории». Данный эффект
можно попытаться обнаружить, применив методику авторского инварианта,
найденного в работах Т.Г. Фоменко. Инвариант – частота употребления всех
служебных слов; позволяет обнаруживать плагиат и выявлять писателей с близким
авторским стилем. Н.С. Келлин провёл сравнение соответствующих текстов на
основе указанного инварианта. Результат оказался однозначным. Выяснилось, что
авторский инвариант Миллера чрезвычайно близок к инварианту «Истории»
Ломоносова. И очень сильно отличается от авторского инварианта Ломоносова,
вычисленного по его автографам и по произведениям, которые заведомо принадлежат
его перу. Это доказывает факт подделки опубликованной от имени М.В. Ломоносова
«Российской истории», т.е. этот текст «Истории» перу Ломоносова не принадлежит
(см. статью Н.С. Келлина и А.Т. Фоменко в Вестнике Московского университета,
серия филологическая № 1, 1999 г).
Конечно,
Ломоносов заблуждался, считая, что начальствовавшие на тот момент в Академии
иностранцы были единственными виновниками её «закоренелого несчастья». Борьба,
происходившая в Академии, была в основе своей политической борьбой. Враждебные
Ломоносову иностранцы, безусловно, были опасными противниками, ибо их обращала
в своё орудие всесильная феодальная знать, окружавшая императорский престол.
Ломоносов не знал и даже не подозревал, что бюрократические и дворцовые связи
его чужеземных «неприятелей» были несравненно шире и глубже. Его академические
враги вели за его спиной разговоры и переписку со многими влиятельными особами,
в том числе и с теми меценатствующими сановниками, которых Ломоносов считал
своими искренними друзьями и покровителями. Как известно историю пишут
победители, и в том давнем споре взяла верх норманнская версия нашей истории. На
тот момент победила школа Миллера и Шлёцера, которая своими псевдонаучными
теориями и гнусными выдумками, при непосредственной поддержке Романовско –
Галштинских императоров надолго загнала отечественную историческую науку в своё
«прокрустово ложе», из которого она до сих пор не может выбраться. Именно эти
учёные принесли собой русофобскую идею о ничтожности Руси, как государства, и
как цивилизации. Тогда-то и получилось, что «античный Рим» рухнул задолго до
образования славянского государства, и всё написанное Г.Ф.Миллером, Г.З.Байером
их учениками и последователями приобрело статус непреложной истины. Эта победа
окончательно закрепилась в начале XIX века, когда бывший русский академик, доживавший свой век
профессором Геттингенского университета Август Шлецер, добиваясь награды за
изданные в 1802 году первые части исследования о Несторе, в письме к графу
Н.П.Румянцеву высказал пожелание видеть полное издание древних русских
летописей. Он открыто претендовал на монопольное место в русской исторической
науке. И уже вначале 1804г. министр народного образования граф Задовский
доложил государю, что А. Шлецер выразил готовность соучаствовать с русскими
учеными в таком издании. Александр I
повелел для этого дела составить особое общество. Так 18 марта 1804г. при
Московском университете основалось ученое Общество первоначальным делом,
которого было критическое издание русских летописей, со временем оно расширило
свои знания на всю область источников русской истории. В это же время Карамзин
при поддержке государя, стал возводить прочную стену на миллеровском
фундаменте. А уже придворный историк Александра II Соловьев С.М. так отштукатурит и
отполирует эту свежевыложенную стену, что никакие доводы против этого ни
декабристов, ни славянофилов, в лице братьев И.С. и К.С. Аксаковых, К.Н.Бестужева-Рюмина,
А. Хомякова, Н.И.Костомарова, В.Г. Василевского, Ю. Самарина, С.А. Гедеонова не
смогут ее поколебать. И все, кто попытается оспорить эти вновь утвердившиеся
идеи, будут в лучшем случае осмеяны, а худшем – поступят, как с диссертацией
Костомарова, защита которой была отменена министром народного просвещения С.С.
Уваровом и по его приказу сожжена как «подрывная» (Хлебников Л.М. «Сожженная
диссертация» Вопросы истории 1965. № 9 стр. 213-215). И уже на эту
отредактированную и исправленную Миллером «Историю России» В.Н.Татищева,
ссылается в своем переводе «Слова» граф А.И. Мусин - Пушкин, в котором красной
нитью проводится мысль о постоянной борьбе «леса со степью», «борьба» за выход
славян на побережье Черного моря. А это уже явная теоретическая поддержка
имперской политики Екатерины II,
которая старалась мотивировать территориальные захваты в Малороссии и
Бессарабии преемственностью политики Петра I, и мечтавшая восстановить в прежних
границах восточную часть Византийской империи. При этом она рассчитывала подчинить
Порту (Турцию) своему политическому влиянию, на что было брошено немало сил и
средств. Для оправдания этих захватов Екатерине как воздух нужны были
определенные исторические параллели в нужном для себя ключе и примерно в том же
географическом районе. Вот таким образом и получилось, что дружина Игоря вела
неравный бой с дикими, степняками кочевниками-«половцами» на юге
Причерноморского Дона. И эта мысль настолько сильно укоренилась в умах людей, что
предположение о том, что Игорь водил свою дружину в совершенно противоположную
сторону - на Запад, в Италию, может вызвать неоднозначную реакцию у большинства
современных читателей и историков.
История
открытия «Слова» долгое время была окутана тайной. Сам Мусин–Пушкин не любил
распространяться на эту тему. Причиной молчаливости графа было то, что
рукописный сборник, в состав которого входило «Слово», так же как и многие
другие редкие книги для своей библиотеки Мусин – Пушкин приобрёл не совсем
законным путём. Заняв в 1791 году пост главы «духовной коллегии» - синода, он
вскоре убедил Екатерину II
издать указ, который требовал извлечения из всех монастырских архивов наиболее
древних рукописей и присылки их в синод для снятия копий. И он не был
первопроходцем в этом деле, подобную же акцию с церковными архивами проводили и
в царствование Петра I,
одна только замена старых книг на новые в Соловецком монастыре стоила жизни
нескольким сот монахам.
Документы,
поступавшие в синод согласно царскому указу М. - Пушкин просматривал лично.
Наиболее интересные из них он отбирал для своей домашней библиотеки. Такие
действия графа впоследствии не остались незамеченными. Сменивший его на этом
посту князь В. А. Хованский обвинил его в присвоении монастырских рукописей. В литературных
кругах заговорили о том, что М.–Пушкин беззаконно стяжал свои книжные
сокровища. Слабым утешением служит то, что в действиях графа не было никакой
корысти. Большую часть библиотеки он незадолго до пожара передал Московскому
архиву Коллегии иностранных дел. И лишь привязанность к «своим» рукописям
заставляла его медлить с перевозкой остальной её части. Гибель в 1812 г. этого
бесценного собрания древних фолиантов потрясла современников. Вольное обращение
графа с синодальными документами обернулось невосполнимой утратой для русской
культуры. В доме на Разгуляе, помимо «Слова» и архива самого Мусина - Пушкина,
погибли ценнейшие исторические документы из архивов В.Н. Татищева, И.Н.
Болтина, бумаги П.Н. Крекшина, сгорела также знаменитая пергаментная Троицкая
летопись, а также большая часть экземпляров первого издания «Слова». Библиотека
же синода, где следовало бы, находится всем этим книгам из его коллекции, и
собрания Московского архива Коллегии иностранных дел, куда он так и не собрался
передать свой архив, полностью уцелели. О гибели рукописи в пожаре
общественность узнала со слов самого М.–Пушкина, однако доподлинно известно,
что перед вступлением Наполеона в Москву из дома на Разгуляе в подмосковное
имение были вывезены на 32 подводах «серебро, картины и библиотека». Из-за
возникшей критики в его адрес, М. – Пушкин устно и письменно неоднократно
заявляет о том, что все его рукописи были куплены у частных лиц. Например,
известный историк и археограф К.Ф. Калайдович писал ему: «Я желал бы знать о
всех подробностях несравненной песни Игоревой. На чем? Как и когда она
написана? Где найдена? Кто был участником в издании? Сколько экземпляров
напечатано? Так же и о первых её переводах, о коих я слышал от
А.Ф.Малиновского? Вот что отвечал граф: «Писана на лощеной бумаге в конце
летописи довольно чистым письмом. По почерку письма и по бумаге должно отнести
оную переписку к концу XIV или
к началу XV
века. Где найдена? До обращения Спасо-Ярославского монастыря в архиерейский
дом, управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель
словесности; по уничтожении штата остался он в том монастыре на обещании до
смерти своей. В последние годы находился в недостатке, а потому случаю,
комиссионер мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной под № 323,
под названием «Хронограф», в конце найдено «Слово о полку Игореве». (Нищенское
положение архимандрита напрямую было связано с недавно проведённой секуляризацией
духовных имений. Такую политику, направленную на подрыв экономической
самостоятельности русского духовенства и подчинение её своему политическому
влиянию, начал активно проводить Пётр I,
учитывая при этом опыт своих предшественников. Далее её продолжил Петр III, и в
конечном итоге вялотекущую церковную реформу успешно завершила его жена. Столь
кардинальный подход к этому вопросу, безусловно, ущемлял экономическую
самостоятельность части духовенства. Их глухой ропот во всеуслышание озвучил
митрополит Ростовский Арсентий Мацевич. В начале 1763 года он выступил с резким
протестом против того решения вопроса о церковных имениях, какое наметила
императрица. За это Арсений был лишён сана и заточён в монастырь. Указом от 26
февраля 1764г. все крестьяне принадлежащие монастырям, архиерейским домам (ок.
1 мил. чел. муж. пола) были переданы в ведение Коллегии экономии. Для них были
составлены новые штаты, а жалование отпускалось из той же Коллегии. Эта реформа
превратила церковь в бюрократическую контору, которая стояла на страже
интересов самодержавия. «Церковь с её тысячелетними традициями защиты униженных
и поверженных государством, церковь, которая «печаловалась» за казнимых,
публично осуждала тиранов, стала послушным орудием власти и тем самым во многом
потеряла уважение народа, впоследствии так равнодушно смотревшего и на её
гибель под обломками самодержавия, и на разрушение её храмов» (Е.В. Анисимов)
Проверить
же утверждение самого графа, после написания им этого письма, что именно его комиссионер
купил у архимандрита рукописные книги, было невозможно, т.к. Иоиль (Иван) Быковский
умер в 1798г., да и вряд ли бы этот святой человек пошел бы на такую сомнительную
сделку. Во имя чего? Зачем ему перед скорой встречей с богом продавать за
тридцать серебряников бесценные монастырские рукописи какому-то светскому
прощелыге? Тем более в соответствии с недавно подписанным царским указом, он
должен был послать эти книги в Москву безвозмездно. Примеч. - К.В.) – О прежних
переводах и кто был участником в издании? – Во время службы моей в С-Петербурге
несколько лет занимался я разбором и переложением оныя Песни на нынешний язык,
которая в подлиннике хотя и ясным языком была писана, но разобрать ее было
весьма трудно, потому, что не было, ни правописания, ни строчных знаков, ни
разделения слов, в числе коих множество находилось неизвестных вышедших из
употребления; прежде всего, разделить ее на периоды и потом добиться домысла,
что крайне затруднительно, и хотя все было разобрано, но я не был переложением
моим доволен, выдать оную в печать не решился, опасаясь паче всего, чтобы не
сделать ошибки. По приезде же моем в Москву, увидел я у А.Ф.Малиновского, к
удивлению моему, перевод в очень неисправной переписке и по убедительному
совету его и друга моего Н.Н.Бантыша–Каменского, решился общее с ними сверить
переложение с подлинником и исправя с общего совета, что следовало, отдал в
печать». Неудовлетворенный неясным характером этого письма, К.Ф.Калайдович
вновь обращается к графу с просьбой точнее определить характер письма рукописи
и назвать лиц, видевших рукопись «Слова». Видимо считая, что К.Ф.Калайдович его
в чем-то подозревает, А.И. Мусин-Пушкин ответ на второй запрос делать не стал.
В
последние годы туман, скрывавший историю находки единственной рукописи «Слова»,
несколько рассеялся. Вероятно, где-то в средине 80-х годов XVIII века М. – Пушкин, часто бывавший в
Ярославле проездом в своё имение на Мологе, взял для ознакомления четыре
древних книги из библиотеки Спаса – Преображенского монастыря. В одной из них и
находилась рукопись, граф не спешил возвращать в монастырь заинтересовавшие его
книги. В 1787 году Спасо – Преображенский монастырь был упразднен, а в его
зданиях разместился «архиерейский дом» - перенесённая из Ростова резиденция
архиепископа ростовского и ярославского. Всё имущество монастыря, в том числе и
библиотека, перешло в распоряжение ростовского владыки. Занимавший этот пост
Арсений Верещагин был в дружеских отношениях с графом. (А это был уже послушный
чиновник от религии, стоящий на страже интересов правящего класса. – Примеч.К.
В.) В 1788 г. он организовал «списание» книг, числившихся за Мусиным – Пушкиным. В описи монастырской библиотеки за
тот год против названий этих рукописей стоит лаконичная запись: «Оной хронограф
за ветхостию и согнитием уничтожены». В результате чего из временного держателя
рукописей граф превратился в их «законного» владельца (Н.С. Борисов «Злато
слово» М. Молодая гвардия 1986 г. стр.14 – 17). После того как А.И.Мусин-Пушкин
взялся за перевод рукописи, и в какой-то мере осознал, с чем столкнулся, у него
возникла серьезная теоретическая проблема. Он и его помощники не знали, а
русские летописи молчали (т.к. ранее были подвергнуты намеренному
редактированию) о конкретном географическом местоположении княжества и града
Тмутаракань. Из сохранившихся летописей было ясно, что некогда этот город был
столицей некоего русского, удельного княжества и, судя по тексту, СПИ, являлся
главной целью похода князя Игоря.
И
тогда действительный статский советник обер-прокурор граф А.И.Мусин–Пушкин
проявил, скорее всего, собственную инициативу и пошел на явную фальсификацию в
этом вопросе, стараясь узаконить местоположение этого древнерусского города в
недавно отвоеванном у османов причерноморском районе. Очевидно, он стремился,
что бы прилегающая местность была как можно более близка к тому описанию,
которое имелось в «Слове». А именно недалеко от того места где был «найден»
камень, река Дон впадает в Азовское море и близь лежащее побережье изобилует
многочисленными морскими заливами и лиманами (лукоморьями).
До
находки Т. камня само княжество помещалось нашими историками в весьма
отдаленных друг от друга уголках Др. Руси – от Литвы до Крыма. Так Татищев
полагал, что Т. находилась в Рязанской обл., М.М. Щербатов размещал её в районе
Азова, И.Н. Болтин искал Т. в верховьях реки Воркслы, Правда был ещё один
«знаток Русской старины» профессор Г.З. Байер, который за 56 лет до находки
камня в 1736 году писал: «Т. есть то самое место, которое цесарь Константин
Порфирородный Тмутараканью называет и полагает против Босфора или Керчи. Ныне
называется сие место на турецких ландкартах Темрюк и лежит против крепости
Тамана в северо-восточной стороне подле Меотического моря». Скорее всего, этой
теоретической выкладкой и воспользовался М-Пушкин и его действия в будущем
привели к серьезным негативным последствиям в отечественной исторической науке,
в которой как рой начали плодиться довольно спорные концепции и сомнительные
теории, а их доказательства «высасывались из пальца» и «притягивались за уши». Легендарный
же град Тмутаракань стал безапелляционно ассоциироваться с Таманским п-овом в
районе современной станицы Таманской и с прилегающими к ним Приазовскими
степями, в которых якобы и «кочевали» половцы – «дикие и кровожадные степняки».
Возможно, все эти шаги делались в угоду той экспансионистской политике, которую
проводила Екатерина II,
чтобы польстить её чувствам завоевательницы юга и расширительницы границ на
России на западе. Соответствующий перевод «Слова» должен был, вероятно,
показать всем её подданным преемственность и законность этой политики, сходной с
такой же политикой великих князей XII века, которые якобы в прошлом на южной границе Киевской Руси
в Причерноморье, тоже отстаивали свои жизненные интересы. Ведь те князья, по
мнению графа, решали похожие проблемы и сталкивались с похожими трудностями. Хотя
по большому счёту империализм Екатерины ll в
такого рода оправданиях вовсе не нуждался, дипломатия того времени к
историческим оправданиям не прибегала. Достаточно сказать, что даже разделы Польши
не требовали никаких исторических мотивировок. И вот екатерининский фаворит,
руководствуясь, в большей степени придворным лакейством и, как ему казалось
благими намерениями, решился на явный подлог. В 1793 г. войсковой дьяк Егоров
приехал в Санкт-Петербург и рассказал, что П.В. Пустошин нашел мраморную плиту,
так называемый Тмутараканский камень. Как только при дворе стало известно о Т.
камне, завистники М.- Пушкина сразу же поставили под сомнение подлинность
находки. Екатерина II
велела произвести дознание о камне. Следствие выяснило, что в конце XVIII века, уже после завоевания Россией
Крыма, начались территориальные споры между казаками. И для разграничения их
владений была послана команда геодезистов, которая проводила работы по
картографии местности. Из Санкт-Петербурга (возможно, самим А.И. Мусин –
Пушкиным) через Головатова Мокею Гулику, который работал с камнерезами и
землемерами, ставившими межевые знаки, была послана бумага, трафарет с
надписью. Камнерезы по этому трафарету из сугубо патриотических чувств и
изготовили этот «памятник старины». Посмеявшись над проделками графа и пожурив,
его Екатерина II
повелела оставить камень на месте его изготовления – в «Тмутаракани».
Надпись
на камне гласит: «-I-βъ
лето…….сяже [нъ]».
«В лето 6576 (1068) г.
индикта (6) Глеб Князь мерилъ море по леду от Тьмутороканя до Кърчева, iид (10000 i 4000) сяже [нъ]».
Первое
что бросается в глаза в этой надписи, это использование двух разных форм
летоисчисления, применявшихся в разные временные периоды. Эра от сотворения
мира была принята на Руси в довольно поздний временной период, а упоминание
номера индикта без номера круга Солнца и круга Луны делает архаичную индиктовую
дату, летоисчисление по которой применялась в языческий период нашей истории
совершенно бессмысленной. Но, вероятно, по замыслу заказчика, само слово
«индикт» должно было служить дополнительным доказательством древности, а значит
и подлинности самого камня. «Считается, что древнейшая известная нам летопись
ПВЛ составлена в начале XII
века.
В результате многолетнего труда по сопоставлению ПВЛ с более поздними
летописями, А.А. Шахматов в одной из них Новгородской летописи младшего извода
(Н 1) обнаружил отражение более раннего памятника – Начального свода, который
он датировал концом XI
века.
Исходя из этого, Шахматов приходит к выводу, что вплоть до 60х годов XI века
современных регулярных записей с точными датами не было. Летописцы конца XI начала XII в.в.
имели дело с недатированными записями предыдущих лет и вставляли в них даты по
догадке, иногда разрывая единые фразы предшествующего текста. Известия IX-X веков
в летописании восходят в основном к устной традиции; этим и объясняются
расхождение между Начальным сводом (известным нам по Н 1) и ПВЛ. К тому же
составитель НС использовал хронологическую компиляцию, основанную на греческой
хронике Амартола, из которой он почерпнул сведения о походах Руси на Царьград»
(Яков Лурье «Древняя Русь в сочинениях Льва Гумилева» опубликовано в журнале
Звезда 1994г. № 10 стр.167 170). Во-вторых, камнерезы расположили надпись на
боковой стороне, причем выполнили ее, абсолютно точно копируя весь трафарет,
сделанный на бумаге, причем выполнив её не по всей длине боковой стороны, а в
две строчки. Было бы естественно, если бы надпись нанесли на широкую, свободную
от каких-либо надписей или изображений сторону, однако камнерезы подошли к делу
формально и расположили надпись явно неудачно. В третьих надпись не только
давала привязку местонахождения Тмутаракани, но и указывала её расстояние до
Керчи, казалось, что она нанесена специально для потомков с единственной целью
– дабы они прекратили свой спор о Тмутаракани. Пролежав некоторое время в забвении,
в ограде Таманской гарнизонной церкви, камень «случайно» попался на глаза
бывшему сопернику М. – Пушкина по фаворитизму находящемуся уже в отставке Н. А.
Львову. Бывший архитектор Львов, собрав несколько обломков, составил проект
памятника «означающий прехождение остова Тамана под владение разных народов».
Проект представлял собой две генуэзские капители, которые сверху прикрывал Т.
камень, еще выше – камень античной Греции, а наверху – мраморное изваяние
воина. На обломке старой колонны по проекту должна была быть высечена надпись,
объясняющая значение камня, которая гласила: «Свидетель веков прошедших
послужил Великой Екатерине к обретению исторической истины о царстве
Тмутараканьском, найденный в 1793 г. атаманом Головатовым. Свидетельство его
свету сообщил граф Пушкин. Из бытия изверг Львов-Никольский в 1803 году при
начальстве майора Васюренцева при пастырстве протоирея Павла Домешко». Зимой
того же года Львов скончался. Попытка возвести этот памятник стало его
последним архитектурным проектом, который представлял собой простое
нагромождение обломков. Вызывает недоумение малозначительность самой надписи, а
также упоминание имени атамана Головатова, который на самом деле не имел
отношение к находке камня. Памятник так и не был сооружён, и камни остались
лежать в ограде церкви. При Павле I
вновь завели дело о Т. камне, которое на месте вели таврический губернатор
Жегулин и профессор П.С. Паллас. Эта высокая комиссия подтвердила подлинность
камня. И уже Александр I
своим
указом повелел считать местоположение древней Тмутаракани на Тамани. После того
как у мраморной плиты обрубили края до приемлемых размеров, камень был
доставлен в С.- Петербург и удостоен места в Эрмитаже (информация о Н.А. Львове
взята из газеты «Вечер Твери» 12. 05. 2006., статья Саши Антоновой// Загадка
Т.камня).
Со
временем, в том числе и на основе надписи на Т. камне была разработана
палеография других древнерусских надписей, хотя специалисты, изучающие
древнерусские тексты имеют небезосновательные претензии к самому языку надписи.
Так же непонятно почему именно в этом году замёрз лёд в Керченском проливе? Одна
из современных наук палеоклиматология говорит, что начало средних веков совпало
с наступлением малого климатического оптимума, так называемого Архызского
периода влажности и оледенения, который датируется срединой VIII -XIII веком н.э. Для климата того времени
была характерна пониженная увлажнённость, и поэтому происходило переселение
населения на 200 – 300 км к северу. Наиболее тёплый период этого оптимума
приходился на территории нашей страны как раз на 950 – 1200 годы, а малый
ледниковый период был зафиксирован с XIII по XVII век.
Это подтверждено пробами, взятыми современными учеными из векового льда в
Гренландии. Но для М.- Пушкина главным на тот момент было хоть как-то обозначить
и узаконить местоположение Тмутаракани именно на Азовском побережье. И
разбирайтесь потом потомки, какая зима была 900 лет назад в том районе холодная
или теплая. Но даже если предположить, что зима в тот год была очень суровая, и
пролив всё-таки перехватило льдом, то это был не тот лед, по которому следовало
бы ходить с рейкой. Он представлял бы из себя простое нагромождение подвижных
льдин, как например, в Беринговом проливе, и ходить там было бы опасно для
жизни даже в самый суровый мороз. К тому же не надо забывать, что солёная вода
замерзает при более низкой температуре, а также необходимо учитывать большую
аккумуляторную способность Чёрного и Азовского морей в плане сохранения тепла
накапливаемую за продолжительный летний период. А если бы море не замёрзло, что
тогда? Князь Глеб не смог бы замерить расстояние между двумя портами, да и
какая у него в этом была необходимость, если противоположный берег в том месте
можно увидеть невооружённым глазом. Может быть, граф считал, что проводя на тот
момент межевания недавно завоеванных земель, то же самое делали в прошлом
русские князья, якобы сгонявшие половцев с их «родовых кочевий». Вот таким
воровским образом и закрепилось местоположение древнерусского града Тмутаракани
– на Тамани. И эта М.-Пушкинская фальсификация надолго стала общепризнанной, и нахождение
там этого города не вызывало ни у кого сомнений. Хотя во второй половине XX века отечественная археология не смогла
чётко и уверенно ни подтвердить, ни опровергнуть, что этот город находился именно
на побережье Азовского моря. Там не было найдено никаких археологических руин,
которые бы четко подтвердили богатое летописное прошлое легендарного города, не
было вскрыто не одного поля боя, которыми должен был, судя по летописям
изобиловать этот регион. А все найденные там исторические находки, судя по
результатам проведённых экспедиций, относятся или к более ранним или к более
поздним временным эпохам.
Итак,
предполагая, что таинственная Тмутаракань находится в каком-то другом месте, во
всяком случае, не на Тамани, попробуем при помощи косвенных методов и топонимики
разобраться с местоположением этого города. Топонимика имеет свои правила и
законы, нарушение которых влечёт за собой грубые ошибки. Поэтому, решая
историко-географические задачи, не стоит забывать об элементарных законах
ономастики. Прежде всего, результат топонимического анализа во многом зависит
от точности фиксации самого географического названия. Географическое название,
если правильно понять его содержание, почти всегда обладает информационностью,
т.к. оно возникло в результате осмысленного акта названия. А этот город явно
отличается своим названием от других русских городов своей не типичностью, как
бы несуразностью и у простого человека это название всегда ассоциируется с дальней
провинцией, с глухоманью. А в научно-исторической литературе традиционно город
Тмутаракань принято считать местом пребывания князей «изгоев». Постараемся
перевести название этого древнего топонима, в котором смешались различные
языковые понятия, сложенные из четырех частей на современный русский язык.
Написание самого слова в первоисточнике встречается в различных вариантах, как
то: Тьмуторокань, Тмуторакань или Тмутаракань. Тму –
то [а] – ра [о] – кань:
Т [ь] му –
тьма – слово пришло к нам из тюркской лексики и по старорусскому счету
обозначает десять тысяч;
Та – (пока
перевода нет) – возможно, рукотворная (река);
ра –
река, и не просто река, а величественная река;
кань –
каган, город кагана.
Географическое
название, как и всякое имя собственное, социально. Оно возникает из
практической потребности людей назвать тот или иной объект. Какая же из
характеристик объекта окажется той, что даёт основу для названия, зависит от
уровня и характера экономического и политического развития общества и от
социальной психологии людей. Получилось, что это город, где протекает десять
тысяч великих Каганских рек. Предположим далее, что вопреки миллеровской
концепции истории русские воины все-таки ходили в Италию в походы против римских
кесарей в средние века. Где же тогда в Италии на берегу морского залива мы
найдем такой город? Где протекает десять тысяч Каганских рек? Это, безусловно,
Венеция, построенная в живописной бухте мелководной морской лагуны, как в старину
говорили «лукоморье». Отделённая от неспокойного моря песчаной косой, она и
сейчас пленяет своей красотой и своими многочисленными каналами, теми самыми
коганскими реками, вернее, рукотворно сделанными по воле когана, властителя
многих земель, которому, безусловно, принадлежала и Италия, вернее, Северная её
часть с плодородной долиной реки По. В связи с этим стоит поискать в Италии и
других странах Средиземноморья названия таких городов и областей, где до наших
дней сохранилось и присутствует часть слова «кан» или «кон», т. е. Каганский.
Рядность
географических названий заключается в положении какого-то одного из них в ряду
себе подобных. Такой тезис подтверждается многими примерами, что позволило В. А.
Никонову говорить о законе ряда: «Названия
никогда не существуют в одиночку, они всегда соотнесены друг с другом. Чтобы
выяснить происхождение названия необходимо, прежде всего понять, что оно
возникло не изолировано, а лишь в определённом ряду названий» (В.А. Никонов
«Введение в топонимику» М. 1965г). Приведу пример такого ряда для русских
городов, названия которых дошли до нас из позднего Средневековья: Белополье,
Борисполь, Всполье (пригород Владимира, находящийся сейчас в
черте города), Гостинополье, Долгополье, Златополье, Краснополье,
Каргополь, Ряснополь, Святополье, Старополье, Триполье,
Чистополь, Юрьев – Польский, Ямполь, Ярополец и т.
д.. В этих названиях ярко выражен закон ряда, кроме того каждое название должно
специфически выделятся из данного ряда.
Попробуем
составить топонимический ряд в алфавитном порядке для нашего случая в
предполагаемом мною районе Средиземноморья. Итак: Аканту – порт на
острове Кипр; Анкона – город на Адриатическом побережье Италии; Ватикан
– один из семи римских холмов, дом когана, где и по сей день размещается
римская курия; остров Крит в старину называли Кандий – остров когана
Дия, а один из портов на этом острове имеет название – Ханья (!?); Канделара;
Канны – селение в Юго-Восточной Италии (область Апулия, место знаменитой
битвы); Канельяно; Казакандителле (область Абруцци); Конкорецо
(Corica) ныне
Герц; Монфальконе; Понт-Канадите; Тмутаракань (Венеция) –
город, где размещалась, своя независимая от Рима курия; Таскана –
название местности в центральной Италии, где ранее проживали этруски; Лукания
– область на юге Италии, с одноимённым озером. Этот ряд можно существенно
расширить, если более целенаправленно изучать древнюю географию и названия старых
городов Апеннинского п-ова и тех Средиземноморских портов, которые когда-то
находились под властью Венецианской республики. При этом надо понимать, что они
получили свои названия с этим корнем задолго до ее образования. Например: не
так давно итальянскими подводными археологами был найден город Конка
(описанный ещё «древними» географами), который они обнаружили на морском
мелководье недалеко от курортного городка Габичче. Морские порты с таким корнем
есть во Франции – Кан, Канн; в Испании – Аликанте, на
западе этой страны есть горы, название которых Кантабрийские. Особо в
этом ряду стоит упомянуть обширную территорию на юго-востоке Европы – Балканы,
которая была завоевана в давние времена неким могущественным каганом Балтом,
его имя носит также Балтийское море. Черный континент в древности так же имел
этот корень и назывался Африкан. Великий завоеватель античности Александр
Македонский также носил этот титул, в Средней Азии его называли Искандер
Двурогий.
На
побережье же Азовского моря и прилегающей к нему Донской степи мы такого ряда географических
названий не обнаружим, за исключением одной (!) «причерноморской Тмутаракани»
(Тмутархи) появившейся там, не без участия обер-прокурора А.И. Мусина–Пушкина с
его липовым мраморным камнем. Впоследствии название города Тмутаракань в Северной
Италии с уходом оттуда славян было забыто или сознательно вычеркнуто из
исторических «анналов» и у этого города осталось его второе название,
опять-таки славянского происхождения – Венец, ведь именно на венцах, на бревнах
из лиственницы стоит этот город. Благодаря большому содержанию в её древесине
смолистых веществ это дерево не гниёт в воде, и чем дольше свая, изготовленная
из него, находится в ней, тем крепче она становится. Как эти лиственницы попали
из Сибири в Италию? Кто повелел возвести этот архитектурный шедевр в мелководной морской лагуне? Не иначе
как по Каганскому указу. Это был, по сути, венец творения свайно–водяных
поселений, которые были найдены впоследствии подводными археологами в других
районах Италии и в озёрах Швейцарии. Хотя некоторые историки предлагают
переводить название этого города от слова «венценосный», т.е. город, где
венчались на царство эти самые каганы. Недаром на гербе Венеции изображен лев –
символ царской власти, и этот символ говорит о многом! Скорее всего, именно под
этим городом и следует понимать раннесредневековый, легендарный город Царьград,
к которому так часто ходили наши первые князья за данью, а не в пресловутый
Константинополь, который непонятно зачем так много раз осаждали. Многие читатели
удивятся, мол, что за бред? Какой Каган? Какой властелин земли? Причём тут
Венеция? О чем вообще речь? Ведь история средневековой Западной Европы X-XII веков давно написана, все события
датированы, практически все исследовано.
Если и были какие-то каганы или ханы, то они явно правили не в это время и не в
этом месте, а где то далеко на Востоке, в «дремучей» Азии. В центр же Европы
тем более в Италию их бы и близко не пустили в XII-м то веке.
Но
так ли все было на самом деле. После того, как становится понятно, насколько глубоко
была сфальсифицирована история Древней Руси и всей Западной Европы, а настоящие
и правильные исторические документы и манускрипты были безжалостно сожжены и
уничтожены на средневековых кострах инквизиции – аутодофэ, что значит буквально
«дело веры». Почему это происходило? Почему так остервенело, уничтожались
памятники архитектуры, сжигались и смывались рукописи, предавались анафеме
великие учёные и просветители того времени. Наша задача выяснить, было ли это,
если да то когда и так ли было, как сказано, и если не так, то почему так написано,
то есть ради кого или чего введено искажение прошлого. Складывается такое
впечатление, что некое высокопоставленное преступное сообщество людей,
руководствуясь клановыми интересами и опираясь на безнаказанность и
вседозволенность, планомерно и целенаправленно уничтожало вещественные
доказательства и культурные ценности предыдущей эпохи. Уничтожались также все
улики, которые могли в будущем пролить свет на их неприглядную деятельность в
плане создания этими «учеными» новой истории, и новой хронологии для своих
царствующих повелителей. А прикрывали они свои деяния именем Господа, ведь именно
в период с XVI – XVII веков под руководством религиозных
фанатиков, молодые и амбициозные «западные просветители» в том числе так
называемые итальянские «гуманисты» начали переписывать историю мировой
цивилизации в нужном для себя аспекте. Как не странно это прозвучит, но большую
роль в этом процессе сыграло быстрыми темпами развивающееся книгопечатание.
Древние манускрипты, трактаты и рукописи, переписываемые в течение столетий от
руки, исправлялись ими и фальсифицировались в нужном для себя ключе, а затем
тиражировались в массовом количестве, подлинники же затем уничтожались. До
нашего времени сохранились лишь те литографии, которые не несут, какой либо
важной информации и блещут своей бессодержательностью. Но уничтожить все
письменные и архитектурные памятники предыдущей эпохи было физически
невозможно, слишком большое культурное наследие за трёхсотлетний период своего
правления оставила после себя Великая могольская империя, распространявшая своё
влияние на весь мир, в том числе и на всю Западную Европу. Впоследствии было
решено перенести все её культурные и технические достижения на более ранние
исторические вехи и разбить их по частям. А когда из небытия всплывал тот или
иной документ или литературный памятник предыдущей эпохи, как это случилось со
«Словом» или к примеру с поэмой Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»
(подлинник которой тоже был безвозвратно утерян), то сразу же официальные
историки и предвзятые исследователи старались субъективно датировать их более
ранним временным периодом. Чтобы эти вновь открытые произведения четко
укладывались в нужную хронологическую сетку, которую не так давно сформулировали
и «обосновали» их научные предшественники и учителя. Подлинники же являвшиеся
ненужными свидетелями в более позднее время уничтожали более изощрённо и не так
открыто, как это делалось ранее, а эти «ученые» предлагали уже на суд публике
более «правильную» и отредактированную копию этого произведения. Анализ
сохранившихся летописей, к сожалению, показывает, что документы, дошедшие до
нас не исторические, а литературно-политические и содержат мало информации для
выявления действительного положения дел. В них были собраны народные преданья,
былины и рассказы, явно противоречащие друг другу, вследствие чего они стали
крайне тенденциозными. В них одни и те же политические персонажи живут и
действуют в разные исторические эпохи, повторяя через поколение судьбу своих
предшественников, при этом существуя как бы вне времени и пространства.
Общеизвестен
пример такой исторической инсценировки – это Никоновская летопись, названная
так по принадлежности одного из её списков патриарху Никону. Основная часть
этого свода была составлена около 1539 – 1542 г. в книгописной мастерской
митрополита Н.А. Даниила. И представляет собой громадную компиляцию, созданную
на основе многих, в том числе не сохранившихся до нашего времени источников.
Составители Никоновской летописи подвергли имевшиеся у них материалы
значительной редакционной обработке и создали концепцию, согласно которой
руководящая роль в образовании Русского государства принадлежит московским
князьям, действовавшим в союзе с церковью. Несколько позднее в 60 – 70 годах XVI в. был составлен иллюстрированный
Лицевой летописный свод для этой летописи, что свидетельствует о стремлении
придать ей характер официального толкования исторических событий. И всё-таки по
косвенным источникам, которые пережили тёмные времена мракобесия можно сделать
определённые выводы. Например, вспомогательная историческая дисциплина «сфрагистика»
изучающая печати, частично поможет нам в решении этого вопроса. Ведь печати,
сохранившиеся в отрыве от документов, которые они когда-то скрепляли, зачастую
становятся важнейшими источниками для изучения различных институтов государственной
власти в ту или иную эпоху. Среди сфрагистических памятников Киевской Руси
существует небольшая группа, представленная семью печатями. На них с одной
стороны изображён Святой Клемент IV
(считавшийся
третьим, после апостола Петра, римским папой, по легенде сосланным императором
Трояном на каторжные работы в Корсунь, умер ок. 101г. и попал в число святых,
как один из первых христианских мучеников), а с другой надпись: «От Ратибора».
Особо следует отметить, что на них впервые употребляется для надписей русский
язык («Археология СССР. Древняя Русь. Город, замок, село». Под общей ред. Б.А.
Рыбакова Наука М. 1985 стр. 382 табл.155 № 8). В ранней славянской литературе
культ Клемента занимал самое почётное место, у славян возникают Житие Клемента,
«Слово об обретении его мощей», проложные сказания. Культ Клемента имел большое
значение и для раннего русского христианства. В Десятинной церкви имелся придел
в его честь, а Титмар Мерзебургский, побывавший в Киеве в 1017 году прямо
называет эту церковь храмом святого Клемента. В корсунском сказании говорится о
перенесении Владимиром мощей Климента и его ученика Фива в Киев. Прославления
Климента в первую очередь добивалась, прежде всего, Десятинная церковь,
поскольку она претендовала на его наследство. «Слово об обновлении Десятинной
церкви» прямо посвящается Клементу и представляет его заступником, патроном
всей Русской земли. Киев же превосходит славой другие города именно потому, что
в нём находятся мощи этого святого. Клириком Десятинной церкви написано «Чудо
св[ятого] Климента о отрачати». Через притчу об отроке говорится, о спасении
русского народа, которому покровительствует Клемент, пришедший из Рима через
Корсунь в Киев. (Лавров П.А. «Жития херсонских святых» стр. 44-46; 174-175)
Ю.К. Бегунов убедительно датирует это произведение временем Изяслава Ярославича
(ум.1078) и указывает на постепенное оттеснение культа Климента с конца XI века
новым святым – Николой, культ которого, видимо, был связан с Софийским собором.
(Бегунов Ю.К. «Русское Слово о чуде Климента Римского и кирилло-мефодиевская
традиция» Slavia (Praha) 1974 с. 38-41). Все семь печатей
своеобразно оформленные, принадлежали крупному сановнику некняжеского
происхождения Ратибору (? – 1113), который сначала был посадником Великого
князя Всеволода Ярославича в Переяславле, а с 1079 г. стал его представителем в
Тмутаракани, чтобы держать под контролем это постоянное убежище князей-изгоев.
Участник походов на половцев, в 1100 году он присутствует на Витичёвском съезде
(Витичев – город южнее Киева). А в 1113 году Ратибор уже в качестве киевского
тысяцкого участвует в знаменитом совещании князей в Берестове, где окончательно
были поделены между участниками походов, завоёванные ими на Балканах и в Северной
Италии земли (Берестов - княжеское село под Киевом, не путать с городом
Берестье на реке Мухавец – современный Брест). Ратибор к тому же являлся одним
из авторов «Устава Мономаха», который наряду с «Правдой Ярослава» и «Правдой
Ярославича» вошел в свод законов Древне Русского феодального права под общим
названием «Русская Правда». А также участвовал в разработке правил
регламентирующих деятельность ростовщиков. Надо заметить, что не только славяне
воспользовались законами ушедшей в небытие римской империи. Так у салических
франков появилась «Саличенская правда», у рипуарских – «Рипуарская правда», у
древних саксов «Саксонская правда» и т. д. До принятия этих кодексов общинная
жизнь славян строилась на основе так называемого обычного не писаного права,
восходившего к древним временам. На долю Русской Правды выпало юридическое
разрешение противоречий, возникающих в результате становления и развития, новых
общественных отношений в стране. Нововведённое законодательство позволяло
уловить перемены именно в этой области. Под названием Русская Правда скрывается
целый комплекс документов XI - XII веков. В древнейшей её части в Правде
Ярослава законодатель ещё не отказывается от обычая свойственного родовому
строю, такому как кровная месть. Но в ней предполагается возможность другого
способа разрешения конфликта, который ограничивает разрушительную силу этой
дикой традиции и соответствует уже государственному взгляду на месть. В более
позднем законодательстве в Правде Ярославичей (сост.1072г.) кровная месть уже
запрещена – вместо неё пострадавшая сторона получает материальное возмещение, а
виновные наказываются уже не самосудом, а княжеским судом. Разбирая судебные
дела, удельные князья подбирали из «Правды» своего племени соответствующие
постановления и налагали наказание, которое там было указано. Главным образом в
ней предусматривалось защита жизни имущества княжеских дружинников и слуг, а
также включалось обязательное и наследственное право, но многие сферы жизни
по-прежнему не затрагивались нормами Русской Правды. Наличие на печатях
Ратибора фигуры святого Климента наводит на мысль, что провинция, где он был
полным хозяином, была именно в Италии. А свои обширные юридические знания он почерпнул
у латинов, которые попали к нему в политическую и экономическую зависимость
после завоевания славянами их земель, на чем, собственно говоря, и настаивали в
своих работах Ломоносов, Крекшин и другие историки петровской эпохи. Ратибор в
полной мере использовал доставшееся ему в наследство от развалившейся Западной
Римской империи «Римское право» для составления «Русской правды». Основным
стержнем Римского права, которое римляне в свою очередь позаимствовали у
этрусков, было право частной собственности. Как и другие виды «вещных» прав они были всесторонне и
тщательно разработаны и имели богатую, многовековую юридическую практику. Важное
место среди институтов Римского права занимает обязательное право и прежде
всего - договор (Contractus). Разработанная римскими
юристами система договоров обеспечивала, прежде всего, стабильность торгового
оборота в государстве. Ратибор и его сподвижники при введении нового
законодательства не слепо копировали римские законы, они учитывали местные
традиции и национальные особенности славян. Ещё в конце XIX столетия было указано на некоторые
латинские черты в древнерусском праве (Н.С. Суворов «Следы
западно-католического церковного права в памятниках древнерусского права»
Ярославль,1888г). Общность этих двух юриспруденций дошла и сохранилась в том или
ином виде до наших дней.
Как
только становится понятным, куда и против кого водил Игорь свои полки,
большинство «темных мест» в «Слове» проясняются и практически всё становится на
свои места. Текст приобретает внутреннюю связанность. Все звери и птицы, которых
описывает Автор в своём произведении, сразу же гармонично вписываются в свою
естественную среду обитания. Никакой степью даже близко «не пахнет», само слово
степь ни разу не встречается в «Слове». Многочисленные комментаторы просто
отождествляют её с полем, что в корне неверно, под полями следует понимать
плодородные и живописные поля в долине реки По на которых с давних пор
выращивались пшеница, рис, ячмень культивировались оливки и виноград. А
степняки, надо заметить, как раз участвуют в походе на стороне Игоря и являются
его главными союзниками в борьбе против половцев. Авары, аланы, адыги - это не
какие-то дикие азиаты, а бывшие давние соседи славян, которые все вместе в
далекие времена, во время Великого переселения народов вышли с Иранского нагорья,
с Алтая, из Индии и расселились по всей Южной Европе, в том числе в Северной
Италии и на Балканах. Они осели в тех местах, частично ассимилировались с
местными племенами, именно они несли свет первоначального культурного
просвещения. Назовем этот процесс протославянской колонизацией. Тмутараканский
же удел Киевского княжества в начале XI века был самой отдалённой западной резиденцией русских
великих князей (каганов), и на протяжении двухсот лет он был своего рода
кошельком империи, её культурным, финансовым и торговым центром, который они
постоянно обустраивали. Но со временем вследствие династических споров и
религиозной розни бывших соплеменников, Тмутаракань становится камнем
преткновения и спором на право владения между бывшими союзниками и недавно появившимися
в этом регионе племенами половцев, военные вожди которых тоже хотели заполучить
свою долю от экономической деятельности города и всего региона. Вследствие
всего этого князем Игорем была предпринята, говоря современным языком, военная
экспедиция в Венецию (Тмутаракань), за сбором дани, которую половцы (пленена
гузов), ставшие на тот момент там полными хозяевами, давно уже не выплачивали
(они «отложились»). Заодно Игорь хочет укротить своенравный удел, который
стремится к экономической и политической самостоятельности и всеми силами
старается отойти от своей бывшей метрополии в Киеве. На тот момент Венеция была
главным посредническим центром мировой торговли между Востоком и Западом, это
был своеобразный «Уолт Стрит» раннего средневековья: щёлк, пряности, меха,
ювелирные украшения, изделия из керамики, оружие, природные красители (индиго),
которые добывались только на востоке, абсолютно все виды товаров проходили
через её порт. Культурный и научный обмен знаниями, торговые экспедиции в
далёкие земли, всё финансировалось оттуда. Там закладывались основы банковской
системы и оттачивались механизмы различных видов кредитования. В Венеции впервые
стали страховать морские грузы, а также заключались практически все крупные
сделки того времени. Именно в Венеции зародились и вошли в словарный оборот
многие финансовые, торговые и математические термины, которыми до сих пор
пользуются бизнесмены и экономисты всего мира. Перечисление их займёт не одну
страницу. После падения в 1453 году Константинополя Венеция в силу ряда
обстоятельств, утратила своё геополитическое влияние в мире. Это можно
объяснить тем, что Турция (Порта) поставила под свой контроль основные пути на
Восток, а эпоха Великих географических открытий переориентировала основные торговые
пути на Запад. Центр же европейской и мировой торговли на короткий и
непродолжительный по историческим меркам срок, переместился в Геную. Генуэзцы
не преминули воспользоваться хорошо налаженными торговыми связями венецианцев,
их громадным опытом и финансовыми средствами, которые они заполучили в ходе
междоусобной войны. После того как Генуя захватила лидерство торговле, этот
приморской город преобразился до неузнаваемости, там с невероятной быстротой
возводятся роскошные дворцы, стали расти и богатеть кварталы купцов и
ремесленников, расширяется порт, строятся мощные фортификационные сооружения.
Всё это царское великолепие дошло до наших дней. Ведя на Запад, к Венеции (в
Тмутаракань) по старым и хорошо знаемым речным, степным и горным дорогам свои
полки Игорь, безусловно, надеялся на успех. Относительно недавняя, громкая
победа русской дружины над половцами под началом его отца Святослава, окрыляла
русичей и вселяла в них уверенность. Почему Игоря постигла неудача в том
злополучном походе? И в чём кроется причина? На эти вопросы я и постараюсь
ответить в своей работе.
Теперь
о времени: когда же мог состояться сам поход? Дату 1 мая 1185 года, которая
считается общепринятой, многие независимые исследователи ставят под сомнение.
Почему? Какие могут быть сомнения в этом вопросе? Первоиздатели взяли дату из
Ипатьевской летописи, советские астрономы своими расчетами подтвердили, что да
1.05.1185г. в районе Курска действительно наблюдалось частичное солнечное
затмение, при этом сама полоса полного солнечного затмения прошла с запада на
восток в районе Великого Новгорода. И вот А.Н. Лаврухин в полемической статье
«Многоточие академика», опубликованной в своём интернет журнале (an-lavruhin. livejornal. com) утверждает, что имеются расхождение
даты выступления в самих источниках. И эти противоречия, к сожалению
малоизвестны широкому кругу читателей. Так, например Ипатьевская летопись
совершенно точно указывает дату начала похода - 23 апреля и как вариант 13
апреля по её Хлебниковскому списку, т.е. в ней утверждается, что Игорь выступил
в поход до 1 мая. А в Лаврентьевской летописи утверждается, что поход был начат
после солнечного затмения 17 мая. Значит, предполагает он, какая-то летопись из
двух была сфабрикована, и, по сути, он прав, не замечать такое несоответствие
нельзя. От учёных занимающихся проблематикой СПИ, хотелось бы услышать хотя бы
какое-то внятное объяснение этого противоречия. Но они публично не дискутируют
по этому вопросу, считая, что обсуждать в принципе нечего. А ведь по большому
счёту проблема датировки начала похода упирается в вопрос достоверности самой
рукописи «Слова», и, уходя от обсуждения этой проблемы, они невольно
подогревают идеи тех ученых, которые несмотря ни на какие доводы по прежнему
стремятся подвергнуть сомнению подлинность этого литературного памятника. Я
считаю, что промежуточный военно-полевой стан, где происходил сбор основных сил
после перехода по Галиции и Дунаю, и в котором дружину Игоря застала полоса
полного солнечного затмения и, где проходил их смотр и войсковой круг, был, не
там, где его обычно принято размещать, а совершенно в другом месте. Это как раз
тот случай, который учит нас не поддаваться гипнозу слов «доказано
астрономически» и каждый раз проверять все дополнительные предположения.
Солнечные
и лунные затмения бывают сравнительно часто, но они видны не из всех местностей
земной поверхности и поэтому многим людям кажутся редкими. С. затмение всегда
происходит в момент новолуния, но не в каждое новолуние происходит С. затмение.
Из-за наклона орбиты Луны к плоскости земной орбиты на 5о 9/, Луна обычно немного
«промахивается» и проходит выше или ниже Солнца в момент новолуния. Однако не
менее 2х раз в году (но не
более 5) тень Луны падает на Землю и происходит Солнечное затмение, причем одно
из них, как правило, полное или кольцеобразное и они являются своеобразными
отпечатками пальцев в хронологии. В среднем за 100 лет происходит 238 солнечных
затмений (83 кольцеобразных, 71 полных и 84 частных), при этом каждая местность
на земле получает в среднем одно с затмение с фазой не меньше 6 баллов на
протяжении 10- 20 лет до или после любой даты. К примеру, занимаясь пред вычислениями
затмений и проблемами хронологии, известный русский астроном М. А. Васильев
(1893 – 1919) в своей книге «Каноны Русских затмений» (Изданной 1915 г.) задаёт
интересный вопрос, на который нет ответа. Во всех летописях, дошедших до нас
должно быть описание по крайне мере 400 солнечных затмений, а реально, если
разбирать все списки, до нас дошло описание только 40. Где же описание
остальных затмений? В своей книге Васильев, стараясь устранить этот пробел,
приводит свои расчёты солнечных и лунных затмений с 1060 по 1715 год на
Среднерусской возвышенности (канон Васильева переиздан в работе Д.О. Святского
«Астрономические явления в русских летописях»).
Каждое
полное солнечное затмение происходит в узкой, шириной 250 – 270 км, и притом в
определённой части земной поверхности. А от года к году положение этой полосы
значительно меняется, вследствие сложной Лунной орбиты на которую кроме Солнца
и Земли, влияет притяжение других планет (скажем Юпитера). Сами затмения при
этом периодически повторяются, через определённый промежуток времени, так
называемый сарос равный 18 лет 11 дней 7 часов, за который происходит 41
солнечное из них 10 полных и 29 лунных затмений. Но лунная тень в следующий раз
проходит уже в другом районе земли, т. к. сарос не содержит целого числа суток,
а за избыток 1/3 суток (сверх 6585 дней) Земля повернётся вокруг оси примерно
на 120о. Поэтому лунная тень пробежит по земной поверхности на те,
же 120о западнее, чем 18 лет назад, к тому, же и Солнце с Луной
будут находиться на несколько иных расстояниях. По местности, в которой
происходило полное или кольцеобразное солнечное затмение, в современных
условиях с помощью вычислений можно абсолютно точно установить его дату. Если
мы знаем место, где произошло затмение, то мы без труда узнаем время, когда
произошло то или иное описанное в летописи событие, и наоборот. Но пока, ни
времени, ни места, где происходил «войсковой круг» во время которого и
произошло описанное в «Слове» затмение, мы не знаем, если не считать
традиционной версии. У меня
есть одно предположения по этому поводу. Первоначально в районе современной
Белой Церкви на Украине (по старому г. Юрьев), полки Игоря и Всеволода
встретились в этом месте и уже отсюда ушли в поход на половцев в Северную
Италию. Одна половина водным путем по рекам: Рось, Днепр, Дунай, Сава и Купа
(Лаба). Другая половина полков – конным переходом через Ужгород, Волынь и
Венгрию, вдоль Тисы или по ней к слиянию рек Дунай и Сава. И как вариант –
место, где могло застать солнечное затмение Игореву дружину, это район Белграда
(Сербия), возможно, там встречались и приводили себя в порядок после
длительного перехода перед последним броском через горный волок основные силы
Игоря и Всеволода. Если бы полоса солнечного затмения прошла в районе Курска
или Киева, то вероятно князь Игорь отложил бы сам поход, потому что киевские
звездочёты наверняка бы предупредили его о скором наступлении знамения в этом
месте, т.к. они могли точно предсказывать, как лунные, так и солнечные
затмения. В своих расчетах средневековые астрономы использовали не современный
сарос, а его утроенное значение в 19756 дней (54 года 33 дня) заимствованное у
греков, эти знания перешли к ним от астрономов древнего Востока (шумеры) и который
был подтвержден длительными наблюдениями на большой территории. При
использовании этого периода излишка в 1/3суток (сверх 6585 дней) не получалось,
поскольку 3 x 1/3
=1 суткам, и предсказанные затмения проходили на той же территории, но,
конечно, уже с несколько иными фазами. В конце сароса взаимное расположение в
системе Земля – Луна – Солнце повторяется с такой высокой точностью, что её
вполне достаточно для предсказания солнечных и лунных затмений, если известны
прошлые затмения с начала сароса. Все эти небесные явления скрупулезно
отмечались в летописях, следовательно, прибавляя этот период к датам прошедших
затмений, монахам нетрудно было предсказать даты, с точностью до 1 – 2х
суток, ожидаемых затмений. Правда, в связи с постепенно изменяющимися условиями
повторения затмений изредка какое-то затмение не наступало, но остальные
чередовались в правильной последовательности. К тому же знание сароса не всегда
дает точный прогноз, что полоса затмения пройдёт в предсказанном оракулами
районе. Об ожидавшихся, но несостоявшихся затмениях тоже имеются записи в
древних летописях. Из района же Белграда (Сербия), где вероятно и произошло
описанное в «Слове» затмение, и местоположение которого киевским астрологам
предсказать было практически невозможно, полкам Игоря возвращаться уже не было
смысла. К тому же сразу после литературного описания затмения в «Слове», идёт
непосредственное перечисление земель на тот момент принадлежавших уже половцам:
Влозе, Поморие и т. д., ведь именно живущих на этих землях половцев предупредил
своим криком Див (Дэф).
В традиционном же понимании местоположения
военного стана в районе Курска сомнительно в том плане, что Солнце в этом месте
во время с. затмения 1185 г. было ущербно всего лишь на треть, и смотреть на
него не защищая глаза, было невозможно. А при условии облачности и если заранее
не знать что в этом районе состоится затмение, его можно было совсем не
заметить. Так что в любом случае первоначальный вариант солнечного затмения
1.05.1185 г. применительно к «Слову» оказывается неверным, и если у
современного исследователя нет веры летописям, то остаётся только одна надежда
на археологию. Окончательный ответ на вопрос о датировке битвы на реке Каяле
можно будет дать только после археологических изысканий в предполагаемом мною
районе, недалеко от дельты реки По, и объективного радиоуглеродного анализа тех
предметов, которые будут найдены на месте этого сражения. А также после
астрономического просчёта полос полных солнечных затмений в районе Балкан, на
территории современной Сербии (по старому в Шумадии) или Византии в тот период.
В точке пересечения этих двух условий мы и найдём искомую дату. И надо помнить
о том, что дань собранную Игорем в граде Тмутаракане и затопленную им в Каяле
ещё никто не нашел и не поднял со дна реки. И если этот клад будет со временем
обнаружен, то по найденным в нем вещам и монетам, можно будет определить
примерное время похода. Проблема датировки похода
напрямую связана с другой научной проблемой, с датировкой
написания самого произведения. К примеру, исследовательница Н.С. Демкова
датирует «Слово…» срединой 90х г.г. XII века.
Она считает, что верхней границей написания «С.» является май 1196 года – время
смерти Всеволода Святославича: «здравица» в его честь в конце песни, бесспорно,
свидетельствует о создании «Слова» до его смерти. Нижняя граница - июль 1194 г.
время смерти великого князя киевского Святослава Всеволодовича. По мнению
Демковой отсутствие «здравицы» ему в конце поэмы и характер «сна Святослава»
говорят о том, что произведение писалось после его смерти. Политическая
ситуация периода 1194 – 1196 гг., как считает Н.С.Демкова, отвечает многим
характеристикам и образам (См. Демкова Н.С. «К вопросу о времени написания СПИ»
- Вести. ЛГУ, 1973, № 14 Ист., яз., лит., Вып. 3 с 72-77).
Говоря
о «Слове», нельзя обойти вниманием ещё одну любопытную деталь. В каждой научной
работе советского периода, посвященной «Слову», как молитва была вставлена
цитата из трудов марксистских классиков, а иначе её просто не опубликовали бы в
печати, я её тоже приведу для молодого поколения. К. Маркс в письме к Энгельсу
пишет: «Суть поэмы - призыв русских князей к единению как раз перед нашествием
собственно монгольских полчищ, вся песнь носит героическо - христианский
характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно» (К. Маркс и Ф.
Энгельс «Сочинения» 2 издание Т. 29 стр.16). В принципе такой анализ
произведения вроде бы верный, только, причем тут монголо-татары. Автор «Слова»
был, безусловно, гений, но не пророк. Основная идея «Слова» заключается в том, чтобы
убедить удельных князей соблюдать сложившиеся столетиями определенные и всеми
признанные законы престолонаследования, так называемое «листвичное право», где
основным и главным претендентом на престол является старший сын великого князя.
Если же по каким-то причинам его не стало, то на престол становится старший
рода. Например, дядя, но, ни в коем случае не младшие дети князя. Их доля это
удельные, провинциальные княжества. Но, как известно, идеальных законов не
существует, и не все правители бывают великодушными, проницательными и мудрыми.
Поэтому Автор «Слова» постоянно приводит примеры того, к чему приводили распри
в прошлом и к чему может привести назревающая на тот момент княжеская усобица.
Всеми признанный, а главное законный князь на престоле - вот одно из основных
условий гармоничного развития государства, укрепление его политической,
экономической и военной мощи, способное дать отпор любому завоевателю. В
заключение своей статьи хотелось бы сказать, что в работах западноевропейских
историков с XVIII
столетия красной нитью проводится мысль о полной противоположности исторических
судеб России и Европы, об азиатских корнях русской культуры и
государственности. Сильное влияние в этом плане оказала немецкая классическая
философия, к примеру, Гегель наделяет лишь Запад правом «свободно творить в
мире на основе субъективного сознания». Представление о России, как об
азиатской державе, якобы угрожающей всей европейской цивилизации, служило, да и
по сей день служит, воинственно настроенным западным политикам одним из
«идейных обоснований» непримиримой враждебности к нашей стране. Превращение
России в огромную чуждую Западу геополитическую и историческую величину
породило в западной историографии XIX – XX вв.
крайне враждебную интерпретацию всей русской истории и политики, приписывая
России монополию на агрессивность, а в их трудах доминирует извечная тема
русского варварства и реакционности. Стремясь опровергнуть все эти домыслы,
русские учёные XIX
века сосредотачивали своё основное внимание на общих явлениях в истории России
и Западной Европы, на их культурных связях. В результате чего разработка
«русско-азиатской» проблематики отошла на второй план. Лишь в советское время
положение заметно изменилось, появился объективный подход, стали публиковаться
новые работы, посвящённые культурным связям Киевской Руси и Востоком.
Достижения в области изучения культуры современных и древних народов Азии
позволили навсегда покончить с отождествлением понятий «азиатский»,
«варварский», «примитивный».
Так
в средине 70х годов XX
века
известный казахский поэт Олжас Сулейменов в своей книге «Аз и Я» совершенно
справедливо отмечал то, что кочевники внесли большой положительный вклад в
русскую историю и культуру той эпохи, он сто раз прав, когда говорит, что
«Слово» густонасыщенно тюркской лексикой. Все эти ценные наблюдения Сулейманова
вызвали резкую критику со стороны некоторых славистов, филологов и историков - медиевистов.
Традиционные толкователи «Слова» сразу перешли в наступление, вот их основные
работы: А.А.Дмитриев, О.В. Творогов «Слово о полку Игореве» в интерпретации О.
Сулейменова// Русск. Литература 1976 г. №1 стр. 257; Селезнёв Ю. «Мифы и
истины» Москва №3 1976. Его книга сразу же подверглась жестокому разгрому,
которому не подвергалась ни одна работа, посвящённая этому древнейшему
памятнику русской литературы. Стенограмма экзекуции Сулейменова публикуется в
журнале «Вопросы истории» № 9, за 1976 год. Но полемика, вызванная его работой,
и вопросы, поднятые им, ещё раз говорят о необходимости более глубокого изучения
взаимоотношений Киевской Руси, как с Западом, так и с Востоком. Мой
«Альтернативный перевод» исходит из определённой исторической гипотезы, многие
положения которой по независящим от меня обстоятельствам, опираются не на
стройную систему доказательств, а на умозрительную схему автора. Но в
дальнейшем не исключено что их развитие приведёт со временем к её подтверждению.
Сложных вопросов в этой теме много, источники не полны, отрывочны, разноречивы
и выявление истины достигается с большим трудом. Главное в такой ситуации
правильно показать направление поиска, и положительный результат не заставит
себя долго ждать. Своё вступление я хотел бы закончить цитатой из книги О.О. Сулейменова
«Аз и Я», в своей работе он пишет: «Слово – своеобразный тест, проверяющий
знания, мировоззрение и творческие способности читателя его психологическую
подготовленность к встрече с историей. Оно, как лакмусовая бумажка, определяет
читательскую среду – в одном прочтении краснеет, в другом – синеет. А иногда и
белеет… «Слово» не должно быть средством, как, впрочем, литература и наука
вообще. Оттого, как ты прочтёшь, чью точку зрения поддержишь, а чью
опровергнешь, не должно зависеть твоё бытование. Ты обязан быть предельно
свободным в оценке работ своих учителей. Аксиома, но требующая доказательств
практической творческой жизни».
Альтернативное литературное прочтение
«Слово о полку Игореве».
Не приукрасить ли сейчас нам, братья, и начать старинными
словами наш рассказ печальный о дружине Игоревой? Игоря Святославовича! [1]
Начнем же песню эту по былинам своего времени, а не по
замыслам Бояновым. Боян [2] же вещий, если кому хотел песнь свою исполнить, то
растекался маслием (мыслию) по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под
облаками. Помянет в песне своей первых времен усобицы, тогда пускали десять
соколов на стаю лебедей, которая ускользнет (от погони), та первая пела песню:
старому Ярославу [3], храброму Мстиславу [4], зарезавшему Редедю перед полками
Касожскими, красивому Роману Святославличу [5]. Боян же, братья, не десять
соколов на стаю лебедей пускал, он свои вещие персты на живые струны воскладал,
те струны сами князьям славу рокотали.
Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира [6]
до нынешнего Игоря, который стянул ум крепостью своею, и заострил сердце свое
мужеством, наполнившись ратным духом, наведя свои храбрые полки на землю
Половецкую, за землю Русскую!
О Боян! Соловей старого времени! Как бы ты прославил те
полки? Скача соловьем по маслёному (оливковому)
дереву, летая умом под облаками, свивая славы обе половины нашего времени, идя
тропой Трояньей [7], через поля на горы. Спел бы так песню Игорю, своему
«внуку»: «Не буря соколов занесла через поля широкие Галиции[8], стаей летящих
к Дону Великому». А может, по-другому начал песнь свою вещий Боян, Велесов [9]
«внук»: «Кони ржут за Сулою [10], звенит слава в Киеве, трубы трубят в
Новуграде [11], стоят стяги в Путивле [12]».
Игорь ждет милого брата Всеволода [13]. И говорит ему
Буй-Тур [14] Всеволод: «Один брат, один свет светлый – ты Игорь! Оба есть
Святославлича! Седлай же, брат, своих борзых коней, мои-то готовы, оседланы у
Курска первыми. Мои-то куряне знают, куда метить. Под боевыми трубами
рожденные, под шлемами взращенные, с конца копья вскормленные, пути им ведомы,
яруги ими знаемы, луки у них натянуты, колчаны отворёны, сабли заострёны. Сами
скачут как серые волки в поле, ищут себе чести, а князю славы».
Тогда Игорь воззрел на светлое солнце и видит на нем
тень, которая всех его воинов прикрыла. И обратился Игорь к дружине своей:
«Братья и дружина! Лучше же убитым быть, нежели полонённым быть, а сядем,
братья, на своих борзых коней да посмотрим на синий Дон!» (завоюем синий Дон [15]). Спала князю на ум похоть, и жалко ему, что
знамение наступило, но искушает Дон Величавый. «Хочу, говорит, копье преломить
на конце поля Половецкого, с вами, русичи, хочу голову свою положить!
А
«любо» испить шеломом Дону»? (Спрашивает
Игорь у воинов, стоящих в кругу. «Любо! Любо!» - отвечают воины.)
Тогда вступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по
чистому полю. Только Солнце ему тьмою путь заграждает. Днём наступившая ночь
стонет ему грозою. Птицы испуганным свистом своим разбудили зверя. Встал
взбесившийся (зби) Див [16], кличет сверху дерева, велит прислушаться землям
незнаемым: Влъзю и Поморию, Посулию и Сурожу, Корсуню и тебя предупреждает
Венецианский истукан [17]. А половцы неготовыми дорогами побежали к Дону
Великому (к реке Эридан), кричат в
телегах, словно в полночь лебеди распуганные. Игорь к Дону воинов ведет! Но уже
беда его пасет птице подобная, волки грозные сторожат в горах (яругах), орлы
клекотом на кости зверей зовут, лисы лают на красные щиты. О Русская земля! Уже
за высокими горами ты! (За Шеломянем еси!)
[18]
Долго длится тёмная ночь, у зари свет пропал. Густой
туман на полях лежит, соловьиные трели утихли, тишина кругом. И только гомон
галичий разбудил воинов. Русичи великие поля [19] красными щитами перегородили,
ищут себе чести, а князю славы.
Ранним утром в пятницу разбили поганые полки половецкие! И
рассеяли их стрелами по полю. И помчались прочь красные д(р)евки (стяги) половецкие, украшенные золотою
поволокою [20] и дорогими аксамитами [21]. Орьтьмами, япончицами и кожухами
[22] начали мосты мостить по болотам. А по грязевым местам втоптали всякое
узорочье половецкое: красные стяги, белые хоругви [23] с червленой челкой.
Серебрёное же оружие – храброму Святославличу!
Дремлет в поле Ольгово храброе гнездо. Далече залетело!
Не было оно обиде порождено, ни соколу, ни кречету, ни тебе чёрный ворон.
Поганый половчине Гусак (Гзак) бежит! Серым волком Кончак [24] ему след правит к Дону
Великому! На другой день ранним утром кровавой зари свет погас, чёрные тучи с
моря идут, хотят прикрыть четыре солнца [25], а в них сверкают синие молнии.
Быть грому великому! Идти дождю стрел с Дона Великого! Тут сейчас копья
преломятся, тут сейчас сабли притупятся о шеломы половецкие, на речке на Каяле
[26], у Дона Великого! О, Русская земля! Уже не увидеть за горами тебя! (Уже не Шеломянем еси!)
Это ветры Стрибожи [27] внуки, веют с моря стрелами на
храбрые полки Игоревы! Земли тут нет! (Земля
тутнетъ) Рекой мутной течет она по росе, поля покрывают флаги. Кричат
половцы! Идут от моря (Адриатического)
и от Дона (от р. По) и со всех сторон русские полки обступили. Дети чёртовы (бисови) криком поля перегородили, а
храбрые русичи перегородили их червлёными щитами. (Земли тут нет! От многочисленных конских ног, перепахавших её своими
копытами, и смешанная с лошадиным навозом, земля превратилась в мутную жижу,
которая грязным потоком (половцы) разливается по чистой утренней росе (русичи),
ковром лежащей на зеленой траве.)
Яр – Тур Всеволод! Стоишь на поле бранном, пускаешь на
врагов стрелы, гремишь о шеломы мечом воронёным. Куда Тур поскачет, своим
золотым шлемом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие. Затупились (поскепаны) сабли их калёные о шеломы
аварские [28].
А тебе Яр-Тур Всеволод! Какая из ран дорога у брата?
Забыл ты и честь, и жизнь (и живота), и град Чернигов? Отцовский
золотой престол, как свою милую хочешь, красну Глебовну [29]? (Забыл ты) святые обычаи? (Далее Автор напоминает Всеволоду, к чему
приводят такие незаконные и неправомерные желания).
Были века Трояньи, прошли года Ярослава (Мудрого), настали (были) полки Олеговы,
Олега Святославича [30]. Тот-то Олег мечом крамолу ковал, и стрелы по земле
сеял, вступая в злат стремень в городе Венеции. Тот же звон давний (бряцание оружием) слышал Великий Ярослав
(брат Святослава). А сын Всеволожа
Владимир (племянник Игоря), каждое
утро уши затыкает в Чернигове. (Делая
вид, что не знает о готовящемся заговоре своего отца.) Бориса же Вячеславлича
[31] храброго и молодого князя, слава на суд (поединок) привела, и на коней зелёную паполому постелила, за обиду
Олегову. С той же Каялы Святополк [32] (Изяславович)
повел (за уздцы ритуальных коней)
отца своего между угорскими (венгерскими)
иноходцами ко Святой Софии к Киеву. Тогда при Олеге Гориславличе [33] сеялись и
подрастали усобицы, погибала жизнь Дажь - Божа внука [34], в княжеских крамолах
век человеческий короток был. Тогда по Русской земле редко петухи кукарекали (ратаеве кикахуть), но часто вороньё
каркало, трупы меж собой делившие, да галки по-своему сговаривались, собираясь
лететь (на уедие) на страшную
«трапезу».
То было в те битвы, в те полки, а эта сеча и битва (на Каяле речке) неслыханная. С раннего
утра до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о
шеломы, трещат копья кованые, в поле незнаемом (далеком), среди земли Половецкой [35]. Чёрная земля под копытами
костьми была посеяна да кровью полита, бедой взошла по Русской земле.
Что мы шумели? Что мы звенели вчера (давеча)? Рано перед рассветом Игорь полки заворачивает. Жаль ведь
ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой, на третий день к
полудню пали стяги Игоревы. Тут два брата и разлучились на берегу быстрой
Каялы. Тут кровавого вина не хватило (не
доста), тут пир закончили храбрые русичи, сватов попоили (курян?), а сами
полегли за землю Русскую. Не жалит (не
чить) трава колючая (жалощами), а
дерево со скорбью к земле преклонилось.
Уже, братья, не веселое время настало (година встала). Уже пустынь силу прикрыла. Встала обида в силах
Дажь-Божа внука. Вступила девою (дева-беда)
на землю Троянью [36]. Всплескала лебедиными крылами. На синем море, у Дона
плескаясь (у реки По), утопила
славные времена (убуди жирня времена). Усобица
княжья на бесславную гибель. Говорит брат брату: «Это моё, и это – моё же»! И
начали князья про малое: «Это великое!» - молвят. И сами на себя крамолу куют,
а погань со всех сторон приходит с победами на землю Русскую.
О, далеко залетел сокол птиц бья, – к морю! (Адриатическому) А Игорева храброго
полку не воскресить! По их души позовут там «чёрного змея» (Карна и Жлян)
[37]. Поскачет он по Русской земле, в пепел (смагу)
превращающий живую плоть, своим огнедышащим жалом («в пламяне розе» - в пламенной розе костра). Жены русские плакали
причитая: «Неужели нам со своими милыми, любимыми ни мыслию смыслить, ни думу
сдумать, ни в глаза им посмотреть, а злата и серебра ни толики не потрогать». И
стон был великий, братья, Киев скорбит (тугою), а в Чернигове проклинают
половцев. Тоска разлилась по Русской земле. Печаль густая (жирна) течёт средь земли Русской. А князья сами на себя крамолу
сковали, а враги сами свою победу закрепляли. На Русской земле имели дань по
одному оболу (по беле) со двора [38].
Это ведь два храбрых Святославлича, Игорь и Всеволод ту ложь разбудили, которую
недавно усыпил отец их Святослав – Грозный, Великий, Киевский [39].
Грозой могучей притрепал врагов, своими сильными полками
и воронёным мечами усмирил их нрав. Наступил на землю половецкую, притоптал
холмы и яруги (горы), взмутил реки и
озёра, иссушил потоки и болота. А поганого Кобяку [40] из лукоморья (Венецианской лагуны), от железных,
великих полков половецких, как вихрь унес. И свалился Кобяка в граде Киеве, в
гриднице Святославливой. Тогда Немцы и Венедецы, Греки и Морава [41] поют славу
Святославу! И укоряют князя Игоря погрузившего богатую добычу на дно Каялы, в
реке половецкой русское золото утопивший. Там же Игорь князь пересел из седла
золотого в седло пленника. Унесло словно градом защиту (забрало), а веселие
пропало.
А Святослав мутный (вещий)
сон видит в Киеве на горах в ту же ночь. «С вечера одевают меня, говорит, в
чёрную паполому [42] на кровати тисовой. Зачерпнули мне синее вино, с потом
смешанное (с трудом вражьих лучников), а насыпали мне
зелье-то из пустых колчанов (тъщими тулы)
поганьих. Толкнули (толковинь) необъятный камень (великий женчюгь) на грудь, и давят меня (негуютъ мя). Уже пол без князя (т.е.
«нет хозяина») в тереме моем златосемиворотном (златовръсемъ). Всю ночь с вечера вражьи вороны сбивались в стаи у
Плесненска (г. Пьяченца), на Болони (г. Болонья), миновали горный склон у
Кисани [43] и неслись к синему морю» (летели
туда, где на поле битвы лежали убитые
русские воины, т.е. «на уедие»).
И отвечали бояре князю: «Уже, князь, печальные мысли твой
ум сковали. Это же два сокола слетели с отчего престола, золота поискать в
городе Венеции, и победно испить шеломом из Дона. Уже соколы крыльями припешали
(сбили с коней) поганых, как саблями,
а сами запутались в паутине железной».
Темно вдруг стало в третий день. Два солнца померкли, оба
багряными столпами погасли и в море погрузились, а с ними молодые месяцы Олег и
Святослав. Тьмою всё заволокло. На речке на Каяле тьма свет покрыла. По Русской
земле помчались половцы, как гепардовый выводок, и великое буйство настало
гунновье [44]. Уже снеслась хула на хвалу, уже вырвалась нужда на волю (как из «ящика Пандоры»), уже свалился
Див на землю (как чёрт на голову).
Это готские красные древки (девки),
спешат на берег к синему морю (к Чёрному
морю), звеня русским золотом (звеня
золотыми гривнами, снятыми с убитых Игоревых дружинников). Поют племя чёртово (б (у) [и]сово), мечтая отомстить
Шарокану [45]: «А наша дружина жадна до веселья».
(Поют бравую, походную
песню половецкие солдаты, желающие «повеселиться» на Руси, надеясь при этом на
скорую победу и мечтая о богатой добыче).
Тогда Великий Святослав изронил злато слово, со слезами
смешанное, и молвил: «О, мои сыночки Игорь и Всеволод! Рано есть начали землю
Половецкую (рано делить начали меж собой
тот удел), мечи тупить, а себе славы искать. Если нечестно одолеете, то
нечестно и кровь поганую прольёте. Знаю, храбрые сердца ваши в жестоких
поединках скованы да в удали закалены, не посрамите вы моих серебряных седин.
Только уже не жду (вижду)
я помощи (не ждёт, т.к. знает, что в
отсутствие Игоря, Ярослав и его отпрыски являются главными кандидатами на
Киевский престол, и они будут беречь свои силы для решающей схватки с другими претендентами
на власть, а пока они являются «сторонними наблюдателями» и Святослав им не
указ) от власти сильного, богатого и многоратного брата моего Ярослава [46],
с его черниговскими богатырями могучими,
с его таранами и шельбирами [47], с
его топчаками, ревугами и ольберами [48]. С теми, что без щитов с одними ножами
засапожными, криком (воинственным)
полки побеждают. Звеня славою предков не скажут эти мужи о себе: «Будущую
(переднюю) славу себе похитим, а прошлую (заднюю) меж собою поделим». (Говоря такой комплимент в адрес варягов,
Святослав тем самым рассчитывает переманить их на свою сторону, зная, как они
жадны до денег, а в его трудном положении дорог любой профессиональный воин). Ведь
не случится чудо, братья, и старик не сможет помолодеть. Если сокол в мытях
бывает, высоко ли птиц он сбивает? (Если у старого сокола жизненные силы на
исходе, высоко он птиц сбивать уже не может, но в случае угрозы…) Не даст гнезда своего в обиду! Это ли
не зло?
Если князьям мы не поможем, тогда на нет (в прах), все наши годы обратятся (Если не сумеем помочь князю Игорю, – говорит
Святослав, – то годы моего царствования бесследно канут в лету, уйдут в небытие).
Там у Рима[49]! Кричат под саблями половецкими, а Владимир под ранами. Тяжело и
больно сыну Глебову».
Великий князь Всеволод! (брат Игоря) Не думаешь ли ты, прилетев издалёка, (избежав плена и с остатком дружины
возвратившийся домой) отцовский золотой престол захватить (поблюсти)? Ты думаешь, что можешь Волгу
веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать? Если бы это случилось наяву, то
была бы чага (нарост на березе) по
рублю (по ногате), а пленный половец
(кощей) по копейке (по резане). (А это никогда не произойдёт, т.к. чага гроша
ломаного не стоит, в стране, где не счесть берёзовых рощ, а половецкий пленник
(раб) всегда высоко ценился на невольничьих рынках Киевской Руси.) Ты, быть
может, хочешь посуху живыми шереширами стрелять, удалыми сынами Глебовыми? (теми самыми, что «у Рима кричат»).
Ты, Буй Рюриче и Давыде [50]! Не вы ли в золотых шлемах
по крови плавали? Не ваши ли храбрые дружинники рыкают, как туры, раненные
саблями каленными, на поле незнаемом (далёком)?
Выступите, Господари, в боевой поход за обиду нашего времени. За землю Русскую!
За раны Игоревы, удалого Святославлича!
Галицинский
Осмомысль Ярославе[51]! Высоко сидишь на своём златокованом столе, подпёр горы
Угорские (Карпаты). Своими полками
железными преграждаешь Королеве [52] путь, закрывая в Дунай ворота, мечешь
бремены [53] через облака, суды рядишь до Дуная. Грозы твои по землям текут,
отворяешь Киеву врата. Стреляешь с отчего золотого престола Салтанского, за
земли. Стреляй, Господине, в Кончака, поганого кощея. За землю Русскую! За раны
Игоревы, удалого Святославича!
А ты
отважный Роман и Мстислав [54]! Храбрая мысль носит ваш ум на дело. Высоко
плавайте на дело в удали, как тот сокол, что в вышине парит, и желающий сильную
птицу в синем небе одолеть. Знаю, что у вас непреклонные воины под шлемами
железными. Латинская ими покорёна земля и многие страны: Гунны, Литва, Ятвязи,
Дремела и Половцы мечи (сулицы) свои обломали, а головы свои преклонили пред
твоими (Роман) мечами харалужными
[55]. Неужели, Княже, Игорь не увидит больше солнца свет? А дерево не по добру
листву уронит? По Рси [56] и по Сули враг города поделит? Игоревы же храбрые
полки не воскресить. Дон (Эридан)
тебя, Княже, кличет и зовет князей на победу!
Олеговичи,
храбрые князья, доспейте на брань! (Просьба
успеть выставить заслон против врага). Ингварь и Всеволод [57] и все три Мстиславича!
Вы же не из того худого гнезда шестокрылицы (насекомое
из рода жужелицы), которая не победами, а жребием себе власть всю присвоила.
Где ваши златые шеломы? Где мечи ваши звонкие (ляцкие от слова лязгать) и щиты? Загородите полю ворота, своими
острыми стрелами! (Половецкое поле –
плоская, как гладильная доска, долина реки По, не надо путать с Донской
Причерноморской степью.) За землю Русскую! За раны Игоревы, удалого
Святославича!
Уже Сула не течёт больше серебряными струями к граду
Переяславлю [58], и Двина нехотя (болотом)
течёт к этим грозным половчанам, под победные крики поганых. Один Изяслав сын
Васильков [59] позвонил своим острым мечом о шеломы литовские, убавив «славу»
деда своего Всеслава, сам же под красными щитами (лежит) на кровавой траве
сраженный литовскими мечами. И скатилась юная (юна) кровь, а в ту реку (тонким
ручейком). Дружину твою, Княже, птицы крыльями приодели, а звери кровь
облизали (в данном случае, сама природа в лице зверей и птиц выполнила
похоронный обряд «омовения» усопших, обмыла убитых воинов и приодела их в
чистое). Не было тут брата Брячеслава, ни другого Всеволода[60], один ты
изронил драгоценную (жемчужную) душу,
через золотое ожерелье. Уныли голоса,
поникло веселье.
Трубы трубят Городенские! [61] (это призыв на братоубийственную войну) Ярославе и
все «внуки» Всеславли, уже отпустите флаги свои, обратно в ножны вложите свои
мечи враждебные. Иначе вы перескочите (выскочите) дедову «славу» (Всеслава – «чародея»). Вы же своими
крамолами наводите нечисть поганую на землю Русскую.
(Далее Автор ведет
печальное повествование, о кровавом правлении Всеслава – «чародея», и на
примере его царствования предостерегает всех претендентов на Киевский
Великокняжеский престол от подобных коллизий и междоусобиц).
Про жизнь Всеславову [62], при которой случилось большое
насилие от земли Половецкой:
На седьмом веку Трояновом (летоисчисление ведется от начала царствования римского кесаря Траяна), кинул Всеслав
жребий («Alea jacta est»-жребий брошен, т.е. желая захватить трон или быть
казненным в случае неудачи.) словно речь шла о
девице ему полюбившейся. На коня, как на костыль (клюки*) опёрся и поскакал к граду Киеву и добился оружием (дотчеся стружием) золотого стола
Киевского. Поскакал от них лютым зверем в полночь из Бела – града (г. Юрьев, он
же Белая-Церковь) обесился** синей мгле. Утром же возник (воззнис) триискусно (трикусы) отворил ворота Новуграду (г. Минск), расшиб славу Ярослава (принизил легендарную славу Ярослава
«Мудрого»).
*клюка – закомлястая, изогнутая палка (по А.
Югову).
** обесился – бесовским образом в полночь, время, когда нечистая сила
вступает в свои права, он растворился в синей мгле, в ночном сумраке. Зачем?
Чтобы в виде густого тумана проникнуть за городскую стену Новуграда. Утром же с
первыми лучами солнца, когда вся нечисть прячется в темные места, он ловко возник,
воплотился в плоть очень (три) искусно, и изнутри открыл городские ворота своей
дружине, которая как свора голодных псов, ворвалась в город. Взяв, изгоном
город он поскакал…
Поскакал волком до Немиги (р. Неман; Нямунас) с Дудуток (пригород
Минска). На Немиге же снопы стелют головами, молотят цепами харалужными
[63], на току жизнь кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не
багульником душистым (не вологом бяхуть)
посеяны, посеяны костьми русских сынов. Всеслав – Князь, людей судящий, князьям
города раздающий (т.е. уделы раздает своим
вассалам), а сам в ночи волком рыскает (ипостась
«волка–оборотня»), из Киева дорыскал до курии Венецианской*. Великому
Хресови волком путь показывал (прерыскаше)
тому в Полоцк.
Курь Тмутараканя* – это предположительно дворец «Дожей» в
Венеции. А «Великий Хресови» – это Аттила, прозванный в народе «божьей карой» -
Хресови. Всеслав такой же язычник, как и Аттила, указывал ему короткую и
безопасную дорогу на Русь в Полоцк, для окончательного удара по христианской
оппозиции, которая спонтанно возникла в результате незаконного захвата власти в
стране. Русские же князья, оправившись от недавних неудач на Немиге и под
Новуградом, стали собирать в Полоцке силы для дальнейшей борьбы с Всеславом.
Вот тогда из курии Тмутаракани (Венеции) он и привел себе на помощь своих
единоверцев во главе с Аттилой, обещая им в случае успеха новые уделы и богатую
добычу.
Позвонили заутреню рано у Святой Софии (т.е. в Киеве, а
не в Полоцке) в колокола, а он уже в Киеве тот звон слушает (снова Автор подчёркивает, как быстро, при
помощи бесовской силы, преодолев за одну ночь немыслимо большое расстояние,
переместился Всеслав из поверженного Полоцка в Киев). Еще бы (аще), бесовская (вещая) душа в волчьем (друзе) теле нечасто беде людской сострадает.
Про таких, как он, еще мудрый (вещий)
Боян в своей первой припевке с умыслом говаривал: «Как ни хитри, как ни ловчи,
да хоть ты в птицу ловко обернись, суда божьего не миновать».
О! Стонала Русская земля, вспоминая первую годовщину, и
своих первых князей! (Год крещения Руси и
своих первых христианских князей, при которых русским людям жилось хорошо и вольготно.)
Того старого Владимира («Святого»)
нельзя же навечно приковать к горам Киевским (нельзя же его навсегда обременить царской властью, чтобы только он из
века в век так мудро правил и княжил). А сегодня (А ныне) встали стяги
Рюриковы, (Рюрик поднял боевые флаги,
готовясь вступить в борьбу за Киевский престол), а (бывшие) «друзья» (друзiи) Давидовы не розы
носят им (не цветы и подарки преподносят),
боевыми вымпелами машут (хоботами
[64] пашут), копия поют.
На
Дунае Ярославнин голос слышится, птичкой маленькой (зигзица – пташка, которая поёт: взиг – взиг), никем не узнанной, с
утра раннего заунывно кычет: «Полечу, – поёт, – пташкой по Дунаю, омочу свой
шёлковый рукав в Каяле речке, оботру князю кровавые его раны, на теле его
жестоко избитом (жестоцемъ)».
Ярославна с утра плачет в Путивле на площадке смотровой,
вопрошая: «О Ветер! Ветрило! Почему, Господине, так сильно веешь? Почему так
дуешь, словно мечешь гунновские стрелы на мои малюсенькие крылья (нетрудную крильцю)? Зачем ты мою песню
задуваешь? Думаешь, мало ты нам сделал горя? Под облаками дуй! Поддувай
попутным ветром корабли на синем море! Почему, Господине, мое веселье по
ковылию развеял?»
Ярославна с утра плачет в Путивле на площадке смотровой,
восклицая: «О Днепре! Слава тебе! (славу
ти). Это (цю – це) ты пробил эти
каменные горы насквозь (Киевское погорье)!
В землю Половецкую, ты, играючи вынес на себе (лелеял еси) Святославовы насады до полка Кобякова. Вынеси (взлелей), Господине, мою ладу ко мне,
как будто не посылала к нему слез своих на море утром ранним».
Ярославна с утра плачет в Путивле на площадке смотровой,
умоляя: «Светлое, троесветлое Солнце! Всем тепло и красно от тебя. Почему,
Господине, простер горячий свой луч на воинов наших любимых? В поле безводном
зной нестерпимый. Лучи свои спрячь! Плохо им. Колчаны свои закрой (тули затче)!
Заштормило (Прысну)
море полуночное. Свинцовые тучи с моря идут. Князю Игорю Бог путь указывает из
земли Половецкой в землю Русскую, к отчему золотому столу. Погасли вечерние
зори. Игорь спит? (Нет.) Игорь бдит!
Игорь мысленно поля мерит от Великого Дона (р.
Эридан) до малого Донца (р. Пьяве).
Приготовлен конь, в полночь Лавр (Овлуръ)
свистит за рекой, велит князю приготовиться (разумети). Быть внимательным. Князю Игорю не спешить (не быть) раньше времени. (Ждать
сигнала.) Крикнул Лавр (подал знак),
стукнул по земле, зашумела трава (разыгралась
непогода). Шатры (вежи)
половецкие задернулись (подвизашася).
А Игорь Князь проскользнул горностаем к тростнику и белым лебедем (гоголем) врезался на воду. Выйдя (из воды), вскочил на борзого коня и
поскакал. (Соскочил) с него и быстрым
(босым) волком побежал (потече) к пойме (к лугу) Донца. И
полетел соколом под облаками, сбивая гусей, лебедей к завтраку, обеду и ужину.
Если Игорь соколом летит, тогда Влурь волком скользит, сбивая собой студеную
росу перед идущим позади него борзым конём. (Оберегая взмыленного коня от холодной росы.)
Малый Донец вопрошал: «Князь Игорь! Хватит ли тебе
величия, (не мало ти величия), а
Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия?» Игорь отвечал: «О Донче! Конечно
хватит того величия, что ты мне оказал (не
мало ти величия)! Ведь это ты заботился (лелеючи) о князе на волнах, постилал ему зелёную траву (как перину) на своих серебряных берегах,
одевал его тёплыми туманами (словно одеялом) под сенью зеленых дубрав, стерёг
его лебедем (гоголем) на воде,
чайками на струях, ласточками (черьнядьми)
на ветрах!»
Таких хороших слов о реке Стугне (р. Сава) не скажут: худую струю имея (непредсказуемую, с водоворотами) пожирает чужие ручьи, и струги
растрепав на куски, унесла (уношу)
князя Ростислава затворила (сомкнула над ним свои воды) (на) дне при темном береге. Плачет мать Ростислава по унесенному (уноши) князю Ростиславу. Уныли (уноша) цветы от жалости, и дерево с
печалью к земле преклонилось.
То не сороки всполошились (втроскоташа). По следу Игоря ездит Гусак (Гзак) с Кончаком. Тогда вороны не каркали, галки приумолкли (помлекоша), сороки не стрекотали, поползни
[65] только ползали, да дятловый перестук (тек
– томъ) путь к речке указывал, под веселые трели соловьиные день угасал.
Говорит Гусак (Гзак) Кончаку: «Если
сокол к гнезду летит, то соколёнка расстреляем своими золочёными стрелами».
Отвечает Кончак Гусаку (Гзе): «Если сокол к гнезду летит, то соколёнка опутаем
красной девицей» [66]. Молвит Гусак Кончаку: «Если опутаем его красной девицей,
то ни наш будет соколенок, ни наша станет красна – девица, то снова начнут нас
(русичи), как птиц бить в поле Половецком».
(В свое время) Говаривал ещё Боян. И в годину (ходы на – година) Святослава – перстом творивший (перстом созидавший) и в старые времена
Ярослава и в Олегово коганство (правление):
«Хоть и тяжко той голове без плеч, зло тому телу без головы». А Русской земле
без Игоря! (Хоть и тяжело князю без
подданных, в сто раз хуже народу без князя.) Солнце светится на небесе,
Игорь Князь в Русской земле!!!
Девицы поют на Дунае, вьются их голоса, через море, до
Киева. Игорь едет по Боричеву[67] к Святой Богородице [68]. (Кругом) Пир горой, угощения (Пирогоща)! Страны рады (Греция, Моравия, Сербия, Словения, Болгария
и т.д.), города веселели; раньше они пели песнь старым князьям, а потом
молодым. (Далее идет здравица царствующей
на тот момент династии) Пойте славу Игорю Святославичу! Буй-тур Всеволоду!
Владимиру Игоревичу! Здрави будь князья и дружина, боровшаяся за христианство с
полками погаными! Князьям слава! (Последние
два слова за упокой, вечная память погибшей дружине.) А дружине – Аминь*.
1. Игорь
(1151-1202) старший сын киевского князя Святослава.
2. Боян
- певец-поэт, судя по именам князей деяния, которых он воспевал, жил в конце ХI –
начале XII
века.
3. Ярослав
– имеется в виду великий князь киевский Ярослав «Мудрый» (ок.978-1054).
4. Мстислав
(ум. 1036)-кн. черниговский и тмутараканский, в 1022 г. перед битвой с касогами
в поединке зарезал касожского богатыря Редедю.
5. Роман
Святославлич (ум.1079)- князь тмутараканский.
6. Владимир-
(?-1015)- Владимир l Святославович «Святой».
7. Троян
- римский император Траян из династии Антонинов (53–98–117г н.э). Тропа Троянья – римская дорога,
пробитая по приказу Трояна в прибрежных скалах реки его солдатами в обход
Дунайских порогов (клисур). В настоящее время это место затоплено водохранилищем
в близи румынского города Дробета-Турну-Северин.
8. Галиция
- историческое название части западно-украинских, венгерских и польских земель
на сев.- западных склонах Карпат, в верховьях рек Днестр, Прут, Серет; т.е.
места непосредственно связанные с разработкой соли.
9.
Велес
(Волос) – др. русский яз. Бог, в общепринятой трактовке покровитель
скотоводства и судя по тексту «Слова», поэтов-певцов, но в исследовательских
работах Е.В. Анечкова показано, что в языках кельтской группы оказавших большое
влияние на Центральную и Северную Европу, «скот» означал богатство, деньги. И в
ранних русских источниках – договорах Руси с греками – божество это связывается
с купеческой частью русского посольства (Анечков Е.В. «Язычество и древняя
Русь» СПб.,1914 глава 13 стр. 308 -310).
10.
Река Сула – левый приток Днепра. Говоря: «за
Сулою», скорее всего, Автор подразумевал удельный град Переяславль.
11.
Имеется
в виду г. Новгород-Северский на р. Десне. Стольный город удельного княжества.
12.
Путивль-
город южнее Новгород-Северска на р. Сейм, в нём княжил сын Игоря Владимир.
13.
Всеволод
- (ок.1155-1196)-младший брат Игоря, князь трубчевский и курский.
14.
Буй
Тур – буй - отважный, храбрый; тур – дикий бык, в Древней Руси символ
мужества и силы, в переводе с тюркского – «Высокий господин», «Высокородный».
15.
Великий
Дон – река По, в древности в нижнем течении называлась Эридан (по Геродоту).
16.
Диф–мифическое
существо из ираноязыческого эпоса, он же Дэф.
17.
Влъзе,
Поморье, Посулие, Сурож, Корсунь, Тмутаракань - города и местности на Северном
побережье Адриатики; см. комментарий.
18.
Шеломянь - горы имеющие форму русских шлемов,
Юлийские Альпы на границе Италии и Словении.
19.
Великие
поля – живописная и плодородная долина реки По.
20.
Золотая
поволока - шелковая ткань с вшитой в неё золотой нитью.
21.
Аксамит
- бархатная ткань, красного и фиолетового тонов.
22.
Ортьма,
японча – слова тюркского происхождения, верхняя одежда воинов, плащи, накидки;
кожухи – защитные кожаные нагрудники.
23.
Хоругвь
- (от монгольского «оронго»- знак, знамя), боевой штандарт показывающий
местонахождение военно-полевого стана или главной ставки командующего битвой.
24.
Половецкие
князья - Гзак (Гза) Бурнович и Кончак Отракович.
25.
4
солнца - участники похода: Игорь, Всеволод, их племянники Святослав Ольгович
Рыльский, сын Игоря Владимир (1170-1208).
26.
Река
Каяла - вероятно это река Рено, т. к. она больше всех подходит под описание:
быстрая, скалистая с крутыми берегами.
27.
Стрибог
- др. русский языческий бог ветра.
28.
Оварские
- от названия народности «авары».
29.
Глебовна
– в Древней Руси женщин часто называли по имени отца или мужа, дочь кн. Глеба
Юрьевича, внука Юрия Долгорукова.
30.
Олег
Святославович (умер 1115), сын Святослава Ярославича, внук Ярослава Мудрого,
князь черниговский.
31.
Борис
Вячеславлич – неизвестный персонаж.
32.
Святополк
– по повелению Святополка Изяславича (1053 – 1093 – 1113) тело его отца было
торжественно перевезено для отпевания в Киевский Софийский Собор.
33.
«при
Олеге Гориславличе» – т.е. при князе Олеге Святославличе. Прозвище
«Гориславлич» носит осудительно – отрицательный характер.
34.
Даждьбог
– один из главных языческих богов Древней Руси.
35.
Земля
половецкая – территория на севере Италии в долине реки По.
36.
Земля
Троянья – бывшая метрополия Римской империи на Севере Италии.
37.
Карна
и Жля – казахский поэт О. О. Сулейманов открыл, что эти два слова произошли от
тюркского словосочетания Кара Жлян – «чёрный змей».
38.
Бела
– обобщенное денежное наименование взимаемой дани, предположительно обол
(спорное понятие, смотри комментарий).
39.
Святослав
– Св. Всеволодович (ок. 1124 – 1194), великий князь киевский, отец Игоря и
Всеволода.
40.
Кобяка
– половецкий князь, которого Святослав взял в плен во время своего знаменитого
похода.
41.
Немцы
и Венедецы и т.д. – дружественные русичам народы.
42.
Чёрная
паполома – траурные, погребальные одеяния.
43.
Плесненск,
Болонь, дебрь Кисани – города и области в Северной Италии: Пьянченца, Болонья и
один из горных склонов (дебрь) предгорье Апеннин, где «Кисань» - скорее всего
старое, забытое название этой местности.
44.
Буйство
Хинова – сравнение с разгульным, кровавым и беспощадным набегом гуннов, чьи
племена, в давние времена, завоёвывая Западную Европу, целенаправленно
уничтожали её коренное кельтское и галльское население, освобождая для себя
жизненное пространство.
45.
Шарокан
– возможно, так половцы называли Святослава (отца Игоря). По старой привычке
именовавшие его Коганом, который в недавнем прошлом победил их предводителя
Кобяку.
46.
Ярослав
– князь черниговский (1140 – 1198), родной брат Святослава.
47.
Были, могуты – богатыри, могучие; татраны –
тараны, стенобитные орудия; шелебиры – катапульты, снаряды которой в полёте издают
свистяще - шелестящий звук.
48.
Топчаки,
ревуги, ольберы – возможно, в этом месте перечислены народности, среди которых
названы ольберы. Вероятно, это были скандинавы, варяги от лат. albus –
(альба) - белый, белобрысый; т.е. альберы – это варяжские наёмники.
49.
Рим
– Римини, город на Адриатическом побережье Сев. Италии, куда были выдавлены
превосходящими половецкими полками остатки Игоревой дружины. Возможно, это был
сам город Рим, куда в качестве пленников половцы привели наших воинов на свой торжественный
парад.
50.
Рюриче
и Давыде – реальные исторические деятели той эпохи, о которых доподлинно ничего
не известно. Хотя имеются многочисленные инсинуации об их деятельности: Рюрик
(1139 – 1215) якобы был владельцем всей Киевской земли и в то же время являлся соправителем
Святослава, хотя это маловероятно, а Давид (1140 – 1197) был якобы князем
смоленским.
51.
Галичкы Осмомысле Ярославе! – Тесть Игоря
Святославича Ярослав Владимирович, князь галицкий (1130 – 1153 – 1187). Термин
«Осмомысл» - древняя калька (перевод) тюркского эпитета «восьмигранный», здесь
- всесторонне развитый, одарённый, сверкающий многими сторонами своего таланта.
В такой трактовке второй корень этого слова «мыс» - угол, а «л» –
суффикс (О. Сулейманов, // «Аз и Я Книга благонамеренного читателя»
Алма-Ата,1975).
52.
Королеви
– множественное число; вероятно, под этим понятием подразумеваются германские
короли, династии Каролингов.
53.
Бремены – большие камни (снаряды), для крупных
катапульт и баллист.
54.
Роман и Мстислав – Роман Мстиславович (1150 –
1205), князь владимир-волынский. Какой Мстислав в данном случае имеется ввиду
неясно? Так как было два Мстислава связанных с Романом.
55.
Харалужный
– «Кара» - чёрный, т.е. воронёная сталь; «лужный» - лужёный, на всю длину меча
был впаян боевой девиз, возможно цитата из святого писания или фраза, подразумевающая оберег, выполненная
в виде пиктограммы по желанию заказчика. Археологи находят эти мечи в основном
в курганах рядом с их бывшими владельцами.
56.
Рось
– правый приток Днепра, южнее Киева.
57.
Ингварь,
Всеволод и все три Мстиславича – князья волынские.
58.
Переяславль
– древнерусский город, находившийся на левом берегу недалеко от места впадения
реки Сулы в Днепр.
59.
Изяслав
Васильков – об этом князе ничего доподлинно не известно.
60.
Брячеслав,
Всеволод - вероятно не единородные братья Изяслава, братьями они названы,
потому что Автор всех русских князей именует «братьями».
61.
Городенские – Гродненские.
62.
Всеслав
Полоцкий – (? – 1101), кровавый, языческий князь – «чародей», незаконно захвативший
Киевский престол и пытавшийся восстановить язычество, в качестве
государственной религии.
63.
Цеп
харалужный – один из видов древнего боевого оружия, в простонародье
называвшийся – кистень.
64.
Хобота
– от слова «хобот», один из разновидностей боевых вымпелов, сшитых в виде
рукава, который показывает воеводе местоположение того или иного конного
воинского подразделения во время их маневра или атаки.
65.
Полозы
или поползни – спорное понятие, возможно, что это птица семейства поползнёвых,
а в традиционном понимании - змея.
66.
«Опутаеве
красной девицей» – сын Игоря Владимировича в плену женился на дочери Кончака.
Из половецкого плена домой он вернулся в 1187 г. с женой и ребёнком.
67.
Боричев
– подъем от Днепра на гору к центру Киева.
68.
Святая
Богородица Благовещенье – церковь венчавшая Золотые ворота в Киеве.
69.
Аминь*
- от древнееврейского слова, да будет верно, воистину; заключительное слово
христианских молитв и проповедей. (БСЭ)
В большинстве
современных переводов первая строчка с незначительными вариациями, начинается
со слов: «А не начать ли нам…»; «Не уместно ли…»;
«Не прилично ли…»; и т. д., при этом первое словосочетание «не лепо» по
непонятным причинам игнорируется. Хотя первоиздатели, безусловно понимая смысл
слова «лепо» попытались правильно перевести его, написав другое близкое по
значению слово – «приятно». Но при этом они почему-то исключили отрицательную
частицу «не», и пропустили вопросительную интонацию первого предложения,
написав: «Приятно нам, братцы, начать…». Хотя далее по тексту первоисточника в
своём зачине сам Автор два раза упоминает слово «начать» в той ситуации, когда
его действительно следует употреблять. Начинать перевод песни с фразы: «А не
начать ли нам…» и менять словосочетание «не лепо», на какое либо нейтральное
выражение не совсем корректно, т. к. в таком случае меняется творческий замысел
поэта. Следует заметить, что уже с первых строк своей песни Автор «Слова»
задает поэтическо-литературный тон всему произведению. Начальные фразы в
памятниках древнерусской книжности являются, как показал итальянский славист Р.
Пикко «тематическими ключами», они дают «шифр», код к толкованию смысла
последующего текста (Пикко Р//СПИ как памятник религиозной литературы Др.Руси).
Оттого, как мы правильно поймём и переведём начало песни, придет осознание
того, что хотел сказать Автор в своей прелюдии к основному повествованию. И уже
от этого понимания во многом зависит дальнейшее восприятие современным читателем
всего произведения. О чем же идет речь в этой песне? В ней Автор «Слова»
описывает трагические события, которые происходили в то далёкое время в нашей
стране и которые, к счастью для всего русского народа, завершились
благоприятным исходом. Великий князь Игорь - законный претендент на Киевский
престол, благодаря «божьему соизволению», въехал-таки в Киев по Боричеву (ввоз
от Днепровской пристани) живой и невредимый. И сел на полагающийся ему по
«Листвичному праву» (закон о престолонаследии того времени) Киевский
Великокняжеский стол, в то время являющийся главным престолом в Древнерусском
государстве. В силу чего страна избежала очередной княжеской междоусобицы,
которая непременно бы произошла, в случае его преждевременной гибели в
половецком плену. После чудесного возвращения князя Игоря в Киев, в стране
наступила всеобщая радость и веселье. Но главным обстоятельством, которое
омрачало вступление Игоря на престол и тот всенародный праздник, который
сопровождал это событие, стало гибель в далёком военном походе многочисленной
княжеской дружины. А это были самые элитные и боеспособные полки нашего государства,
цвет русского воинства, стоя за которыми чувствуешь себя, как за каменной
стеной. Из-за этого поражения, Киевская Русь какое-то время даже стояла на
грани потери своей государственной независимости.
И вот Автор в своем произведении пытается вскрыть те
причины, и проанализировать те решения верховных правителей, которые могли
привести страну к такому плачевному исходу. Он как бы предупреждает будущих
державных властителей, чтобы они не повторяли подобных ошибок своих отцов и
дедов, потому что результат такой недальновидной политики с сиюминутной выгодой
всегда плачевен, как для верховной власти, так и для всего русского народа,
который расплачивается за это своей кровью. И в качестве наглядного примера
такого правления, он приводит кровавое княжение Олега Гориславлича и Всеслава
Полоцкого. В противовес же этим горе - правителям, Автор ставит в пример таких
князей, на славные царствования которых, следует равняться и великие деяния
которых прославились в веках. Это «Вещий» Олег, Владимир «Святой», Ярослав
«Мудрый» и Святослав «Грозный».
В прелюдии своей песни, Автор как бы напоминает всем
слушателям, что и на заре своего существования, Киевская Русь не раз
сталкивалась, как с вражеским вторжением, так и с внутренними конфликтами, что
и в те далекие времена, случались неудачные походы, а от княжеских раздоров
народ нес неоправданные потери. Какие же песни при этом пел «вещий Боян» на
княжеских пирах? Как он выходил из такой щекотливой ситуации? Когда и правду
надо сказать, и не задеть при этом родовое достоинство и великокняжескую честь,
пошатнувшуюся в ходе бесславной войны. Вот тогда-то Боян и умасливал своим
замысловатым пением со всевозможными припевками и лирическими отступлениями,
своих великодержавных слушателей. Песнь свою «вещий» Боян начинал с таких
сладкоголосых, и витиеватых эпитетов, что в этой усладе терялся смысл тех
печальных событий, и соответственно своей песней он не вызывал никаких отрицательных
эмоций у всемогущих и высокородных слушателей, все они были довольны таким
исполнением вновь сочинённой баллады. А до Баяна поступали еще проще, образно
говоря, выпускали родовитых пленников якобы на свободу, и кто из них
благополучно уйдет от погони, т.е. останется в живых, тот и должен был
восхвалять своего бывшего соперника. А под страхом смерти, хочешь, не хочешь,
вспомнишь все красивые эпитеты и до небес возвысишь своего победителя. Это
образно сказано про стаю лебедей. Вот и в нашем случае Автор «Слова» в первых
же строчках своего повествования спрашивает своих слушателей: «А не начать ли
нам, братья, сию печальную песню, с такой же красивой (лепо) присказки?» Таким же старым, витиеватым слогом приукрасить
этот неудавшийся поход, в Бояновской манере изложения завуалировать княжеские
распри, замысловатым сравнением сгладить последствия вражеского вторжения и все
слушатели дипломатично промолчат, сделают вид, что ничего страшного не
произошло. Беда то ведь уже ушла в прошлое и скоро забудется, вдовы отревутся,
сироты подрастут, окрепнут и встанут в строй вместо своих погибших отцов. Наша
страна как это не раз, бывало, встанет с колен, расправит свои могуче,
богатырские плечи, стряхнёт с себя тяжелый груз лихолетья и грозно посмотрит на
вчерашних врагов. Так зачем сгущать краски? Зачем ворошить прошлое, если всё и
так образуется и вернется на «круги своя»? И сразу же отвергает это
предложение, как неуместное, несостоятельное, имея ввиду, что его песня будет
не очередным панегириком правящей верхушке. И он, Автор, будет вести печальное
повествование недавних трагических событий не тем витиеватым, пафосным и
восторженным Бояновским стилем, в котором славятся все князья подряд, а будет
описывать прошедшие перипетии с откровенной прямотой современным на тот момент
стихотворным слогом, понятным всем его слушателям. Итак, первое четверостишие
переведено мною как: «Не приукрасить ли сейчас нам, братья, и начать старинным
слогом наш рассказ печальный о полках Игоревых? Игоря Святославича!». При этом
оно мною разбито на две части вопросительную и пафосную, восклицательную.
Исходя из вышесказанного, я считаю, что произведение начинается с риторического
вопроса, на который следует вполне аргументированный и обоснованный ответ,
заключенный во всём произведении. И уже после многозначительной прелюдии Автор
«Слова» приступает к описанию самого похода, который начинается непосредственно
с подготовки и сбора главных сил в промежуточном военно-полевом лагере (стане).
Лепо* (лепота) – по церковнославянскому -
красиво, красота
Бяшеть** – скорее всего это наречие времени, которое нужно
понимать
в значении – сейчас, то есть теперь, в настоящее время.
В следующем абзаце Автор, приводя в качестве примера,
эпический стиль Баяна, подчеркивает, что когда Боян: «…КОМУ ХОТЯШЕ ПЕСНЬ
ТВОРИТИ, ТО РАСТЕКАШЕТСЯ МЫСЛИЮ ПО
ДЕРЕВУ, СЕРЫМЪ ВЪЛКОМЪ ПО ЗЕМЛИ, ШИЗЫМЪ ОРЛОМЪ ПОДЪ ОБЛАКЫ». В этом выражении,
скорее всего, имел место неправильный перевод или описка, и под словом МЫСЛИЮ, вероятно, подразумевалось слово
МАСЛИЮ (т. к. строчное написание
букв «Ы» и «А» в старорусской манере, в разных школах письма было схожим и
трудноразличимым, особенно в такой манере письма, как скоропись). Возможно
также, что в подлиннике в этом слове вообще не было гласной буквы между первыми
двумя согласными буквами. «Одним из графических приемов, использовавшихся в
древнеславянских рукописях, является сокращенное написание слов с целью облегчения
процесса письма. Известно, что многие ранние славянские тексты переводились с
греческих книг, и вполне закономерно употребление в этих текстах сокращений по
греческому образцу. Общими для славянского и греческого письма были основные
принципы сокращения слов: пропуск букв (контракция), усечение конечных букв в
слове (суспенсия) и система условных значков. Аналогичные способы известны и в
древней латинской письменности» (О.Н. Седова // Сокращенно написанные слова в
древнерусском уставном письме конца XIII в. (на материале
новгородского Евангелия 1270г.) стр.77; Проблемы палеографии и кодикологии в
СССР М. Изд. Наука 1974г. Сборник статей).
Слово же «растекашется»
надо буквально понимать в его нормальном значении, как растекался, т.е. этот
глагол, имеет прямое отношение к течению какой либо жидкости. В данном случае
масла, а не к полёту белки («мысии»). Значит, как один из вариантов фразу можно
интерпретировать таким образом: «РАСТЕКАЛСЯ МАСЛИЮ (оливковым или елеем) ПО
ДРЕВУ». Бояновский стиль песнопения Автор приводит в качестве идеального
примера хвалебного, сладкоголосого стиха, при этом Боян исполнял свои былины на
гуслях так, что струны сами князьям славу рокотали.
В этом месте необходимо сделать небольшое отступление и
оговорить так называемую проблему третьего абзаца. В первом издании и
Екатерининской копии (Пекарский П. «СПИ по списку, найденному между бумагами
Императрицы Екатерины II» - СПб., 1864.
Прилож. к т.5 Зап. АН» № 2) был воспроизведен текст оригинала, в котором имело
место путаница листов, нарушившая логическую последовательность повествования.
После слов «…ЗА ЗЕМЛЮ РУСЬКУЮ» следует абзац с описанием солнечного затмения:
«ТОГДА ИГОРЬ ВЪЗРЕ НА СВЕТЛОЕ СОЛНЦЕ …, А ЛЮБО ИСПИТИ ШЕЛОМОМЬ ДОНУ», которые
многие комментаторы и исследователи, помещают после слов: «А КНЯЗЮ СЛАВЫ»,
перед словами «ТОГДА ВЪСТУПИ ИГОРЬ КНЯЗЬ …».
Обсуждая эту спорную проблему следует начать с А.И.
Соболевского, тогда ещё молодого лингвиста, а в будущем – академика, впервые выступившего
с этой гипотезой устно 15 февраля 1886г., в Историческом обществе Нестора
летописца, но письменно обосновавшее своё предположение только спустя двадцать
лет, 1916 году. Соболевский предположил, что некогда целый лист выпал из
рукописи «Слова», а затем был вставлен составителем не на своё место. Список же
опубликованный в 1800 году повторял этот дефект. «Когда… оригинал от
употребления пострадал, расшился и распался, один листок был положен перед
двумя листками, за ним первоначально следовавшими. Переписчик не заметил
перемещения листков и переписал их в том порядке, как они лежали перед ним».
(Соболевский А.И. «Резюме доклада в Обществе Нестора –летописца» Материалы и
заметки по древнерусской литературе //ИОРЯС.-ТXXI-Кн.2-1916-стр.210
211) Первым же в последующих изданиях «Слова» эту перестановку в тексте
осуществил В. А Яковлев в 1891 г., заметив в предисловии: «Рассказ о солнечном
затмении мы считаем более удобным поместить после речи Всеволода; посредством
такой перестановки восстанавливается, по нашему мнению, последовательность
изложения и единство выступления». (СПИ Редакция и примечания В.А Яковлева –
Спб., 1891.- с.IX) В пользу этой гипотезы
говорит анализ композиции «Задонщины». Повторяя художественные образы «Слова»,
автор «Задонщины» повторил и его структуру. Композиция же «Задонщины» совпадает
с вариантом композиции, предложенным А. И. Соболевским. Предложенный им
гипотетически восстановленный список вызвал горячую полемику среди ученых,
которую можно обобщить словами одного из ведущих славистов того времени академика
Н. К. Гудзия: «В результате перестановки Яковлева – Соболевского – Перетца
получается действительно логически последовательное и связанное чтение,
нарушенное путаницей листов.… Думается после сказанного, что есть все основания
закрепить эту перестановку в последующих и популярных изданиях СПИ». (Гудзий
Н.К. «О перестановке в начале текста СПИ СБ. СПИ М. Л.,1950г. стр. 251, 254)
Фраза из этого отрывка: «скача славию по мыслену древу», трактуется мной, исходя из
Средиземноморского природоописания «Слова». В слове «мыслену», как и в зачине
со словом «мыслию», букву «Ы» я
меняю на «А» и соответственно
перевожу его, как – маслина, оливка. А глагол скакать означает порхать или в
данном случае перелетать с ветки на ветку. Соответственно фраза будет выглядеть
так: «порхая соловьём по оливковому дереву».
Прилагательное от слова «Троян» в «Слове» встречается еще
три раза, смысловой контекст во всех случаях указывает на то, что в этих
выражениях подразумевается архаичное прошлое канувшей в лету римской империи,
причем северо-западное побережье Чёрного моря входило в эту империю, а Северная
Италия была её политическим и экономическим центром. Римский же император Траян
из династии Антонинов (53 – 98 – 117 г. н.э.) был одним из отцов основателей
новой династии, и впоследствии период их правления стал считаться золотым веком
Римской империи (с 96 – 192 г. н.э. Нерва, Троян, Адриан и др.). Траян проводил
успешную завоевательную политику, и к концу его правления она достигла своих
максимальных границ за всю историю своего существования. В результате воин 101
– 102 и 105 – 106 годов земля даков, была превращена в римскую провинцию Дакия
(Румыния); в 106 г. территория Набатейского царства превращена в провинцию
Аравия; в 114 – 117 годах подчинена Великая Армения, в 115 году завоёвана вся
Месопотамия (Парфянское царство); в 116 году завоёвана Фракия (Болгария). После
покорения фракийцев Траян кардинально перестроил их главный город, который стал
в его честь именоваться Ульпия Сердика (современная столица Болгарии г. София).
А в честь победы над Даками в 114 г. в Риме была воздвигнута мраморная колонна
со сценами из этой войны и построена триумфальная арка. О царствовании Траяна
римский историк Корнели Тацит писал как: «о годах редкого счастья, когда каждый
может думать, что хочет и говорить, что думает». Император Траян получил от
сената прозвание «наилучшего» (optimus
– эпитет, заимствованный из титулатуры верховного бога Juppiter optimus maximus), слово Dominus стало включаться в официальный титул монарха. Евтропий в
«Breviarumhistoriae Romanae»
сохранил нам поговорку, повторявшуюся в приветствиях и пожеланиях каждому вновь
вступающему на престол императору: «Будь счастливее Августа, лучше Траяна» (feliko Augusto, melior Trayano).
Под городом Базиашем (Румыния) горы сжали Дунай в узкое
ущелье на протяжении 130 км. до города Кладова. У города Дробета- Турну-Северин
это ущелье носит название Клиссуры или Железные Ворота. В этом ущелье высота
Дуная над уровнем моря с 37 метров переходит в 11 метров. При таком уклоне река
приобретает чрезвычайную стремительность течения и сжата с обеих сторон до
невероятия. К тому же дно реки там во многих местах усеяно подводными скалами и
камнями. Таким образом, выражение «рища въ тропу Трояню чересъ поля на горы»,
следует понимать как: «идя по дороге Траяна (пробитой по приказу Трояна в прибрежных
горах в обход дунайских порогов), через поля Галиции на Балканские горы».
Автор, приводя в пример, сладкоголосый стиль Баяна уподобляет Игоря этому
великому правителю древности и пророчит ему такую же неувядаемую воинскую славу
в веках.
То, что Троян это римский император высказывал ещё Н.М.
Карамзин, а в советские годы ярым сторонником такого толкования был историк и
археолог Б.А. Рыбаков. Он полагал сначала, что «тропа Троянья» - это
построенная Трояном римская, мощеная камнем дорога, а позднее пришёл к мысли,
что это искажённое tropaeum Traiani – памятник в Добруждже в честь победы Траяна над даками.
«Землю Трояна» Рыбаков отождествляет с местностью в нижнем течении Дуная, где в
раннесредневековый период находились славянские поселения. «Веками Трояна» он
считает время со II по конец IV столетия – время расцвета и могущества славянских племён,
закончившееся в 375 году разгромом славянских земель готами. Седьмой же век
Троянов у него это IX столетие, а отчёт ведётся
от IV века н. э.(?).
Словосочетание «На землю Троянью» понимается мною, как
территория, управляемая в свое время консулом Траяном с метрополией в Северной
Италии. Следующие два выражения: «были вечи Трояни» и «на седьмом веце Трояни»
следует понимать, как принятое во времена написания «Слова» такого летоисчисления,
точкой отчета которого было начало царствования Траяна, в 98 г. н. э. (по
общепринятой, традиционной на сегодняшний день хронологии). Но в наше время
надо учитывать, то обстоятельство, что современная (традиционная) хронология
может и не быть истинной, т.к. ряд не только отечественных, но и зарубежных
ученых считает её сфальсифицированной в угоду средневековых христианских
догматиков. Большие изыскания по этому вопросу проводил И. Ньютон «Исправленная
хронология древних царств», интересную концепцию по этой проблеме выдвинул
русский ученый Н.А. Морозов в своём фундаментальном труде «Христос». Он считал,
что поскольку в Новом Завете сбываются пророчества Ветхого Завета, последний не
мог быть написан прежде первого. Самой ранней книгой Нового Завета, очевидно,
является Откровение Иоана Богослова. Следовательно, все прочие библейские книги
были написаны прежде него. Поэтому все исторические факты, которые упоминаются в
обоих заветах, могут относиться ко времени не ранее 395 года н.э., которым Морозов
датировал Апокалипсис. В средине двадцатого века научный мир потряс своими
прозорливыми гипотезами, бывший наш соотечественник Иммануил Великовский («Миры
в столкновении», «Века хаоса», «Народы моря»). Главный тезис Великовского
заключался в том, что «исход евреев из Египта» действительно имел место в
указанные Библией сроки и совпал с завоеванием Египта племенами гиксосов. Эта
догадка привёла его к кардинальному пересмотру им традиционной хронологии.
Кроме того при сопоставлении Библии с традиционной историей Египта бросается в
глаза, что египетские хроники ни в одном пункте не совпадают с библейским
текстом, в то время как библейские описания Египта не имеют аналогов в
египетских хрониках. Тот же парадокс наблюдается и при сопоставлении греческих
и египетских хроник с 7 по 4 век до нашей эры. Более того попытки археологов
синхронизировать египетскую и местные хронологии в европейских странах и на
Ближнем Востоке привели к возникновению локальных «тёмных веков» - растянутых
на многие столетия периодов полного отсутствия памятников письменности и
материальной культуры ровно как и признаков взаимодействия соседних культур до
и после этого «провала в истории». В результате чего в настоящее время
сформировалась научная школа, которая стремится объективно разобраться в
запутанных хронологических нестыковках, существующих на данный момент в
официальной (традиционной) исторической науке. А также пытается разработать
математический инструмент для правильного решения этой непростой задачи. В
своей работе я глубоко вдаваться в эти споры не стану, и вопрос
хронологического несоответствия будет рассматриваться мною ровно настолько,
насколько это будет необходимо для понимания одного из темных мест (в случае с
«Великим Хресови»). Для себя же отметим, что в песне при использовании
начальной точки отчета своего повествования Автор не упоминает ни Великого
Александра Македонского, после распада, империи которого в Малой Азии наступила
эра Селевкидов (Халдеев), и отчёт в ней официально вёлся с 1 октября 312 г. до
н. эры. Этот календарь использовался христианами Сирии и Эфиопии (коптами)
вплоть до XIX века. Не упоминает Юлия
Цезаря, в правление которого была проведена всем известная календарная реформа,
когда вместо «лунного года» был введен «солнечный год». Не упоминает также
Августа, который наряду с Цезарем внёс существенные изменения в гражданский
календарь.
Так почему же Автор «Слова» в своем произведении
использует именно политическую эру от начала царствования римского императора
Траяна? Да потому, что с приходом Траяна, канула в лету целая эпоха римских
императоров – Флавиев, завершающее правление которых, олицетворяло собой
кровавое беззаконие (Тиберий, Нерон, Калигула, и т. д.), ведущее к загниванию,
к стагнации и к деградации римского общества к его упадку. И ей на смену пришла
новая династия – Антонинов, первые представители которой возродили былое
величие империи. Они максимально расширили её владения, восстановили законность
и порядок. Устранили причины, приводившие к разного рода террористическим
эксцессам (здесь имеются в виду древнееврейские сикарии – «кинжальщики»,
использовавшие террор, как основной метод борьбы за свободу, они убивали
римских чиновников, еврейских богачей, греческую знать) и кровавым вакханалиям.
В это время утрачивают своё былое могущество и прекращают существование семьи,
десятилетиями господствовавшие при старой династии. Исчезают из политики многие
стоящие у власти люди, прежде всего знаменитые delatores – доносчики.
Такие как Витий Криси – известный оратор, и автор доносов которые принесли ему
огромное состояние. Адвокат и сенатор Аквелий Регул, в начале своей карьеры
получивший за доносы на сенаторов Орфита и Красса 7 миллионов сестерциев, и
многие другие. Все они сгинули с политической арены после прихода к власти
Траяна, их сдул ветер перемен. В его правление возродилась стоическая
философия, основанная греческим мыслителем Зеноном и впоследствии развитая Гераклитом
и Пифагором. На раннем этапе республиканского римского государства стоическая
философия отражала образ мыслей сенатской оппозиции, а при Трояне ставшая
основополагающей в позднеримском государстве. Яркими представителями поздней
стои были – Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. А при Нероне или Домициане занятия
стоической философией приравнивалось к числу обвинений, на основе которых любой
сенатор мог быть осуждён или убит. Кроме философии в его правление возрождаются
литература, искусство, в позитивную сторону меняется архитектура. На месте
вычурного дворцового комплекса Нерона в центре Рима был возведён Колоссеум
(Колизей) – четырёхэтажный амфитеатр на 60 тысяч зрителей. В противоположность
предыдущим императорским форумам, форум Траяна выделялся упорядоченным
симметричным многообразием. Спокойную и уравновешенную центрально –
симметричную композицию которого подчёркивала возвышавшаяся в его центре
колонна, призванная быть одновременно подножием венчавшей её статуи Трояна и
монументом, прославляющим его дакийские победы. Он распространил систему алиментации,
т.е. помощь детям малоимущих родителей и сиротам, раздавал права римского
гражданства провинциалам. Ввёл запрет на немотивированную смертную казнь для
рабов, и возможность их убежища у алтаря храма. При нём снизились репрессии в
отношении христианских общин, в принятом им в 109 г. законе запрещалось
разыскивать христиан и принимать на них безымянные доносы. Он уравнял их
юридические права с правами остальных граждан, что в дальнейшем подготовило
почву для официального признания христианства в качестве государственной
религии, в западной части римской империи. Его приемники Антонин Пий (86-161),
Адриан (117- 138), Марк Аврелий (121-180) также находились под влиянием
стоической и кинической философских школ. Просвещать умы, будить мысль,
истреблять нелепые предрассудки, воспитывать людей в духе строгой и
возвышенной, во многом приближающейся к аскетизму морали – таковы основные
задачи религиозно-филосовского просветительства, активными сторонниками
которого они были. Для императоров этой эпохи характерно стремление к смягчению
классовых и национальных противоречий, широкая религиозная терпимость,
сближению провинций с центром, к просвещению. С конца 1 века в широких
масштабах развивается филантропия, в императорских доменах вместо рабов
появляются крепостные колоны, наделяемые жилищем, участками земли, орудиями
труда и получающие известные гражданские права, издаётся ряд законов, несколько
облегчающих положение рабов. Например, филантропия Антонина Пия исходила из
принципов стоицизма и учения о естественном праве (jus naturalis),
согласно которому все люди рождаются равными. Гонения против христианских общин
возобновились с новой силой только в 303-304 годах при Диоклетиане. Когда же в средине
IV века стала очевидной безрезультатность диоклетиановских
репрессий римские императоры пришли к окончательному решению в этом жизненно
важном вопросе.
Все эти великие деяния Траяна, его сподвижников и
приемников ставшие основополагающими на переломном этапе развития цивилизации
оставили неизгладимый след в памяти людей на протяжении 700 лет после его
смерти. К примеру, известный французский философ Поль Гольбах называет этих
людей великими язычниками, считая их «наиболее почтенными, наиболее полезными,
мудрыми, святыми представителями античности, которые всю жизнь посвятили
счастью себе подобных». Поэтому Автор «Слова» использует восхождение Траяна на
трон в качестве начальной точки отсчета в своём произведении. Разбирая этот
сложный вопрос, надо учитывать ещё один немаловажный момент. В сборнике
биографий римских императоров, так называемых «писателей истории Августов»
жизнеописание Траяна и Нервы (его предшественника) отсутствуют, хотя их
биографии должны были быть на первом месте. Существует предположение, что главы
эти были уничтожены сознательно, чтобы люди забыли об этих правителях. Историки
XIX – XX веков по крупицам из второстепенных источников добывали
информацию о Трояне. К примеру, чудом до наших дней сохранилась похвальная речь
«Панегирик» Трояну написанная римским писателем Плинием Младшим (62 – 114). В
заключительной части своего произведения Плиний называет Траяна Цезарем
Августом – эти имена стали теперь титулом монарха; он приветствует императора
как властителя над морями и землями, повелителя, предписывающего мир и войну,
как принцепса, которому подобает равная с бессмертными богами власть. Она носит
в глазах панегириста характер высшего морального авторитета. Траян – глава рода
человеческого. Траян – «отец всех людей». Это обозначение тем более
возвеличивает императора, что оно созвучно религиозной формуле, называющей
Юпитера «родителем мира».
А на политическом Олимпе в недалёком будущем появился уже
новый кумир – божественный и победоносный Диоклетиан, объявивший себя живым
Юпитером, и летоисчисление начали вести уже от нового императора. Эпоха
Диоклетиана началась 29 августа 284 г. н.э. и была названа впоследствии «эрой
мучеников». И кем стал Троян после всех этих инсинуаций? В сознании людей XVIII – XIX веков он был каким-то заурядным, второстепенным царьком,
на которого и внимания-то не стоит обращать. Даже А. С. Пушкин недоумевает по
поводу Трояна, считая кандидатуру римского императора явно неуместной в
контексте данного произведения. «Должно ли не шутя опровергать такое
легкомысленное объяснение?» - писал он. Хотя на самом деле Траян был величайшим
правителем Древнего мира, стоявший по значимости в одном ряду с Юлием Цезарем,
и с Александром Македонским. И какая разница кто пытался вычеркнуть Траяна из
Анналов Истории, приспешник очередного римского императора или средневековый
хронист. В любом случае это был умный и расчетливый придворный интриган, а не
полуграмотный монах или религиозный фанатик. Да и разве мало примеров такого
рода деятельности со стороны историков в нашем «просвещённом» XX веке. Вот что по этому поводу сказал наш писатель В.П.
Астафьев: «Историки в большинстве своём … не имеют право прикасаться к такому
слову как правда. Они потеряли это право своими деяниями своим криводушием».
Немаловажное значение при рассмотрении этого вопроса
имеет хронологический сдвиг в 300 лет, получившийся в результате активной
деятельности Скалигеровских историков и хронистов в средине XVI века. Это тоже является серьезным поводом для
объективного разбирательства и изучения. Над этими проблемами в данное время
работает ряд математиков и историков из МГУ под руководством Г. В. Носовского и
А.Т.Фоменко. Конечно, гипотезы которые они выдвигают не бесспорны, но их
настойчивое стремление к установлению истины и не стандартный подход к делу, не
может не вызывать уважение. А истина, как известно, рождается в споре. И спор этот
должен быть позитивным и вестись в форме диалога.
Фразу «свивая славы оба полы сего времени», я понимаю,
как авторскую стилизацию, оформленную в форме своеобразного послания в будущее,
т.е. написанный древним писцом свиток из пергамента на котором отображены
ратные победы наших пращуров, а на другой половине этого же свитка современник Баяна
с его слов вписывает новые героические подвиги. И уже их внук, раскрыв этот
свиток одним движением руки и прочитав его, узнает своё великое и славное
прошлое.
Из древнерусского теста неясно, к кому именно в этой
фразе относится словосочетание «того внуку». В издании 1800 г. после слова
«того» в скобках поставлено (Олга), по выражению самого М.- Пушкина: «для
большей ясности речи». Первые издатели поняли её так, будто в этом месте
говорится об Игоре, как внуке Олега Святославича (Гориславлича). Другие
комментаторы, ставя его редакторскую правку под сомнение, считают, что он внук
Траяна, что тоже маловероятно, т.к. Игорь жил как минимум через 800 лет после
царствования Траяна. Некоторые считают, что речь идёт о самом Авторе «Слова» -
внуке Баяна (Щепкина М.В. «О личности певца» ТОДРЛ М.; Л. 1960г Т.16
стр.74-75). Я же предполагаю, что речь в этом месте идёт всё-таки об Игоре, и
Автор считает его «внуком» Баяна. Только это надо понимать не в смысле прямого
родства, а в плане преемственности поколении. Таким образом, после слова «того»
в скобках следует поставить имя Боян, названный далее Велесовым внуком. Значит,
фразу следует понимать следующим образом: «Пети было песнь Игорю, твоему (Боян)
внуку».
Далее в тексте Автор, копируя Бояновскую манеру
исполнения, как бы воспроизводит один из его витиеватых запевов, но первые
переводчики первоначально, неправильно уяснив смысл фразы, не в тех местах
расставили знаки препинания. Безусловно зная, что в Восточной Европе существует
территория с таким названием, как Галиция, они даже и не думали связывать это
слово в своём переводе с этим географическим понятием, им такое даже в голову
такое не могло прийти. С чего это вдруг Игоревы дружинники должны соколиной
стаей лететь по Галиции? Куда они в таком случае прилетят? Явно не в
«Половецкую степь» на юг причерноморского Дона (скиф. Танаис). Это в принципе
не укладывалось в их научные концепции и мировоззрения, поэтому такой вариант
ими даже не обсуждался и не рассматривался. Как не думали они связывать другое
географическое понятие – Рим из «золотого слова Святослава» с Италией. Поэтому они
посчитали, что словосочетание «Се у Рим» это имя половецкого хана – «Сеурим».
Слово же «галици» они перевели, как галки - птицы, которые «стадом бежат къ
Дону великому»; из-за этого произошла невероятная путаница и подмена основных
понятий в бояновском стихосложении, которая со временем приобрела форму
безапелляционной истины и окончательно запутала всех исследователей и
толкователей «Слова». Потому что в таком изложении в одной фразе смешались
положительные соколы и отрицательные галки, причем оба эпитета относились к
русским дружинникам. Это несуразное противоречие им надо было, как то
растолковать и объяснить, и тогда в ход шли самые невероятные домыслы и
предположения.
На самом же деле в этом месте «Слова» Автор под словом
«галици» имел в виду часть исторической области в Венгрии - Галицию, где
действительно широкие и ровные, как стол, степи - Пуста. А фраза «стады бежат»
относится соответственно к слову соколы, которые грозной стаей летят к Дону
великому, т.е. к реке Эридан (р. По). Автор как бы подчеркивает этой фразой,
что не по воле случая Игоревы дружинники соколиной стаей пролетают через поля
широкие Галиции, не шальной ветер, не буря и не ураган их туда занесли, а
целенаправленно по княжескому волеизъявлению стремятся они на запад к Венеции.
При этом Автор использует витиеватый Бояновский стих, который так сладко
умасливал ухо слушателя. Поэтому в данном случае вполне обоснован следующий
перевод: «Не буря соколов занесла через поля широкие Галиции*, стаей летящих к
Дону Великому». А кто знает, может по-другому бы начал песнь свою вещий Боян,
Велесов «внук»? И тут же Автор приводит другой вариант запева, который можно
было ожидать от Баяна: «Кони ржут за Сулою (т.е. в г. Переяславле), звенит
слава в Киеве, трубы трубят…». Ко всему прочему, в этом абзаце Автор явно
показывает преемственность поколений в творчестве древнерусских поэтов. Тем
самым подчёркивается, что не на пустом месте возникло его произведение, и он
чтит их былые традиции, которые, в конечном счёте, он и передал своим потомкам
в виде живого русского слова.
Говоря о мифической реке Эридан нельзя не обойти
вниманием, ряд научных проблем, связанных с названием рек оканчивающихся на Дон
(Дан). Или местностей имеющих в своем названии это понятие, таких как Каледония
(совр. Шотландия), Македония, п-ов Халкидон (соврем. Халкидики)
на С.-Востоке Греции (гора Афон). Реки с таким корнем есть на Кавказе (р. Раздан
в Армении). В Малой Азии (р. Калхидон впадавшая в Мраморное море). В
Передней Азии (р. Иордан и город Сидон современная Сайда). Ряд
рек в Западной Европе (Дордонь – на юго-западе, Рона бывший Родон
– на юго-востоке Франции). А также другие реки, имеющие осетинскую этимологию,
но не имеющие такого окончания. Река Эридан, по мнению древних историков, протекала
в западных районах Скифии, её название встречается у древнегреческого поэта
Геосида (VII в. до н. э.) в его знаменитой «Теогонии» (Родословие
богов). Перечисляя в своей поэме «изобилие водоворотами реки», он в числе
других называет и «глубоко лучинный Эридан».
Река Эридан была прочно связана с античными мифами, где
воспевался чудесный камень янтарь. Ему приписывалось магическая сила отгонять
злых духов, приносить счастье и удачу. Считалось, что янтарь не что иное, как
золотые слёзы, которые ронял Аполлон, когда он шел к гипербореям оплакивать
своего сына Эскулапа. В другой поэме рассказывается о прекрасном юноше Фаэтоне,
который попросил своего отца Гелиоса дать ему на один день солнечную колесницу.
Долго противился Гелиос, но Фаэтон так сильно умолял его, что тот наконец
согласился. Горя от нетерпения, юноша вскакивает на колесницу и, волшебные кони
срываются с места и несут её туда, где ярко светит солнце. От горячих лучей
колесница вспыхивает, как факел, а кони мчатся то высоко, оставляя на тёмном
небосклоне следы Млечного пути, то низко над землёй, едва не сжигая её. Увидев
это, разгневанный Зевс бросает в колесницу молнию и поражает ею Фаэтона. (По
другой легенде, Фаэтоном древние называли одну из планет нашей солнечной
системы, которая в результате космической катастрофы распалась на множество
частей. Сейчас на месте этой планеты расположен так называемый пояс астероидов,
находящийся между орбитами Марса и Юпитера.) Юноша падает с колесницы далеко от
родины, в стране солнечного заката, в волны реки Эридан. Гибель Фаэтона
оплакивают его сестры Гелиады. Они находят могилу брата, их слёзы превратились
в водах реки в янтарь.
Место добывания янтаря так тщательно скрывается купцами и
мореходами, что о местоположении этой реки ничего неизвестно античным поэтам,
учёным, географам. Тот же Геосид сомневается: «О западных окраинах Европы не
могу сказать ничего достоверного, ибо я не допускаю существования реки, которую
варвары называют Эриданом, которая будто бы впадает в Северное море, и от
которой. как говорят, приходит янтарь». Он тщетно ищет очевидцев среди
мореходов, которые могли бы подтвердит, что по ту сторону Европы есть такая
река и море, где на побережье добывают этот драгоценный камень. Река под таким
названием известна и Геродоту хотя он и сомневается в реальности её
существовании у Северного моря. Эридан в его понимании, это современная для нас
река По в её нижнем течении. Рассказывая же о самых отдалённых странах Европы
на Западе, Геродот говорит, что он не может сообщить о них ничего
определённого: «Я – то ведь не верю в существование реки, называемой у варваров
Эриданом, которая впадает в Северное море (откуда, по рассказам, привозят
янтарь)…Ведь само название «Эридан» оказывается эллинским, а не варварским и
придумано каким-нибудь поэтом» (Геродот «История» Книга третья «Талия»
Издательство «Наука» Л.1972 гл.115 стр.173). Скепсис Геродота относительно
существования реки, названый местным населением странен, но весьма показательна
связь реки Эридан с янтарём. Спустя некоторое время, интересную мысль высказал
другой античный учёный Эвдокс. По его мнению, янтарная река Эридан вытекает из
Рифейских гор (возможно это Валдай), находящихся в глубине Скифии, и впадает в Западное
море близ земли кельтов. Вслед за ним Диор Сицилийский и Плиний ясно говорят:
янтарь добывают на острове Северного океана, лежащего в трех днях пути от
Скифии. Этот остров называется Балтия.
Сопоставление мифологических данных об Эридане с фактом
реального существования двух Эриданов, на северо-западе Европы и Адриатическом
побережье, явно свидетельствует, что в древнейший период греческой мифологии
данный гидроним был уже известен грекам, что в определённой степени объясняет
скепсис Геродота о негреческом происхождении этого имени. Учитывая всю
совокупность этих данных, можно утверждать, что таким названием обозначалась
какая-то из рек впадающих Балтийское море – река Висла или Неман, как две
наиболее крупные европейские реки, впадающие в Балтийское море. Что касается
времени появления этого гидронима в данном регионе, а, следовательно, и его
носителей, то здесь приходится руководствоваться лишь косвенными соображениями.
Греческий географ Маркифан в своём описании Европейской Сарматии, составил на
основе «Географии» Клавдия Птолемея (II в н.э.), пишет, что за устьем р. Вислы, которую он
называет Вистулой, следуют устья реки Хрона, а за ней «находятся устья реки
Рудона. Эти реки изливаются в Вендский залив, который начинается от р. Вистулы,
простираясь на огромное пр-во» [II.39]. Вендским или Венедеским заливом здесь
называется юго-восточное побережье Балтийского моря. Река же Рудон, по словам
географа «течёт из Аланской горы; у этой горы и в этой области живёт на широком
пространстве народ алан – сармат, в земле которых находятся истоки реки Борисфен
(Днепр) впадающая в Понт Аксинос (от скифского – тёмно-синий – АХСИН –
«негостеприимный», ставший у греков – Pontus Euxinus – «гостеприимным»).
Сравнение данных Маркиана с птолемеевской картой
Европейской Сарматии показывает, что река Рудон идентична современному Неману,
это было впервые отмечено Ю. Кулаковским, известный своими трудами по истории
алан. Птолемей ошибочно называет Рудон
Рубоном, поскольку перечень рек в Европейской Сарматии к востоку от
Вислы у Птолемея и следующего за ним Маркиана одинаково – Хрона, Рубон, Трунта
и Хесин. Исходя из этого, можно полагать, что Птолемей или ошибся в передаче
названия Рудон, или же это название было искажено поздними переписчиками. В
любом случае, сравнение сведений Гесиода, Птолемея и Маркиана скрывается одна и
та же река, а именно Неман, который впадает в Балтику в районе действительно
богатую янтарём.
Первое же упоминание Эридана как названия конкретной реки
в Западной Европе в античных источниках относится к последним векам до нашей
эры. Согласно римскому историку Полибию, река Пад, прославленная поэтами под
именем Эридан, берет своё начало из Альп. «Дошедший до местности ровных, река
изменяет свое направление и протекает по ним к востоку, впадая двумя устьями в
Адриатику. Из моря через устье, именуемое Оланою, корабли по ней подымаются на
две тысячи стадии». Как явствует из вышесказанного рекой Эридан Полибий
определённо называет современную реку По в Италии. Близкое к этому названию
Полибий приводит и другое название реки на северной стороне Альп, а именно
Родан (современная Рона во Франции). Появление скифско-сарматских, т.е. древне
осетинских гидронимов по обоим склонам Альп в последних веках до н.э.
естественно требует объяснения, тем более что письменные источники не содержат
прямых известий о пребывании этих племён на Апеннинах и сопредельных
территориях до «эпохи великого переселения народов». Однако данные Полибия
позволяют внести определённые коррективы в этот вопрос. Рассказывая об
этнической истории бассейна р. Эридан, он сообщает, что равнинами паданской
низменности некогда владели тиррены, по имени которых получило своё название
Тирренское море. Их северными соседями были кельтские племена, из числа которых
одним из наиболее известных было племя галатов. «С завистью взирая на блага
этой страны», кельты огромным войском напали на тирренов, вытеснили их из
области Пада и завладели равнинами. Однако здесь поселились не только кельтские
племена. Как сообщает Полибий землями, доходящими до Адриатического моря,
завладело «другое очень древнее племя», носящее имя венетов; в отношении нравов
и одежды они мало отличались от кельтов, но языком говорят особым. По словам
историка, писатели трагедий часто упоминают об этом народе и рассказывают о нём
много чудес. Кто же такие венеты? Ответ весьма проблематичен, поскольку
сведения античных авторов об них довольно скудны и противоречивы. Ранее
упоминания о венетах к востоку от Вислы содержатся у Плиния Старшего (I век н.э.), который называет их в числе других сарматских
племён (IV 97). Клавдий Птолемей в
своём описании Европейской Сарматии называет венедов в числе наиболее
многочисленных племён, наряду с иазигами, роксоланами, аоросами и аланами, а
также певкинами и бастарнами. Географ локализует венедов «по всему Венедскому
заливу». Этот залив Птолемей называет заливом Сарматского океана, так он
именует Балтийское море, что указывает на юго-восточное побережье Балтики с
Рижским заливом. Упоминает венетов и Карнелий Тацит, называя их в числе
восточных соседей германских племён. Нет также убедительных доказательств и в
пользу распространённого мнения в русской и советской историографии об
изначальной принадлежности венедов к протославянским племенам. Геродот упоминал
на побережье Адриатического моря и на северо-западе Апеннин племя и область
венетов их северо-восточными соседями Геродот называл племя сигиннов, носящих
мидийскую одежду и являвшимися переселенцами из Мидии, факт, который Геродот не
в состоянии был объяснить. Принимая во внимание близость расселения венетов
Геродота и венетов Полибия на Адриатическом побережье Апеннин и идентичность
самих этнических названий, можно полагать, что и те и другие венеты которых они
локализуют в бассейне р. Эридан – По, суть одно и то же племя, переселившееся
сюда с побережья Балтийского моря и уже во времена Геродота, жившие на
побережье Адриатики. И как обычно это бывает у переселенцев (колонистов),
которые перенесли сюда название для этой реки, с места своего первоначального
проживания, она стала называться Эридан. (Исторический отрывок про реки с
названием Дон взят мною с Осетинского интернет сервера.)
Галиция* - историческое название части западно-украинских,
венгерских, польских земель на северо-западных склонах Карпат, в верховьях рек
Днестр, Прут, Серет; Галич - от
древнекельтского слова «галь» - т.е. места связанные с разработкой
соли. (МСЭ)
Это словосочетание помощники М. – Пушкина перевели
правильно: «в цель стрелять довольно сведомы» (так в Екатерининской копии) и «в
цель стрелять знающи» (так в издании 1800г). Но вскоре Н.М. Карамзин исправил
это сочетание букв, оговорив, что «кмети» назывались слуги и дружина князя. И
уже современные комментаторы превратили курян в «знающих кметей» - отважных
воинов; говоря при этом, что «кмети», как воины это вполне ясное и обычное для
древнерусского языка слово. И такое заявление они подтверждают лишь своим
авторитетом, сознательно подвергая это понятие архаизации. Я считаю, что начало
этого предложения по-прежнему следует понимать в его первоначальной трактовке,
а именно: «А мои-то куряне знают куда метить», т.е. они знают, куда им
предстоит идти. Цель похода им известна, и в нужный момент они не промахнутся,
многие из них не раз бывали в тех краях, воины они надежные, с раннего детства
в ратных делах закалённые, им по плечу любые трудности и любые испытания,
которые встанут у них на пути.
В христианстве руссов, судя по описаниям ХI века, ещё сохранялось влияние славянского язычества.
Именно вера в непреложность божественных установлений заставляла руссов
предпочитать самоубийство плену: пленный по закону войны – раб, и никакая сила
не может изменить этого положения. Воздаяния язычество не знало. Не знало его
никакое язычество, но славянин при этом имел дело не с фатумом, а с фортуной. В
этом сюжете проявляется русское языческое воззрение. Игорю и его дружине ясно,
что случившееся знамение означает верную гибель, а откупиться от рока нельзя.
Но уклонится от боя – значит попасть в плен и навсегда остаться рабом. По этому
поводу приведу одну цитату из Ветхого завета: «Не плачьте об умершем и не
жалейте о нем; но горько плачьте об отходящем в плен, ибо он уже не возвратится и не увидит родной страны своей» (Плачь Иеремия
22.10). Поэтому призыв Игоря к своим соратникам умереть с честью воспринимается
всеми воинами как должное, и его слова подымают моральный дух бойцов,
сплачивают их в единое целое. Игорь это знает и он этим умело пользуется, ведь
фанатичный и воодушевленный на победу воин легко противостоит десятку врагов.
Рассматривая более широко этот вопрос, нельзя не затронуть тему Арианства. Это
христианское течение усваивалось на стадии военной демократии, потому что
власть в это время ещё окончательно не оторвалась от общества, не
противопоставила себя ему. Его зачинатель – священник Арий (умер в 336г.) из
города Александрии. Арианами были завоевавшие Италию готы, затем лангобарды.
Арианства придерживались также вандалы, аланы, руги (русы) и другие племена,
населявшие область Среднего Подунавья. Главная внешняя и отличительная черта
арианства от традиционной церкви – место бога-сына по отношению к богу-отцу.
Ортодоксальная церковь настаивала на единосущности
лиц Троицы, в то время как ариане выдвигали принцип подобосущия; по учению Ария, Христос как творение бога-отца –
существо, ниже его стоящие. Они отстаивали свободу воли каждого человека и
способность его, без участия церкви, достичь «спасения» путём добрых дел. При
таком понимании христианства в разветвленной церковной иерархии вообще не было
необходимости. Ариане также не знали церковной субординации. Община выбирала
епископа, а совет епископов решал общие дела. Рассуждение об арианстве имеет
самое прямое отношение к нашей теме потому, что Игорь и его воины, скорее
всего, исповедовали арианство. Возможно, представители других течений в
христианстве не принимавшие их символ веры считались у них неверными, которые в
их представлении были последователями языческих обрядов, поэтому они с таким
нетерпением относились к языческим мраморным статуям, а также к тем новым
статуям апостолов, которым поклонялись католики (латины). На то, что арианство
господствовало в Древней Руси вплоть до XII
века, указывал в конце XIX века П. Заболоцкий.
Он сопоставил летописный символ веры с «исповеданием веры» Михаила Синкеллла,
помещённый в «Изборнике Святослава»*, и пришел к выводу, что перед летописцем
находился не греческий оригинал и не «Изборник». «…В таком важном произведении,
как «исповедание веры», где каждое слово имеет значение, - заключал Заболоцкий,
- разумеется, можно было бы ещё допустить неважные изменения в способе
выражения сравнительно с оригиналом, но допустить такие характерные для
известного направления искажения, как вместо различия бога отца от сына и духа
– старейшинство бога отца, вместо единосущия сына и духа с отцом – подобосущие или
наконец последовательный пропуск свидетельства об антипостастности
(нерасчлененности) лиц пресвятой Троицы – всего этого нельзя допустить, как
выражения лишь более или менее свободного отношения летописца к оригиналу»
(Заболоцкий П. К вопросу об иноземных письменных источниках Начальной
летописи// РФВ т. XLV. Варшава, 1901.№ 1 – 2
стр.28-29). Это наблюдение Заболотского привлекло внимание и А. А. Шахматова, и
Н.К.Никольского. Но первому оно ничего не дало, т.к. не укладывалось в его
научную концепцию, а для Никольского помогло найти похожую параллель для
летописного текста в сборнике XII века (см.: Никольский Н.К. Материалы для истории древне
русской духовной письменности. СПб., 1907 стр.21-24). Но развивать дальше это
направление он не стал потому, что не обнаружил связи с западнославянской
культурной традицией, либо остерегался косых взглядов ревнителей византийского
православия.
«Изборник»
Святослава 1073г.* – копия болгарского
сборника, составленная в начале Х века для болгарского царя Симеона. На Руси
«Изборник» был переписан для киевского князя Изяслава, но затем имя князя было
выскоблено и заменено именем Святослава, захватившего княжеский престол в 1073г.
Представляет собой сборник, где наряду с произведениями «отцов церкви» были и
другие памятники разнообразного содержания. Обнаружено 27 списков XV-XVIII вв. русской
редакции. Опубликован в 1880 г.
Это выражение следует понимать в буквальном смысле, где
под похотью понимаются низменные желания Игоря, которые серой пеленой упали на
его светлые помыслы и довлеют над его чувствами. И несмотря ни никакие небесные
предзнаменования не могут служить ему преградой для достижения вожделенной
цели, а именно усмирение и захват богатого удельного княжества, и включение его
обратно в сферу своих жизненных интересов. Таким образом, фразу читаем как:
«Упали князю на ум желания, и жалко ему, что знамение наступило, но искушает
Дон (Эридан) Величавый». Так у римского поэта Публия Овидия в мифическом эпосе
«Метаморфозы», этой реке дан эпитет «Величайший Эридан» - Maximus Eridanus.
(Овидий Назон // Метаморфозы М.- Л., 1937, т. 2 стр.360)
«Хочу, говорит, копье преломить на конце поля
Половецкого». Этой фразой Игорь как бы очерчивает круг своих территориальных
притязаний, т.е. он хочет обратно вернуть в сферу своего экономического влияния
всю Падонскую низменность, и долину реки По (Эридан) с её
многочисленными притоками. А также подчинить своей власти находящиеся на
Северном побережье Адриатики торговые города, и как в старые добрые времена
собирать с них налоги (дань). В случае успеха в Тмутараканский удел, в качестве
наместника он планирует посадить своего старшего сына Владимира, собственно
говоря, для этого он и взял его в поход. А в случае неудачи обещает вместе со
всеми голову свою положить, что вполне резонно. Затем он спрашивает у стоящих «в
кругу» воинов: «А любо испить шеломом Дону?». Причём слово «любо» надо так и
понимать, как оно написано в первоначальном тексте, а не переводить его как
слово «либо». То есть по душе ли им его смелые планы, согласны ли они вместе с
ним идти в этот опасный поход? И по законам военной демократии того времени
войны отвечали или «Любо», или «не любо», в случае же отрицательного ответа
командир или воины, сказавшие нет, не участвовали в походе. Эта древняя
традиция дошла до нашего времени и существует, как в казачьих частях, так и у
других кавказских народов, где первостепенные и жизненно важные вопросы
выносятся на всеобщее обсуждение – «на круг».
«Любо! Любо!» - отвечали воины. Этот ответ, не
прозвучавший в «Слове», следует из того, что Игорь только после их одобрительных
возгласов вступил в золотые стремена. К тому же при такой интерпретации этого
фрагмента надо учитывать гипотезу А.И. Соболевского о спутанных листах начала
рукописи.
После того как все участники воинского «круга» одобрили
его смелый план, Игорь, подчиняясь древней традиции, вступает в золотые
стремена, и символически едет по полю в сторону, куда намечен сам поход, тем
самым показывая, что решение окончательно принято и пути назад уже нет. После
этого все русские полки пришли в движение, и грозной лавиной устремились на
Запад, к Венеции, преодолевая последние природное препятствие, стоящее у них на
пути, высокие горы – Шеломень.
Только солнечное затмение Игорю путь преграждает, ночь
стонет ему грозою. «Ночь» в этом предложении не время суток, а наступивший во
время полного солнечного затмения ночной мрак, когда среди бела дня внезапно
наступает ночь. Во время солнечного затмения лунная тень, двигаясь, справа
налево (с запада на восток), медленно загораживает собой Солнце. В общей
сложности затмение продолжается около двух часов, тогда как его полная фаза в
отдельно взятой точке на земной поверхности длится, как правило, 2 – 3 мин., и
в редких случаях до 7,5 минут. В этот краткий промежуток времени днем
становятся видны некоторые планеты и яркие звёзды, а вокруг Солнца вспыхивает
жемчужно – серебристая корона. Религиозный человек того времени, полностью
зависящий от могучих сил природы, видя этот грозный разгул стихии, испытывал
трепетный страх от всего происходящего, и в его воображении в такой момент
возникал образ неминуемого конца света. В старину затмение Солнца или Луны
всегда было предвестником войны, эпидемий, голода, неурожая, наводнения, гибели
державы или царства.
Лишившись днём на какое-то время солнечного света,
природа всегда одинаково реагирует на такое грозное явление, полевые цветы
закрываются, в земной атмосфере из-за резкого остывания воздуха и перепада
температуры в полосе затмения, возникает быстрое движение воздушных потоков.
Конкретно в то полное солнечное затмение неожиданно появившиеся грозовые тучи,
сильный шквалистый ветер, гром и молнии напугал лесных птиц. Свинцовые,
грозовые тучи усугубили тьму, и превратили «день в ночь» дополнительно продлив
время затмения. Испуганные птицы в свою очередь громким гомоном и оглушительным
свистом разбудили зверя, он же Див*, который, как и любая другая нечисть, днём
спит, прячась от ярких солнечных лучей, а под покровом ночи вершит свои тёмные
дела. Птичья суета, их неуёмная тревога, и неожиданно возникший днём могильный
мрак, внесли в душу разбуженного Дива (существо, которое считает, что только
оно может творить на земле нечто зловещее и неприглядное) смятение, страх, ужас
и полное непонимание того что всё это значит. Кто хозяйничает в его «епархии»? И
кто всё это смог сотворить? Значит, этот кто-то сильнее его и претендует на
власть в его «вотчине». И от пугающей неизвестности властелин тьмы взбесился
(зби). Выскочив из своего мрачного логова, он взвился вверх на самое высокое
дерево, чтобы оглядеться. И увидев в походных колоннах нескончаемую рать
русскую, Див пронзительно заверещал с верхушки высокого дерева. Своим диким,
гортанным, нечеловеческим воплем, предупреждая половцев, людей которые ему
поклоняются, и страны в которые они недавно переселились, находящиеся в полном
неведении – «земли незнаемые», что на них идет князь Игорь со своими грозными
полками.
Див*- В Ассирийско – Вавилонской мифологии Дев – это
языческий
Бог. В более поздний период это религиозно-мифологическое
существо из ираноязыческого эпоса, имеющий ипостась чёрта
или
беса. Только Див намного сильнее и могущественнее их по
своим
демоническим способностям. Только ему под силу оповестить
половцев о походе на них Игоря. Недаром Автор называет
его
зверем (зверенъ).
Див это тот же Дэф, и ни в коем случае нельзя
отождествлять его со всевозможными птицами, типа филина
или
удода, как это предлагают делать некоторые исследователи
«Слова». Вводя это «исчадие ада» в свое произведение,
Автор как
бы говорит своим слушателям, что вся потусторонняя
нечисть во
главе с Дивом выступает на стороне половцев. Затем Див
ещё раз
появляется в «Слове» при описании разгульного набега половцев
на
Русь, когда эта безобразная тварь свалилась на мирные
города и
сёла, как «чёрт на голову» (упал Див на землю).
Естественно, Автор «Слова» и его слушатели хорошо знали,
где эти земли находились, но со временем топонимика того региона изменилась до
неузнаваемости и современный исследователь и читатель «Слова» не может понять,
о каких странах идет речь. И комментаторам приходится выдвигать различные
версии и гипотезы. Нам же остаётся только гадать, при этом надо понимать, что
Влъзе – это не низовья Волги, т.к. название этой реки встречается в песне в
своём обычном написании: «…Волгу веслы раскропити». Влозе – это, вероятно волок по водоразделу двух рек.
Каких? На протяжении столетий считалось, что у Дуная наряду с черноморским
устьем есть ещё второе устье – на Адриатическом море. По этому поводу
укоренилось настолько твёрдое убеждение. Что в поэме об аргонавтах Аполлония
Родосского мореплаватели попадают из Понта прямо по Истру в Адриатическое море.
Понять, каким образом возникло это убеждение о втором устье Дуная на Адриатике,
можно только, если обратится к географии транспорта. «Гора Окра – самая низкая
часть Альп: там они касаются земли карнов. Через Окру из Акилеи перевозятся товары в так
называемый Невпорт; путь этот имеет немного больше четырехсот стадий. Оттуда по
рекам товары доставляются к Истру и к прилегающим к нему местностям. Мимо
Невпорта протекает судоходная, выходящая из Иллирии река, которая впадает в
Сав…» (Страбон, lV, 6,№10.) Как показывает приведённая цитата, в древности
существовал важный торговый путь, который вёл от системы Дуная через
Бирбаумский Лес (проход Окра) к Триестскому заливу. В древней торговле
выдающуюся роль играли венеты, от которых обычно получали товары тарентинцы.
Насколько важное значение имел путь через проход Окра, видно из того, что здесь
был один из особенно часто используемых европейских волоков для более лёгкой
доставки судов через горы. Впадающая в реку Саву Лаба была первым водным путём,
в который попадали корабли из Адриатики после волока. Характерно, что он
назывался Наупортом, то есть «носителем кораблей». У Страбона это название
искажено и превращено в Невпорт.
То обстоятельство, что северо-западное побережье
Адриатики по Дунаю получило название «Истрия», которое сохранилось до наших
дней, также свидетельствует о важности прохода, ведущего от этого моря к Дунаю
(Рихард Хеннинг «Неведомые земли»
М.1961г. Изд. Иностранной литературы стр. 294). Этот водный путь по Истру был
намного старше и важнее для южных и восточных славян в раннее средневековье,
чем пресловутый путь «из варяг в греки», который так любят приводить
норманнисты в качестве примера «цивилизованности» варягов.
Корсунь и Сурож – это не в Крыму, ещё М.Н. Сперанский
убедительно доказал, что под Корсунью никак нельзя понимать реальный греческий
Херсонес. Важным аргументом против расположения Корсуни в Крыму является полное
незнакомство греческих «житий Кузьмы и Демьяна» с чудом из этой легенды (М.Н.
Сперанский «Корсунское чудо Кузмы и Демяна» М. 1928г Т.1 стр.373// Известия
общества Русского языка и словесности). В древнейшей редакции Жития Владимира,
где запись ведётся от одного события к другому, читаем: «На другое лето к
порогам ходи по крещении; на третье лето взят Корсунь; на четвёртое лето церковь
камену Богородици заложи; на пятое лето Переяслав заложи; на девятое лето
блаженный князь Владимир, христолюбивый, церкви святые Богородици вдаде
десятину от имения своего;… по святом крещении поживи блаженный князь Владимир
28 лет». (Владимир умер 15 июля 6523/1015г. Стало быть, это Житие относит его
крещение к 987г.)
О каких порогах идет речь в этом отрывке? Традиционная
историография утверждает, что речь идёт о днепровских порогах. Но наиболее
вероятно, что он ходил к дунайским порогам. Ему нечего было делать у
днепровских порогов. Этот природный заслон на пути врага к столице и так был в
наших руках. Под порогами или водопадами «катарактами» имелись в виду теснины
подступающие к руслу Дуная в Трансильванских Альпах, в которых река суженная
горами проходит так называемые «Клисуры» (clausura – запирание, замыкание), а затем: «Железные ворота» близ
г. Дробета – Турну – Северина. Ширина Дуная уменьшается в клисурах до 112
метров, в этом месте был своего рода перерыв реки. На правом берегу Дуная во
время дакийского похода в 103 году по приказу консула Траяна в обход клисуры
была вырублена римская дорога, ставшая волоком для боевых кораблей. Страбон
(«География» VII 3, 13) обстоятельно
сообщает, что часть реки, находившаяся наверху, называлась у даков Данувием,
другая же часть, реки ниже по течению вплоть до Понта называлась у гетов Истром.
В военном плане «Железные ворота» были важным опорно-стратегическим пунктом, то
есть, кто владел этим волоком тот, по сути, и был хозяином на Балканах, потому
что мимо него не пройдешь. Надо заметить, что только после успешного похода к
порогам, Владимиром была взята Корсунь. По-видимому, этот волок и есть та самая
«тропа Трояна», подойдя к которой через поля Галиции на Балканские горы, и
миновав которую, Игорь свивал славой обе половины своего и недавно минувшего
времени. Описание Корсуни мы найдём у Никона в «Сказании о крещении Руси».
Введя в свою летопись, так называемую Корсунскую легенду, рассказывавшую о
взятии Корсуни Владимиром, о сватовстве Владимира и, наконец, о крещении его
именно в Корсуни, а не в Киеве или Васильеве: «Се же, не сведуще право,
глаголютъ, яко крестися есть в Киеве, инии же реша в Василиве» (ПВЛ, 987г.).
Никон тем самым опровергает версию своего предшественника – составителя
«Сказания о первоначальном распространении христианства».
В этом рассказе Никона имеется ряд фольклорных мотивов,
свидетельствующих об устном происхождении легенды, которая, по сути, и была
былью. По топографической точности легенда, несомненно, принадлежала к
Северному Средиземноморью. В ней указаны детали устройства водопровода в
Корсуни из колодца вне города, т. е. римский акведук. Указано и место, где
стояла церковь святого Василия, в которой крестился Владимир: «в Корсуне граде…
иде же торг деють корсуняне»; указано место, где стояла палата Владимира: «с
края церкви» Василия; о палатах Владимира отмечено, что они сохраняются «и до
сего дне» и т. д. Чтобы внести Корсунскую легенду в рассказ «Сказания», Никону
пришлось прибегнуть к целому ряду искусственных приёмов, оттянувших крещение
Владимира до корсунского похода. В начале повествования, показывая нравственное
падение Владимира – язычника он рассказывает, как тот бесчестит дочь
корсунского князя на глазах родителей, отдаёт её в жены своему дружиннику, а
затем убивает самого князя и княгиню. Владимир не сразу исполняет своё обещание
крестится, за что бог «наказывает» его слепотою, от которой он исцеляется
только при крещении. Но каковы бы, ни были грехи Владимира – язычника, они не
могли ставиться с христианской точки зрения в укор Владимиру – христианину.
Наоборот, чем ниже был нравственный уровень Владимира до крещения, тем выше, с
точки зрения Никона, становился его подвиг принятия христианства, тем резче
выступал произошедший в нём перелом, тем более величественным становился самый
акт крещения.
По мнению А. А. Шахматова в основе Корсунской легенды
лежала историческая песня. Здесь же, полагал ученый, впервые появился рассказ о
блудной жизни и идолопоклонстве Владимира, в чем он усматривал руку грека или
грекофила, стремящегося принизить киевского князя. Рассматривая этот вопрос
нельзя обойтись без работ замечательного русского византиста В.Г. Василевского
(1834 – 1899). Указывая на противоречивость русских источников, он в частности,
отдавал явное предпочтение «Памяти и похвале» Иакова перед летописью, т. е.
признавал, что Корсунь Владимир брал уже, будучи крещеным. Так же он обратил
внимание на то, что 986 – 989 годах между Византией и Русью был заключен
договор о союзе, скреплённый браком русского князя и сестрой императора и
связанный с крещением Владимира. Но ученый отметил и то, что, ни византийские,
ни русские источники ничего не говорят, ни об этом союзе, ни о крещении
Владимира именно византийскими миссионерами, хотя скажем, Лев Диакон был
современником тех событий.
При обсуждении этого вопроса надо учитывать ещё одно
немаловажное обстоятельство. Во всех летописных источниках эта империя
именуется Ромейской, при этом большинство комментаторов нам услужливо
подсказывают, что, дескать, это и есть Византия, Царьград же это
Константинополь (современный Стамбул), а ромеи это и есть греки. Хотя, по сути,
и по смыслу это два разных государства и два разных народа, когда то давно
входившие в состав единой римской империи. В летописи у Никона под влиянием
пасхальных таблиц появляется погодность записей, хотя предыдущее «Сказание о
первоначальном распространении христианства» не знало расположения материала по
годам и не заботилось о точности датировки событий. На связь погодной формы
изложения в летописях с пасхальными таблицами указал ещё акад. М.Н. Сухомлинов
(«О древней русской летописи как памятнике литературном» М. 1908,стр.32 и
след.). Никон же придавал большое значение хронологии и строил изложение
событий по годам: под 1061г указан день поражения Всеволода Ярославича впервые
напавшими на Русь половцами – 2 февраля. Под 1066г отмечен день кончины
Ростислава Владимировича в Тмутаракани – 3 февраля. Под следующим, 1067г
отмечен день битвы на Немиге – 3 марта. Под 1068г определён день победы
Святослава над половцами – 1 ноября. В Тмутаракань Никон отбыл в первых числах
февраля 1061 года. О поражении Всеволода 2 февраля он узнал ещё в Киеве. С1061
по 1067год Никон провёл в Тмутаракани, там он встретился с новгородцем Вышатой,
рассказами которого и воспользовался в своей летописи. Неточные хронологически
и несистематические, они носят на себе все признаки устного происхождения. К
тому же нельзя недооценивать тот факт, что Корсунь всегда занимала особое
положение в составе Ромейской империи, временами вообще отпадая от неё.
Летописец, вводивший Корсунскую легенду, хорошо ориентировался в топографии
Корсуня. Следовательно, он там бывал. И видимо он с чувством рассказал о гневе
корсунян, которые побили греческого наместника за вероломное отравление
тмутараканского князя Ростислава в 1066 году. Под 1076 годом В. Н. Татищев в
своей истории сообщил о просьбе византийского императора Михаила, обращённой к
Святославу и Всеволоду Ярославичам, помочь в усмирении болгар и корсунян. На Руси
различно отнеслись к этой просьбе. Святослав готов был помочь императору,
Всеволод же после смерти брата, а также Михаила отозвал уже вышедшее в поход
войско. Эти сведения Татищев мог почерпнуть в особом галицко-волынском
источнике, где было больше, чем в «Начальной летописи», сведений о Ростиславе
Владимировиче (потомки его правили в Галицко-Волынской земле). О восстании в
Болгарии известно и по другим источникам (Литаврин Г.Г. «Болгария и Византия в XI – XII вв.» М.1960 стр. 402, 409; примеч.32). Корсунское
христианство также отличалось от константинопольского. У корсунян, в частности
почитался западный святой – папа римский Мартин. Главное же, что увязывает в
нечто единое Корсунь, Русь и западных славян, - это культ Климента. С большой
долей вероятности под легендарным городом Корсунь можно подразумевать
средневековую Флоренцию. Недаром у нас даже в средние века всё особо ценное,
редкостное или древнее в церковном искусстве называли «Корсунским», даже
знаменитые новгородские «корсунские врата», хотя они были немецкой работы.
Сурож - это не современный г. Судак в Крыму. Под Сурожем
вероятно следует понимать портовый город Копёр (Сев. Адриатика), «сурожанами»
на Руси называли «гостей», торговавших от Сурожа и через Сурож. Впоследствии
название сурожане было усвоено и за русскими людьми, которые вели торговлю
сурожскими, или, как после стали говаривать суровскими товарами. Следующее
географическое понятие - Посулие, возможно надо понимать эту местность, как «по
суше». Это не граница с «половецкой степью» в низовьях современного Дона, а
Тмутаракань не на Таманском п-ове. Речь в данном случае идёт о северном и
западном побережье Адриатики.
Поморие вероятно здесь имеется в виду самый западный
район Словении на п-ове Истр. Он граничит с Италией и название его практически
не изменилось с тех пор и сейчас называется Примоска. Причём описание
вышеперечисленных названий идёт по кругу, против часовой стрелки. Смотри
рисунок №1. Тмутараканский же болван – это, скорее всего мраморные статуи в
самой Венеции и других городах Северной Италии, которым и поклонялись половцы,
принося к ним свои ритуальные жертвы. Хотя нас хотят уверить, что это две
колоссальные статуи до XVIII века, возвышавшиеся
на Таманском п-ове, воздвигнутые якобы в честь языческих божеств Синергу и
Астарте в IV в. до нашей эры. Здесь мы
сталкиваемся с явным стремлением первых исследователей выдать желаемое за
действительное, ведь сейчас от этих статуй никаких следов и фундаментов не
осталось. Рис. №1
ПОСУЛИЕ (по суше) СУРОЖ (КОПЁР) ПОМОРИЕ (ПРИМОСКА)
ВЛОЗЕ (волок) ( ВОЛОК) ТМУТАРАКАНЬ (Венеция) КОРСУНЬ (Флоренция)
Далее разберём словосочетание – Тмутараканский болван. В
раннем христианстве одним из основных догматов был тезис: «Не сотвори себе
кумира», что значило запрещение делать изображение богов. Этот догмат следовал
из текстов Ветхого завета, где ясно были выражены претензии главного бога
Савоафа (Яхве) на единственность и универсальность: «… Я первый – говорит он,-
и я последний, и кроме меня нет бога», «Есть ли бог кроме меня? Нет другой
твердыни никакой не знаю», «Делающие идолов все ничтожны, и вожделение их не
приносят никакой пользы, и они сами себе свидетели в том. Они не видят и не
разумеют и по тому будут посрамлены» (Книга пророка Исаия гл. XLIV (44)-6.8.9). Говоря о Тмутараканском идоле в надменной,
уничижительной форме – болван (по В. Далю – истукан, статуя, идол, языческий
изваянный бог), Автор «Слова» ещё раз осуждает нечестивую, языческую веру
половцев.
Половцы – это люди живущие на поле, в долине реки По,
поэтому река так и стала в дальнейшем называться – По (половецкая). И название
её произошло, как утверждают некоторые исследователи, не от такого
географического понятия, как Пад. Потому что слово Пад нельзя сокращать до трёх
первых букв, и утверждать, что название Пад со временем трансформировалось в
название Па, а затем в По. Надо произносить это слово полностью и правильно – Падонье,
где корнем слова является такое понятие, как «дон». И до прихода туда половцев
эта река имела ирано-сарматское название Эридан, он же Великий Дон. Половцы же,
как этнос никуда не исчезал с исторической арены. Хотя по официальной
хрестоматийной версии этот народ был якобы истреблён ещё в XIII веке «кровожадными» моголами, а уцелевшая их часть якобы
отошла в Венгрию, где и ассимилировалась с местным населением. Но как нас учит
исторический опыт, никакой народ, никакой этнос не может быть полностью
уничтожен какими либо завоевателями. Потомки половцев и сейчас живут там, где
они всегда и жили. И куда они пришли из «азиатского котла» в поисках «земли
обетованной» по «Причерноморскому коридору» во время очередной волны «Великого
переселения народов» в IV-V веке н.э. Процесс переселения был вызван, вероятно,
демографическим взрывом и последующим изменением климата в худшую сторону (он
стал более засушливым) в местах их первоначального проживания. Вероятно также,
что сильное давление в военном плане на эти кочевые племена оказывал
континентальный Китай, который не давал воинственным племенам закрепляться в
приалтайских степях, создавая своеобразную «буферную зону безопасности» у своих
северных границ. В кровопролитной борьбе с хорошо обученной и
дисциплинированной армией императорского Китая династии Тан, половецкие племена
и их вожди приобрели бесценный военно-тактический опыт, который в дальнейшем
помог им беспрепятственно продвигаться на Запад, отвоёвывая там себе жизненное
пространство, претендуя при этом на самые лучшие и плодородные земли. Потомки
половцев и сейчас живут на Севере Апеннинского полуострова, в юго-восточной
части Франции, на юге Швейцарии, частично в Словении и Хорватии. А в Венгрии в
юго-западной части Среднедунайской низменности (Алфельде) до сегодняшнего дня
сохранились в названиях городов и деревень топонимы одного из племён половцев –
кунов (Кунсентмиклош, Кишкунхалаш, Кунбая и т.д.), города
с похожей топонимикой встречаются и на крайнем западе Италии – Кунео.
Только «западные просветители», после того, как распалась всемирная могольская
империя в конце XIV века, и произошел её развал
на множество враждующих между собой государств, переписали историю Европы в
позднее средневековье в свою пользу. А заодно уничтожили на кострах инквизиции
все документы ушедшей в небытие империи, и превратили половцев в племена
«италиков», а заодно удревнили их приход на Апенинский п-ов, заполняя
искусственно возникший пробел в общеисторическом повествовании. В раннее
средневековье столицей половцев считался город Саксин, в 1132 г. его посетил
арабский путешественник Абу Хамид Аль-Гаранти. Вот как он описывает этот город:
«Саксин лежит на огромной реке «больше Тигра». В нём живут сорок племён гузов,
у них большие дворы … у города большая река, а рядом «тысяча рек»» (подчеркнуто мною – К.В.). В 1229 г. Саксин
был взят моголами, а уцелевшие его жители якобы убежали на Север. В понимании
традиционных историков эти события происходят в устье Волги, а Саксин по их
мнению это будущая Астрахань (?). Хотя на самом деле события, вероятно, происходили
совсем в другом месте, в Северной Италии. Ведь монголы по традиционно -
исторической версии уже в 1241 году дошли до Венеции.
В Русской же истории в постмонгольский период половцев,
которые, как и другие народы, гармонично развивались в позднюю могольскую
эпоху, стали называть генуэзцами или фрязи, а отношение к ним осталось
по-прежнему, резко отрицательным. Потому что они постоянно вносили распри, как
в торговые дела, так и настойчиво вмешивались в духовную сферу русского
государства, пытаясь поколебать православную веру и насадить свои
католитические каноны вероисповедания (униатство), при этом активно внедряя в
правящую верхушку страны своих адептов. Пытаясь установить свои религиозные
обряды, церемонии, молитвы, правила поведения и нравственности, которые в силу
разнообразных причин считались римскими епископами наиболее «угодными богу». Думая
при этом, что только они правильно понимают и доносят до людей новозаветные
христианские истины. Ведь в большинстве своём западных славян: хорватов,
словаков, поляков, украинцев и белорусов латины окатоличивали с помощью огня и
меча. Почему то же самое нельзя было сделать и с «московитами»? К тому же
именно в католической церкви, остались от прошлой языческой веры изображения
богов в виде статуй, а у протестантов, магометан и иудеев изображать бога
нельзя ни в каком виде, хотя в раннем Византийском христианстве эту проблему
пытались разрешить с помощью иконописи. Но как мы знаем, ортодоксальные
религиозные фанатики по такому важному и первостепенному вопросу не идут на компромисс.
О чем свидетельствует религиозное движение иконоборцев в Византии в VIII – 1 половине IX вв., а также иконоборческое восстание в Нидерландах в
1566 г., с которого началась буржуазная революция, проходившей под знаменем
кальвинизма, когда народ громил католические церкви, уничтожая иконы и статуи
святых. И совсем свежий пример это варварский расстрел талибами статуй Будды в
Афганистане.
В этой фразе речь идет об отступлении половцев, которые
услышав нечеловеческий вопль Дива (Дэфа), и правильно поняв этот крик, поспешно
покидают свои недавно обжитые места. Зная о том, что их сородичи в недалёком
прошлом не щадили славян в своих набегах на Русь, они тоже не ждут никакого
снисхождения от русичей. Едут (бегут) они, естественно, в телегах и повозках со
всем своим нехитрым скарбом и истошно кричат при этом, предупреждая, таким
образом, других своих соплеменников о внезапно приближающейся беде. И этот
надсадный крик испуганных людей, а не скрип колес от их телег якобы гулко
разносящийся по степи, сравнивается с пронзительным и гортанным криком диких
лебедей, которых кто-то внезапно напугал во время их чуткого ночного сна.
Читаем: «А половцы неготовыми дорогами побежали (отступают) к Дону Великому (к
реке По), кричат в телегах, словно в полночь лебеди распуганные». И чтобы никто
не усомнился в серьёзности намерений Игоря и направления движения его полков,
Автор восклицает: «Игорь к Дону воинов ведёт!»
Только ведь уже беда его пасёт птице подобная, а не
птицы, сидящие на дубах. И природа в тех местах уже не на нашей стороне: «волки
грозные сторожат по яругам (в горах), орлы клекотом на кости зверей зовут, лисы
лают (брешут) на красные щиты». В этом отрывке под Шеломенем подразумеваются
высокие горы, которые имеют форму русских шлемов, а не пресловутый Изюмский
курган. Этим возгласом Автор подчеркивает, что родная сторона осталась далеко
за этими высокими горными хребтами, пограничный рубеж давно уже пройден, и
рассчитывать придётся только на свои силы. Значит, Игоревы полки уже перевалили
через Юлийские Альпы (современная граница Словении и Италии) и непрерывным
потоком начали спускаться в живописную долину Падонской низменности с её
многочисленными реками, живописными и плодородным полями. Вот Автор и
восклицает: «О, Русская земля! Уже за высокими горами ты!» Но если в этом месте
сказано: «уже за шеломянем еси», то во втором случае в прелюдии к главной битве
в издании 1800 года мы читаем: «уже не шеломянем еси». И пренебрегать этой
отрицательной частицей нельзя. Эту фразу я расширил и перевел в пафосном стиле
как: «уже не увидеть за горами тебя!».
Это место в «Слове» считается неясным. Среди
исследователей нет единого мнения, о каком времени суток идёт речь. По мнению
Н.Н. Зарубина здесь описывается картина утренней зари, т.к. именно перед
рассветом поля покрываются туманом, смолкает соловьиное пение и громко начинают
кричать галки и вороны (см. Зарубин Н.Н. Заря утренняя или вечерняя?// ТОДРЛ
М.; Л.,1935г. Т. 2 стр.113). В этом вопросе с ним нельзя не согласиться, я также
считаю, что в этом абзаце описывается ранний предрассветный час, когда Солнце
вот - вот должно выглянуть из-за горизонта, но по какой-то причине оно не
встает в нужный момент, его почему-то не видно. Следовательно, описание времени
суток необходимо перевести следующим образом: «Долго длится сумрак ночной, у
зари свет пропал (запала), поля покрывает густой туман», сквозь который
солнечные лучи ещё не могут пробиться, да и со стороны восходящего солнца стоят
высокие горы, ему еще надо над ними приподняться. При этом вся дружина, кроме
дозорных, спит, отдыхает после утомительного и тяжелого перехода через горные
перевалы. Уже не слышно ночного пения соловьев (они затихли – «успе»). Как
дозорным узнать, наступает утро, или ещё продолжается ночь? А ведь каждый лишний
предрассветный час сна прибавляет силы уставшим воинам. И только вездесущие
галки своим гомоном разбудили русичей, дали им понять, что хватит спать, т.к. у
этих птиц свой, устоявшийся биологический ритм (своеобразные биологические
часы, основанные на циклических процессах), именно они среди диких птиц раньше
всех встречают рассвет. И вот отдохнувшие и набравшиеся сил воины начали споро готовиться
к первому бою. Стали перегораживать будущее поле битвы своими «червлеными
щитами», с тем, чтобы использовать их в качестве укрытия во время
первоначальной атаки половецких лучников, которые первыми нанесут удар, издали
осыпая противника градом стрел (проводя своеобразную артподготовку). Такая
тактика ведения боя против вражьих лучников была заранее отработана, а врытый и
подпертый в землю щит служил надежной защитой на первоначальном этапе боя. Затем
в ближнем бою использовался уже другой щит более легкий и удобный.
«СЪ
ЗАРАНIЯ
ВЪ ПЯТКЪ ПОТОПТАША ПОГАНЫЯ ПОЛКИ ПОЛОВЕЦКЫЯ И РАССУШЯСЬ СТРЕЛАМИ ПО ПОЛЮ,
ПОМЧАША КРАСНЫЯ ДЕВКЫ ПОЛОВЕЦКЫЯ… СРЕБРЕНО СТРУЖИЕ ХРАБРОМУ СВЯТЬСЛАВЛИЧЮ».
Успех в первом сражении во многом определило то, как
быстро наши дружинники сумели подготовиться к этому бою, как стойко выдержали
первый натиск, как грамотно и в нужный момент нанесли сокрушительный контрудар.
Они не стали легкой добычей половцев, а вышли победителями в трудной и упорной
схватке. При этом они смяли вражьи полки и своими стрелами рассеяли их по полю,
другими словами, в результате мощной атаки русской дружины половецкая пехота
дрогнула, их полки потеряли строй и обратились в позорное бегство. В
Ипатьевской летописи при описании этого боя упоминается река Сюурлий, в
переводе с тюркского – «комариная река». Вероятно это небольшая речушка на
территории современной провинции Фриули-Венеция-Джулия носящая теперь уже
другое название. В переводе же с итальянского смысл названия которой наверняка
остался тот же: либо болотистая, либо небольшая речка.
Далее следует слово, которое совсем не вписывается в
грозное описание картины боя: «помчаша красныя девкы Половецкие». Откуда
взялись эти «девки» на поле брани? Может быть, они тылы прикрывали своими
юбками. Непонятно. Тут имеет место или явная описка переписчика, или полное
непонимание этого места переводчиком. В этой фразе, скорее всего, имеются в
виду слово древки, т.е. добротно выполненные половецкими мастеровыми и красиво
украшенные штандарты, с которыми шли в бой вражьи полки. Когда же разгром стал
неизбежным, половцы без оглядки побежали с поля боя, а чтобы быстрее было
убегать, скинули с себя все свои тяжелые доспехи, массивные панцири и кирасы.
Глядя на них, половецкие знаменосцы, не задумываясь о былых традициях, забыв честь
и воинский долг, побросали на землю все свои стяги, штандарты и вымпелы, думая
только об одном, чтобы спасти свою жалкую шкуру. Сами знамёна были украшены
золотой поволокой, которую можно сравнить с новогодней мишурой, вычурности и
блеска много, а реальной ценности никакой. Поэтому все эти вражеские флаги,
сшитые из дорогого бархата – аксамита, все эти шёлковые узорчатые красные
штандарты, обрамлённые желтой бахромой, белые хоругви, увенчанные червленой
челкой, без сожаления были втоптаны нашими воинами в грязь. А артьмами,
япончицамии и защитными кожухами они замостили болотистые места (которых так
много в долинах Падонской низменности), сделав из них своеобразную гать, т.е.
совершали символические действия свойственные всем победителям во все времена.
Автор как бы подчеркивает этой фразой, что только в грязной луже место всей
брошенной в папыхах вражеской амуниции и всем этим узорчатым тряпкам.
Единственно чему было удостоено внимание, так это красиво украшенному,
посеребрённому холодному оружию, которое и было торжественно преподнесено князю
Игорю в качестве боевых трофеев, как знак воинской доблести.
«ДРЕМЛЕТЪ
ВЪ ПОЛЕ ОЛЬГОВО ХРАБРОЕ ГНЕЗДО ДАЛЕЧЕ ЗАЛЕТЕЛО; … НИ ТЕБЕ ЧРЪНЫЙ ВОРОНЪ,
ПОГАНЫЙ ПОЛОВЧИНЕ. ГЗАКЪ БЕЖИТЪ, СЕРЫМЪ ВЛЪКОМЪ КОНЧАК* ЕМУ СЛЕДЪ ПРАВИТ К ДОНУ
ВЕЛИКОМУ»
После первого боя дружина отдыхает. Автор особо
подчёркивает: «далече залетело», при этом ни о каких степях на юге России не
может быть и речи. Разве расстояние от Киева до устья Дона (Краснодарский край)
по средневековым меркам это далеко? А вот Средиземное море действительно
далеко. Но почему гнездо Ольгово? «Ещё в XIX веке некоторые историки в ходе своих
изысканий пришли к парадоксальному выводу: Династии Рюриковичей в
действительности не было или можно сформулировать этот тезис по-другому,
Династия Великих князей Киевских не происходит от Рюрика. Странно, однако, что
даже те из них, которые старательно и убедительно доказывают невозможность
норманнского происхождения Рюрика (тот же Иловайский), не доводят свои выводы
до полного логического завершения. Увы, для широкой публики продолжает распространяться
наглая историческая ложь, и по сей день выходят книги, на обложке которых
красуется название несуществующей династии. Что касается современных историков,
то некоторые осторожно именуют Киевскую династию Игоревичами, а настоящим
основателем Русского гос-ва был князь Олег или Вольг, и князья, правившие Русью
с X века до конца XVI, принадлежат династии Ольговичей (А.
Волог /Рюриковичи между легендой и ложью. Журнал «Молодая гвардия» №11/12 2007).
Далее, следует отрывок, в котором М.- Пушкинские
переводчики не в том месте расставили знаки препинания, и у них получилось, что
«поганый половчине» - это чёрный ворон. Хотя этот эпитет по смыслу явно
относится к Гзаку – предводителю половцев, т.е. гусаку – вожаку стаи. И если
сравнить этот отрывок с аналогичным отрывком из «Задонщины» по списку
Ундольского, то в нём эпитет «поганый» относится к Мамаю: «Ни в обиде емся были
по рождению ни ястребу, ни соколу, ни кречету, ни чёрному ворону, ни тому же псу,
поганому Мамаю». Следовательно, знаки препинания в этом отрывке следует
расставить следующим образом:
Не было оно обиде порождено
Ни соколу, ни кречету,
Ни тебе черный ворон. (ТЧК)
Далее с большой буквы:
Поганый половчине Гзак (Гусак) бежит,
Серым волком Кончак ему след правит к Дону великому (к р.
По).
Таким
образом, отрицательный эпитет «поганый половчине», относится только к Гзаку и
ни в коем случае не к чёрному ворону. Имя половецкого князя Гзака (Гзы, Кзы,
Козы), по мнению И.И.Березина, происходит от слова «Каз», что в переводе с
тюркского означает «Гусь» (Г.В.Сумаруков «Кто есть кто в Слове о полку
Игореве». 1983 г. Московский университет стр. 82). В этом случае следует
обратить внимание читателя на один немаловажный момент, ни Кобяку, ни Кзака
(Гусака), ни Кончака, ни в коем случае нельзя называть ханами, ханы появятся
несколько позднее уже в монгольский период нашей истории. Эти же предводители
половцев были не какие-то дикие степняки-азиаты-кочевники, а будущие европейские
князья, впоследствии гордо именовавшие себя «дожами». И в повседневной жизни у
них были благозвучные имена и громкие титулы, под которыми они и вошли в
исторические хроники. И только в бывшей метрополии в Киевской Руси их
пренебрежительно «величали» этими унизительными кличками и прозвищами. До сих
пор в исторической науке остаётся открытым вопрос об их персонификации. В этом
ракурсе очень интересно почитать старые венецианские предания и
проанализировать их хронологию.
Сначала в них говорится об угрозе со стороны славянских
народов, которые расселились на берегу Далмации, и что интересно, славян итальянские
хронисты называют пиратами. В 887 году 18 сентября дож Пьетро I Кандиано погиб во время компании против пиратов. После
пленения сына дожа Орко II Патричиако, Венеция
стала платить выкуп (дань) пиратам. В начале X века Пьетро II Кандиано
вернул Венеции морскую мощь. В 932 году он подписал с Каподистрой, основной
гаванью Истрии, договор о защите интересов Венеции. Весной 1000 года Венеция,
договорившись с другими прибрежными городами, повела объединённый флот против
пиратов (славян) и победила их в день вознесения Христова, захватив в плен 40
знатных славян. В результате этой победы славяне вынуждены были отказаться от
взимания дани с Венеции, и она получила часть Далматинского побережья. Эта
территория стала первой Венецианской колонией.
Кончак – имя тюркского происхождения, qon – часть ноги от колена и
выше, соответственно qoncaq это
наколенники – часть воинского
снаряжения (латы), а также qol – часть
руки, qolcak – нарукавники;
отсюда произошли соответствующие прозвища, а затем собственные
имена и фамилии: Колчак – русская фамилия из qolc + aq (поручни
кольчужные) и Кончак – имя половецкого князя из qonc + aq
(панцирный наколенник
> голенища, краги). (Н.А. Баскаков
«Русские
фамилии тюркского происхождения» изд. Наука М.1979 стр.17
и 92)
Эпитет «серый волк», относится к Кончаку, он вассал Гзака
(Гусака), вероятно, это его полки были разбиты в первом сражении на реке Сюурли
(Комариной), поэтому он и показывает дорогу (след правит) своему Господину,
туда, где находится военно-полевой стан Игоря, Всеволода и вся русская дружина.
На другой день ранним утром перед рассветом, обе стороны
уже вовсю готовятся к генеральному сражению и строятся в боевые порядки, они
только ждут восхода Солнца, чтобы начать битву. И не успело Солнце показаться
из-за морского горизонта, как тут же его плотной стеной закрыли чёрные,
свинцовые тучи, и у этой кровавой зари нового дня свет повял (погас). В данном
случае в аллегорической форме показано, насколько серьёзная угроза нависла над
нашими полками. Автор «Слова» заранее готовит слушателей к трагическому исходу
предстоящей битвы на реке Каяле. Понимая, что эта решающая битва будет для
большинства воинов последней в их жизни, Автор восклицает: «О, Русская земля!
Уже не увидеть за горами тебя!». Река «Kajaly» - переводится с тюркского языка, как скалистая, от
слова Qaja-скала. Это может быть один из правых притоков реки По
(Эридан), но больше всего под этот эпитет подпадает река Рено, берущая своё
начало в предгорьях Апеннин (дебрях Кисани). В южной же части Приазовской
степи, на равнине, где все реки донского бассейна текут медленно и спокойно под
эпитет «быстрая» с крутыми берегами не подпадает ни одна река. Хотя имелись
многочисленные попытки с помощью различных натяжек отождествить её с той или
иной рекой в том районе. Современные ученые и ориенталисты так и не смогли
чётко и уверенно определиться с местоположением Каялы в низовьях Дона
(Краснодарский край), некоторые предлагают считать её притоком Десны - реку
Осетр. Впрочем, они не определились с местоположением самой битвы в этом
регионе. Хотя в семидесятых годах прошлого века Академия Наук Украины провела
шесть крупномасштабных полевых экспедиций в том районе, и было задействовано
немало сил и средств. Но не было найдено ничего, за что можно было бы серьёзно
зацепиться. И всё же, как говориться: «отрицательный результат тоже результат»,
и если археологи не нашли следов битвы в одном месте, то надо искать в другом,
нельзя опускать руки. Также ни в коем случае не следует отождествлять реку
Каялу с эпитетами «окаянная» или «злосчастная», имеющую якобы метафорическое
значение. Своё название она получила задолго до той трагической битвы. Один из
видных русских просветителей XVIII века Н.И. Болтин
писал: «При всяком… шаге историка, не имеющего в руках географии, встречается
притыкание», и «неоспоримо есть, что история и география взаимное друг другу
делают пособие, то есть одна другой неясности и недостатки уясняет и
пополняет». Эта мысль для политической истории является аксиомой! Ему вторит
Л.Н. Гумилёв: «Для того чтобы уяснить ход той или иной битвы, в ряде случаев
следует учитывать такие, на первый взгляд второстепенные подробности, как,
например, рельеф местности и время года; отсутствие источников воды,
заставлявшие менять позиции; наличие холмов или оврагов, препятствующих
построению войск. Ещё важнее представлять себе всю область, через которую
наступают или отступают войска. Знание карты местности слишком мало. Если это
пустыня или залитая водой речная долина, то по карте не определить её истинного
характера, а на местности, рассматриваемой под определенным интересующим нас
углом зрения, все детали бросаются в глаза» (Л.Н. Гумилев «Открытие Хазарии»
Вступление).
В этом аллегорическом сравнении Автор ещё раз
подчеркивает языческую сущность половцев, сравнивая их с внуками «Стрибога».
Отсюда напрашивается вывод об общих религиозных корнях половцев и русичей, в
прошлом также поклонявшихся Стрибогу - богу ветра в древнерусской мифологии.
Бог ветра на протяжении всей битвы помогает половцам, которые по ветру пускают
свои стрелы, при этом они остаются недосягаемыми для наших лучников. Этот ветер
с древности был хорошо известен людям во всём Средиземноморье это Сирокко. Своё
название он получил от арабского слова «шарк» – восток – знойный, сильный,
сухой южный или юго-восточный ветер, который дует на протяжении довольно
длительного времени и приносит с собой большое количество песка и пыли из
пустынь Северной Африки и Аравии (БСЭ).
В этом отрывке М.–Пушкинские переводчики, исходя из ими
же предложенной неверной теоретической концепции не поняв и не уяснив для себя
смысл фразы, не в тех местах расставили знаки препинания, при этом они
неправильно разбили сплошную строчку на нужные слова. Вследствие чего полностью
изменился смысл данного отрывка и это место в «Слове» стало считаться тёмным.
Поэтому одна нелепость стала накладываться на другую: откуда-то взялась пыль
(Ну как же, кругом же степь.), она почему то стала называться «порось», ни с
того ни с чего были одухотворены флаги, которые вдруг заговорили. О чём? О том,
что половцы идут. (?) Всё это явная несуразица. На самом деле Автор в этом
отрывке опять же в форме аллегории, с высоты птичьего полёта показывает общую
панораму начала битвы, когда противоборствующие стороны только – только вошли в
соприкосновение и один строй с остервенением врезался в другой. Автор обращает
внимание слушателя на то, что земли в этом месте уже нет, от множества
солдатских и конских ног перепахавших её своими ногами и копытами, и смешанная
с лошадиным навозом она превратилась в тёмную жижу. И эта чёрная земля
(половцы) мутной рекой, грязным потоком разливается по чистой утренней росе
(русичи). Вот в такой короткой фразе Автор «Слова» показал
реальность предстоящей угрозы для русских витязей. Поля, куда не брось взгляд,
покрывают половецкие стяги, где каждый флаг это вражеский полк. Идя в боевом
строю, половцы гортанно кричат, пытаясь создать, видимость еще большей
численности и тем самым устрашить русичей. Этим воинственным криком они
стараются поднять свой боевой дух, понимая, что предстоящая схватка будет
жестокой и беспощадной. Половцы же на своей шкуре знают, что русичи - это
стойкие и опытные воины, которых одним криком не запугать. Таким образом, эту
фразу надо читать по-другому, а именно: «Земли тут нет! Рекой мутной течет
(она) по росе, поля покрывают стяги, глаголют (кричат) половцы. Идут от Дона
(р. По) и от моря (Адриатического) и со всех сторон русские полки обступили,
дети бисовы (чёртовы) криком поля перегородили, а храбрые русичи перегородили их
красными щитами».
Этой фразой подчеркивается, что на данный момент Всеволод
является военным стратегом битвы, главнокомандующим всеми русскими полками. Он
олицетворяет собой величие и несокрушимую мощь нашей дружины, это у него не
первая битва и не последняя. Именно Всеволод определяет основные направления
главных ударов, его ставка находится на высоком холме, где стоит богато
украшенный шатер. Оттуда он внимательным, опытным и хладнокровным взглядом
наблюдает за ходом сражения. Беспрекословно выполняется каждый его приказ,
где-то сложилась угрожающая обстановка, Яр-Тур Всеволод с отборными
дружинниками (гридней) незамедлительно вмешивается в ситуацию, своим примером и
воинской доблестью подымает, упавший было боевой дух русичей. И сразу же в этом
месте боя обстановка изменилась, враг дрогнул, отступил: «Камо (куда) Тур
поскочяше, своим золотым шлемом посвечивая, там лежат поганые головы
половецкие».
Этот абзац очень тяжел для понимания, так как опять-таки,
по моему мнению, не правильно был первоначально истолкован первыми
переводчиками. Думая, что дружина Игоря ходила в южнорусские степи, переводчик
считает аваров союзниками половцев, говоря при этом, что именно об их аварские
шлемы затупились калёные сабли Яр–Тура. Другие же исследователи, переводят фразу
«отъ тебе», как затупились «о тебя», имея в виду, что половецкие сабли затупились
об самого Всеволода, словно он выточен из гранита и ему всё нипочём. Это в
корне не верно, т.к. головы русских витязей защищают как раз аварские шлемы, и
именно об них затупились калёные половецкие сабли, не причинив при этом
большого вреда нашим воинам: «Поскепаны (затупились) сабли каленые о шеломы
Оварские».
А вот что пишет о форме русских шлемов известный археолог
и историк Д.Я. Самоквасов в 1908г. в своей книге «Могилы Русской земли»:
«Именно в VIII веке появляются кольчуги и
шлемы характерной иранской формы восходящие ещё к ассирийским прототипам. Эти
иранские шлемы и послужили образцами для русских оружейников, изготовлявших
такие шлемы вплоть до XVII века». И на голове у
Всеволода был именно такой аварский шлем, изготовленный кавказскими золотых дел
мастерами. Примерно такой же парадно-боевой золотой шлем Михаила Федоровича
Романова выставлен в Москве в оружейной палате под названием «Шапка
Иерихонская». Изысканную золотую насечку на нем выполнил в старых традициях
известный русский оружейник Никита Давыдов в 1621г. (Государственная оружейная
палата. Альбом.- М.: Советский художник, 1988г. стр. 163).
«ТАМ ЛЕЖАТ ПОГАНЫЕ ГОЛОВЫ ПОЛОВЕЦКИЕ,
ПОСКЕПАНЫ (потупились) САБЛИ КАЛЕНЫЕ
(О) ШЕЛОМЫ ОВАРСКИЕ.
А ТЕБЕ ЯР-ТУР ВСЕВОЛОДЕ,
КАКАЯ ИЗ РАН ДОРОГА У БРАТА?
ЗАБЫЛ ЧЕСТЬ И ЖИВОТА И ГРАД ЧЕРНИГОВ?
Слово «живот» в этом отрывке понимается всеми исходя из
известного воинского призыва: «Не пощадим живота своего (жизни своей)», т.е. не
задумываясь не о чём, во всеобщем порыве, самоотверженно воспользоваться представившейся
возможностью пожертвовать собой во имя Родины. Автор упрекает Всеволода в том,
что возможная перспектива захватить отцовский престол, «ослепила» его разум, и
он утратил такую благородную черту своего характера, впитанную в него с молоком
матери, как самопожертвование во имя своего старшего брата, а значит и во имя
единства страны. Ведь по всем законам именно Игорь, а не Всеволод должен встать
во главе государства.
Желание завладеть отцовским золотым престолом раньше
положенного срока сравнивается в этом отрывке с низменным мужским желанием –
похотью. Подобное же сравнение мы встречаем в другом месте «Слова», при
описании захвата власти Всеславом Полоцким: «Връже Всеслав жребий о девицю себе
любу». Словосочетание «свычая и обычая» я интерпретировал, как своеобразный
риторический вопрос Автора к Всеволоду – «ЗАБЫЛ СВЯТЫЕ ОБЫЧАИ?» т.е. забыл ты
те законы престолонаследия, которые считались незыблемыми в то время, по крайне
мере на словах.
Главная и уникальная особенность киевского
наследственного права заключалась в принципе ротации. Князья получали в
наследство богатые владения на время: после смерти старшего младший переходил
на его место. Но справедливая по своей идее ротация, позволяющая каждому сыну в
своё время посидеть на Киевском престоле, на практике привела к
непрекращающимся около двух столетий братоубийственным войнам. По мере роста
числа сыновей – наследников раздел владений, и ротация становились всё сложнее.
К тому же возникали трудности, которые можно было преодолеть, поступая
несправедливо. В случае смерти отца, который ещё только ждал наследства, сын
оказывался выброшенным из иерархического ряда. Вследствие чего возникает
категория так называемых князей-изгоев, которые бегут от возможных репрессий.
Куда? На самую дальнюю окраину империи в Тмутаракань, где их принимают с
распростертыми объятиями и оказывают всевозможную моральную и материальную поддержку.
Естественно делают они это не бескорыстно, рассчитывая в недалеком будущем на
их покладистость и сговорчивость. Ведь в случае, какой либо династической
неразберихи в метрополии у политической оппозиции всегда наготове есть свой «законный»
кандидат, он появится неожиданно, как чертик из табакерки, а легитимность его
подтвердит любой княжеский съезд. Он всем хорош: молод, статен, красив, образован,
напорист, но главный его недостаток заключается в том, что в дальнейшем встав
во главе государства, он будет петь с чужого голоса и выражать чужие
политические, экономические и религиозные интересы. И наглядный пример этому внезапный
захват верховной власти Всеславом Полоцким и его политика направленная, в
конечном счете, на ослабление Русского государства.
Порядок старшинства никогда не был окончательно выработан
в Листвичном праве. Необходимо было учитывать и порядок поколений
(генеалогическое старшинство), и порядок рождения (физиологическое
старшинство). Второе условие было особенно трудным. Василий Ключевский изложил
эту дилемму так: дядя обычно старше племянника, но при обычае рано женится и
поздно умирать, племянник мог быть старше дяди. И тогда возникал неразрешимый
вопрос; кто выше на лествице старшинства, младший ли летами дядя или младший по
поколению, но старший возрастом племянник? «Большая часть княжеских усобиц XI – XII веков, замечает историк, выходила именно из столкновения
старших племянников с младшими дядьями; т. е. из столкновения первоначально
совпадавших старшинства физического с генеалогическими» (В.О. Ключевский «Курс
русской истории» Т.1 лекция XI стр.190 Изд. «Мысль» М. 1987г.). Отсутствие ясного
порядка наследования открывало возможности для самолюбия, жажды власти: личные
качества претендента становятся причинами братоубийственных схваток. В этом
месте «Слова» Автор впервые задает Всеволоду нелицеприятный вопрос о его
неправомерных притязаниях на киевский престол. Автор прямо спрашивает его,
какая из ран брата полученная им в ходе сражения дорога ему? Не думает ли он в
случае неблагоприятного исхода сражения и, не дай бог, смерти Игоря от ран
полученных им в ходе битвы, занять отцовский великокняжеский золотой престол?
Желая (хоти) его, как свою любимую «красну Глебовну», забывая при этом святые
обычаи наших предков. Забывая то самое «Листвичное право», которое являлось
своеобразной конституцией Киевской Руси, тем более в самом начале похода
Всеволод клялся Игорю в верности, говоря: «что только он и никто другой
олицетворяет собой солнечный свет, а значит и верховную власть». И сразу же за
этим упрёком, в следующем абзаце Автор напоминает Всеволоду и всем своим
слушателям, к чему приводят такие незаконные и неправомерные желания. Таким
образом, после вопросительного обращения к Всеволоду, следует поучительный
экскурс в прошлое. В этом историческом обзоре все события из недавнего
прошлого, хорошо знакомые и памятные первым слушателям «Слова» сравниваются с
теми перипетиями, которые происходят на тот момент в стране. Ведь в прошлом
Олег Гориславлич при помощи военной силы, начиная свой поход из Тмутаракани,
также незаконно захватил княжеский престол. И если Всеволод добьётся своего и
повторит его «подвиг», то ничего хорошего из этого намерения не выйдет.
Описание уходящих в прошлое событий Автор начинает с
небольшого хронологического обзора, для того чтобы всем слушателям и читателям
поэмы было понятно в какие именно годы внёс кровавую сумятицу этот самый Олег.
Автор сразу же определяет его как отрицательный персонаж, подчёркивая: «Тот
ведь Олег мечом крамолу (усобицу) ковал и стрелы (раздоры) по земле сеял.
Ступает в злат стремень в граде Тмутаракане (в Венеции)», т.е. выступает в
военный поход из этого города. И «тот же звон давний слышал Великий Ярослав»,
т.е. такие же военные приготовления давно задуманные, слышал Ярослав
Черниговский (брат Святослава). Видимо, Автор хотел сказать этой фразой, что и
сегодняшние раздоры, еще в старые времена созревшие, и ставшие «яблоком
раздора» происходят из-за далёкой Тмутаракани (Венеции), и спор идёт за богатый
и обширный удел. А сын Всеволода (Всеволожа) Владимир (т.е. племянник Игоря)
«по вся утра уши закладывал в Чернигове», т.е. он каждое утро уши затыкал в
Чернигове, делая вид, что не знает о намерениях своего отца, силой, при помощи
оружия захватить Киевский престол. Ведь тогда в случае успеха, в будущем, он
после смерти своего отца Всеволода станет основным, а главное законным
претендентом на это место. А пока он делает вид, что ни чего, не слышит и не
замечает тех военных приготовлений, которые на тот момент происходят в городе:
«по вся утра уши закладывает в Чернигове», т.е. каждое утро уши затыкал в
Чернигове. А не проушины закладывал на городских воротах, опасаясь нападения
половцев, готовя крепость к обороне, как утверждают некоторые исследователи.
В любом комментарии к «Слову» внимательный читатель
увидит в генеалогической таблице прямое родство Игоря и Всеволода с Олегом
Святославичем (Гореславличем), который приходился им обоим якобы дедом. Может
ли быть такое? Если отцом обоих князей на самом деле был Святослав Всеволодович
(1124 – 1176 – 1194) то и дед у них был совсем другой князь, и с Олегом
Гориславличем они не имели ничего общего, тем более кровного родства. Да и не
логично было бы Автору «Слова» для незаконного претендента на Киевский престол,
каким был Буй-Тур Всеволод приводить отрицательный пример из недалёкого
прошлого, в котором фигурирует Олег Гориславлич, якобы дед обоих братьев.
Исходя из этого следует, что родоначальник черниговских Олеговичей судя по
тексту в прошлом незаконно захвативший престол и все его потомки тоже
нелегитимные властители. Принимая на веру такую родословную, какая-то ерунда
получается. Тем более отрицательный персонаж, который принёс раздоры на Русь,
не может быть примером для подражания. Говоря: «дремлет в поле Ольгово храброе
гнездо» Автор, вероятно, имеет в виду Великого Кагана «Вещего» Олега или
княгиню Ольгу жену князя Игоря убитого древлянами, а не Олега Гориславлича.
В
этом отрывке Автор снова переходит во времена Олега Гориславлича. Когда некоего
Бориса Вячеславлича (кто он, мы не знаем), вероятно, одного из главных
претендентов на престол, слава его предков, видимо, не последних людей в
княжеском роду привела на поединок (т.е. на судебный поединок - поле, как один
из видов судебного доказательства) с Олегом. Считая именно себя более законным
претендентом на Великокняжеский стол, Борис В. посчитал, что Олег Г. своим
неправомерным желанием занять это место, нанёс ему нестерпимую обиду. И по
своей молодости и неопытности потерпел от него поражение в поединке, который и
разрешил этот спор за княжеский стол, при этом эпитет храбрый и молодой
относится к Борису Вячеславичу. И «слава» постелила ему зеленую паполому на
коней (венгерских ритуальных иноходцев). А зеленая она стала от цвета травы, на
которую упал Борис, сраженный Олеговым мечом. Этим воспоминанием Автор,
возможно, дает понять, что альтернатива плохому Олегу все же была, и если бы
удача не отвернулась от Бориса, то все могло бы сложиться по-другому.
В этих строчках Автор напоминает своим слушателям, что с
той же Каялы (реки в Северной Италии) Святополк сам взял под уздцы и повел двух
ритуальных венгерских коней, между которыми на специальных носилках лежало тело
его покойного отца. При каких обстоятельствах погиб Изяслав нам неизвестно, но
приводя его смерть в качестве назидательного примера, Автором подразумевалось,
что первые слушатели и читатели «Слова» хорошо знали, почему и как он погиб,
поэтому и не разворачивает данной темы. Он ведь не мог предугадать, что его
потомки в будущем практически полностью лишатся своей древней истории.
Тело Изяслава с почётом привезли в Киев, в главный кафедральный
собор столицы в Святую Софию для отпевания уже по новому христианскому обряду,
а не как раньше для сожжения на ритуальном костре. Имя Святополка не получило
большого распространения на Руси из-за дурной славы Святополка Окаянного,
убившего своих родных братьев Бориса и Глеба. «Окаянный», как претендент, о
котором идёт речь в этом отрывке отпадает потому, что он умер в 1019 г, а
Софийский Собор в Киеве был построен в 1037 г. Остались ещё три Святополка:
Мстиславич, Георгиевич и Изяславич. Первый с 1142 г. правил в Новгороде, умер
он в 1154 г. Второй – Святополк Георгиевич - был малоизвестным туровским
князем. А вот третий Святополк Изяславич (1053 – 1093 – 1113), который на
протяжении двадцати лет был Великим князем Киевским и вполне мог быть, упомянут
Автором «Слова» в этом отрывке, в связи с трагическими событиями, произошедшими
на реке Каяле в прошлом, где в бою погиб его отец. Хотя в летописи
утверждается, что тело покойного Изяслава сопровождал другой его сын Ярополк,
но возможно и по указанию самого Святополка, хотя это только предположение
некоторых исследователей.
Далее Автор говорит, что именно Олег Святославич, он же
Гориславлич, создал такой прецедент, при котором был нарушен закон
престолонаследия (Листвичное право). Именно в его правление сеялись и
подрастали княжеские крамолы, поэтому-то Киевская Русь и вверглась в пучину
гражданской войны. Именно он посеял смуту в душах людей и взрастил ту усобицу,
которая аукнулась через поколение. При нём погибали славяне, славные потомки
людей, чьим кумиром некогда был языческий бог Даждь – Боже. Этот бог во времена
написания «Слова» был ещё в почете, как один из главных богов старой языческой
веры. В славянском (болгарском) переводе «Хроники Иоанна Малалы» с Даждь-богом
отождествлён царь Солнце, сын Сварога. В греческом оригинале ему соответствует
Гелиос, сын Гефеста.
Иноходец* – специально обученная лошадь, бегающая иноходью, когда
одновременно выносятся сначала обе правые ноги, а затем обе левые. Судя по
тексту этих скакунов, использовали в почётном, царском, траурном кортеже.
В
этом отрывке Автор перечисляет птиц, и перевод слова «ратаеве» как пахарь
выпадает из контекста этого перечисления. Слово «оратарь» (оратай) – пахарь,
которое отожествляют со словом «ратаеве», пришло к нам в более поздний период
из церковно – славянского (греческого) языка: «Перекуём мечи на орала» и не
стало в полном смысле народным. Причем тут пахари и почему они во время своей
мирной работы должны перекликаться между собой или покрикивать на лошадей? Тем
более этот крик не с чем не ассоциируется, и не вызывает у людей никаких
эмоций.
А
что человек в первую очередь слышит, когда подходит к русской деревне или к небольшим
выселкам? Он ещё издалека слышит звонкую перекличку петухов. И в данном случае
речь, скорее всего, идет о петухах. Говоря «ратаеве», Автор имеет в виду
боевые, задиристые качества этой птицы, которую используют для зрелищных боев
(от слова рать). А слово «кикахнуть» надо понимать, как крик этой птицы – «кукареку».
Можно сказать и по-другому, когда междоусобная война прошла по городам и весям,
деревни в одночасье опустели, некому стало птицу держать, вот петухов и не
слышно. «Ретко ратаев кикахнуть» – редко петух кукарекнет, но зато воронья, да
галок полно, которые кормятся на полях недавно отгремевших сражений, потому что
убитых воинов, даже присыпать землей-то некому. Таким аллегорическим сравнением
Автор напоминает Всеволоду (брату Игоря), что если он нарушит законы
престолонаследия и при помощи военной силы сядет на престол, а преданная ему
дружина выполнит этот незаконный приказ, то на Руси снова вспыхнет
братоубийственная война между князьями. Так как далеко не все из них скоро
согласятся с его волевым решением - Киевской золотой стол поблюсти, т.е. силой
занять этот престол, и каждый из них будет по своему «прав». Тогда снова
понапрасну полноводной рекой прольется русская кровь.
Трагический финал битвы на реке
Каяле.
По поводу этой строчки разногласий у исследователей
практически нет. Перевод примерно одинаков: «То было в те войны, в те сражения,
но о такой (грандиозной) битве (сица – сеча) еще никто никогда не слыхивал».
Затем Автор как бы возвращается из невеселых воспоминаний в печальные реалии.
На реке Каяле тем временем приближается трагическая
развязка небывалой битвы. Численное превосходство половцев, и отсутствие
согласованных действий между братьями на последнем этапе битвы сыграло решающую
роль, а часть дружины подчинявшиеся Всеволоду покинула поле боя, оставив без
прикрытия один из флангов или тыл Игоревых полков. При этом Всеволод, наверное,
аргументировал это тем, что Игорь заранее присвоил весь ещё не завоёванный Тмутараканский
удел себе, и ему Всеволоду в любом случае ничего не достанется. А значит,
биться ему не за что. Вероятно в конце этого дня, вечером (давеча), командиры
отрядов, которые непосредственно подчинялись Игорю, среди которых был,
безусловно, и Автор «Слова», горячо обсуждали на военном совете критическую
ситуацию сложившуюся не в нашу пользу. «Что мы шумели, что мы звенели давеча
(вчера)?» - задаёт Автор риторический вопрос. И всё же решающее слово осталось
за князем Игорем. Нарушая военные законы стратегии и тактики, пренебрегая своей
личной безопасностью, он пошел на самопожертвование и не последовал примеру
Всеволода: «рано перед зорями Игорь полки заворачивает жаль ведь ему милого
брата Всеволода». И всё же, несмотря на все героические усилия Игоря, и ему
подконтрольных полков битва в обще стратегическом плане была уже проиграна. На
заключительном её этапе приняв на себя сокрушительный удар, эти полки, по сути,
выполняли роль арьергарда, прикрывая бегство Всеволода: «Третьяго дни к полудню
падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы». И вот
закономерный итог, Игорь попал в плен, а Всеволод этой участи избежал. Это
следует из того, что и отец Всеволода Святослав, и Автор «Слова» постоянно
предупреждают его о том, чтобы он опомнился и перестал претендовать на Киевский
престол. Всеволод же все эти увещевания игнорирует и лелеет в душе свою
заветную мечту. При этом реально он собирает силы не для борьбы с половцами, а
собирает их против других претендентов занять «свято место».
Эта фраза всеми понимается практически одинаково, за
исключением одного слова-«сватов». Кого следует понимать под этим словом? Это
либо половцы, т.к. дочь Кончака была помолвлена с сыном Игоря, и тогда Игорь
приходился «сватом» Кончаку. Но в таком случае самих половцев нельзя считать
«сватами», к тому, же эта помолвка произойдет, как минимум через год после
битвы, при этом самого Игоря даже не спросят. Либо это часть русской дружины,
которая вырвалась из каяловской мышеловки, благодаря самоотверженности Игоревых
полков. Возможно, это были куряне, которые подчинялись Всеволоду и которых, как
раз можно смело называть сватами, т.к. родственных связей между курянами и
киевлянами было намного больше, чем с половцами.
Эту метафору следует понимать следующим образом: «Не
жалит трава своими колючими жалами», т.е. павшему воину она уже не сможет
причинить боль, и, даже имея острые жала, она не станет его колоть и резать.
Природа в данном случае на стороне русичей, она скорбит по убитым воинам вместе
с колючей травой и деревом, которое с печалью (с тугою) к земле приклонилось. В
конце «Слова» это выражение повторяется в несколько измененном виде.
Трава в этой метафоре заменена на цветы, и её следует
понимать как: «Увяли цветы от жалости (словно на них попали материнские слёзы)
и дерево вместе с цветами склонились к земле в знак скорби по унесенному рекой
князю Ростиславу». Природа в ней разделяет безмерное материнское горе, и вместе
с ней оплакивает её любимого сыночка, который утонул в коварной и
непредсказуемой реке Стугне.
Это одно их темных мест в «Слове». В этом четверостишии
собрано множество спорных слов и понятий. Судя по контексту «Дажь – Божа внук»
- это половцы, бывшие в то время язычниками или иноверцами. Обида же
отождествляется в этом отрывке с бедою, с той самой, которая «пасла» Игоря
«птице подобная», в самом начале похода, вместе с волками, орлами и лисами.
«Земля Троянья» - у большинства исследователей
ассоциируется с южной частью Руси, что маловероятно, т. к. это земля римского
кесаря Траяна и к Киевской Руси она не имеет никакого отношения. Такая
грандиозная битва на реке Каяле не могла на тот момент не остаться неотмеченной
в др. русских погодных записях. Отголоски этого сражения дошли до нас в
Ипатьевской, в Лаврентьевской летописях и в др. источниках. Смысл событий
представлен в них в сильно изменённом и тенденциозном виде, первоначальный
текст которых был явно переработан позднейшими редакторами и апокрифистами, но
внимательно анализируя их, кое, за что можно зацепиться. Например, при описании
битвы упоминается некое безымянное озеро, от которого в ходе сражения были
оттеснены русские полки, в результате чего люди и кони были лишены питьевой
воды. Поэтому «в плаче Ярославны» в обращении к Солнцу, княжна просит его
спрятать свои жаркие лучи, убрать их в колчаны: «в поле безводне жаждею имь,
лучи съпряже тугою имъ тулии затче».
А сама битва завершилась в своеобразном треугольнике,
стороны которого ограничивались рекой По (Эридан), побережьем Адриатического
моря и выше названным озером (недалеко от современного итальянского города
Комаккьо), как раз на конце поля Половецкого. Поэтому обида … и вступила девою
в этом месте на землю Троянью. То есть дева с лебедиными крыльями сравнивается
здесь с бедой, которая стоя на берегу Адриатического моря, у Дона (р. По –
Эридан) недалеко от места, где трагически завершилась битва; своими сильными
крыльями брызгаясь водой, словно неразумное дитя, резвясь и плескаясь, как бы играючи,
невзначай, даже не заметив этого, утопила (убуди) славные, безмятежные времена. Таким образом, получается, что «земля Троянья»
- это бывший округ в одной из центральной римской провинции, в котором некогда
властвовал будущий император Траян. Вот эта земля и стала через несколько сот
лет, в результате славянского завоевания Севера Италии, удельным Тмутараканским
княжеством. Ко времени же похода князя Игоря, в силу ряда обстоятельств это
княжество отложилось (отошло) от своей метрополии со столицей в Киеве, и с
переменным успехом стремится к политической и экономической самостоятельности.
В те времена, когда отец Игоря Святослав был молодым, энергичным и сильным, у
этого княжества не было возможности отделится от далёкой метрополии. Когда же
Игорь потерпел поражение, такая возможность у них появилась. При этом половцы
мечтают расквитаться за старые обиды и компенсировать материальные потери,
путем собирания дани «по беле* со двора» и наложения контрибуции, а также
взимания выкупа за родовитых русских пленников, которые удерживались у них в
качестве заложников.
БЕЛА* – спорное понятие, по расчётам В.Л. Янина «бела»
равнялась четырём кунам. Имеются данные, по которым куна
равнялась 18 беличьим шкуркам (Янин В.Л. «Берестяные
грамоты и
проблема происхождения новгородской денежной системы 15
века»
Л. Т.3 1970 стр.168 – 169). Но если исходить из того, что
половцы
пришли на Русь с Запада и назначали дань в своих денежных
единицах, то под «белей» следует понимать такое понятие,
как обол.
«Обол» - серебряная монета, находившаяся в обороте в Западной
части, бывшей Римской империи, в переводе с греческого
значащая
«вертел». О каком номинале в данном случае идёт речь вычислить и
понять пока трудно, возможно, это серебряная монета в
4.5 обола = 2.89 грамма серебра и эквивалентная примерно
одной
куне (В.А. Анохин «Монетное дело Херсонеса» Гл. Каталог
античных и
Средневековых монет// стр.142 №121).
Первые издатели полагали, что Карна и Жля – имена
половецких ханов, как и Сеурим. В советское время большинство исследователей
считало, что это имена не собственные, а нарицательные, символически обобщающие
образы печали и скорби, но казахский поэт О.О.Сулейманов открыл, что эти два
слова произошли от тюркского словосочетания Кара жлян – «черный змей». Такой
перевод данного словосочетания является наиболее вероятным и несет в себе
определённый смысловой контекст. «Чёрный змей» это символ старой языческой
веры, который в первую очередь отражается в погребальных обрядах, таких как
кремация покойников. Об этом обряде собственно и говорит это выражение. Именно
этого «черного змея» (язычество) и поразил своим копьём святой великомученик
Георгий, приобщенный впоследствии русской православной церковью к лику святых,
тем самым была окончательно поставлена точка в деле победы христианства над
язычеством.
В своем произведение Автор постоянно обращается к своим
великородным слушателям словом «братья». Это давний демократический обычай,
возникший ещё в первых христианских общинах, именовать всех единоверцев
друзьями и братьями. И в самой первой строчке «Слова»: «Не лепо ли ны бяшеть,
братья, » и после зачина: «Почнем, братие, повесть сию», затем: «Уже бо,
братие, невеселая година встала…», и в этом абзаце так же: «А встона, бо
братье, Киев тугою, а Чернигов напастьми», обращение «братья» относится именно
к слушателям «Слова». Хотя в некоторых переводах под словом «братья», в этой
строке понимаются «родные братья», которые якобы остались в Киеве и стонут по своим
убитым родственникам. В Киеве по ним стонут матери, жены и сестры, а все дядья
и братья там, на Каяле. Поэтому перевод этой строчки выглядит следующим
образом: «И стон был великий, братья, в Киеве печаль необъятная, а в Чернигове
проклинают половцев».
Деля
между собой ещё не до конца завоёванный удел, скорее всего старший брат, дал
понять младшему, что вся завоёванная ими земля будет принадлежать только ему
одному и его потомкам. И аргументами в том споре, разлучивших братьев и который
собственно привёл к поражению на реке Каяле, служили мелочные, несущественные
доводы. Эти доводы и препирательства выдавались ими за важные, за великие, не
вызывающие ни у кого сомнения. В этом абзаце Автор прямо говорит, почему стало
возможным такое, что враги осмелились совершать набеги на русские земли.
Усобица между братьями, разобщенность, жадность, славословие, гордыня,
недоверие друг к другу – вот главные причины внешней агрессии. Князья сами на
себя крамолу сковали, враги тут ни при чём, они всегда были, есть и будут. Они,
как ненасытные шакалы, сидят и ждут, как только ослабла земля Русская, тут же
со всех сторон набрасываются и «емляху дань по беле со двора». (Совсем свежий
пример подобной ситуации это постперестроечный период в нашей стране.) Так кто
же те князья, которые говорят друг другу: «Се мое, а то мое же»?
«ТIИ БО ДВА ХРАБРЫЯ СВЯТОСЛАВЛИЧА,
ИГОРЬ И ВСЕВОЛОДЪ УЖЕ ЛЖУ УБУДИ (РАЗБУДИЛИ), КОТОРУЮ ТО БЯШЕ УСЫПИЛЪ ОТЕЦЪ ИХ
СВЯТОСЛАВЬ ГРОЗНЫЙ ВЕЛИКЫЙ КИЕВСКЫЙ».
Автор
«Слова» прямо называет имена князей ответственных за поражение, которые в
будущем станут державными властителями Киевской Руси, при этом, не боясь возможных
репрессий с их стороны. Он открыто упрекает их в том, что именно из-за их
усобицы на Русь свалилась такая страшная беда. И сразу приводит им в пример их
отца, грозного и могучего Святослава, который в свое время усыпил похожую
распрю: «Полками сильными притрепал врагов, а поганого Кобяку, как вихрь унёс
(выторже) из лукоморья (Венецианской лагуны) от великих железных полков
половецких». Вероятно во время решающей битвы Святослава с половцами, произошел
заранее спланированный рейд, ставший неожиданным для врага, когда молниеносный
прорыв части русской дружины (гридни) к шатру, где находилась ставка Кобяки,
сыграл решающую роль. Кобяка был захвачен в плен, после чего половцы, лишившись
предводителя, были полностью дезорганизованы и разбиты.
«…И
ПАДЕСЯ КОБЯКЪ* В ГРАДЕ КIЕВЕ,
В ГРИДНИЦЕ** СВЯТЪСЛАВЛИ».
Скорее всего, в Киеве Кобяке дали достойно умереть, с
оружием в руках в равном поединке во время очередной тренировки гридни, и он не
был отравлен или зарезан, как свинья.
Кобяка*
- Кобяк - волшебник,
знахарь. (Этимологический словарь
русских фамилий). Но наиболее вероятно, что это прозвище
происходит от
тюрк. Kopek~ kopak (собака), слова встречающегося во
многих тюркских языках в одном и том же значении с
небольшими
отклонениями: в ногайском и каракалпакском языках –
«небольшая
собака», а в огузских – «большая собака» (Н.А. Баскаков
указанное
произведение стр.204).
Гридница** - место
постоянной дислокации в мирное время
княжеских охранников на территории великокняжеского
терема, а не
княжеская «едальня». Место для тренировок самых элитных
княжеских воинов – т.е. гридни. Их ни в коем случае
нельзя называть
телохранителями князя в современном понимании этого
слова.
Великий князь не был «телом», и он всегда мог постоять за
себя в
любой ситуации потому, что сам был одним из лучших бойцов.
Охрана же полагалась ему только по статусу.
Если принять традиционный вариант с местоположением битвы
на юге России, тогда какое дело было перечисленным европейским народам до
небольшой вылазки «малозначительного» Новгород – Северского князя в Половецкую
степь. А если поход проходил в другом месте и затрагивал их интересы, только
тогда они бы радовались или огорчались. Перечисление дружественных нам народов
идет по кругу против часовой стрелки. Смотри рис. №2
|
венедеци |
морава |
|
*Венедецы (венеды)– считается, что это западная ветвь славянских
племен, населявших северное побережье Адриатического
моря,
вопрос о происхождении не решен. (МСЭ) Возможно, что у
этого
народа были сарматские или осетинские корни.
*Морава – историческая область в Чехословакии, славяне
(моравяне) живущие на реке Морава, левом притоке Дуная.
(МСЭ)
*Немцы – так на Руси называли всех иностранцев, от слова
«немой», т.е. не говорящий по-славянски, не обязательно
германцы.
Это понятие относилось ко всей англо-саксонской и
кельтской группе
народов, т.е. «иностранец с Запада вообще».
В этом отрывке Автор перечисляет христианские народы,
которые были рады, когда Святослав победил неверного язычника Кобяку и упрекают
Игоря в том, что он не смог справиться с Гзаком и Кончаком, уступил им богатый
удел и утопил при этом в половецкой реке Каяле богатую добычу, дань, собранную
в Тмутаракани (Венеции).
По мнению большинства исследователей одно из самых тёмных и испорченных мест в «Слове». Считается, что искажения в СПИ, произошли в результате многократных и некачественных переписок в течение нескольких веков, которые вносили туда средневековые монахи и при этом, исследователи предполагают, что некоторые из них даже умудрялись редактировать первоначальный текст. Это маловероятно, писцы нескольких поколений качественно и добросовестно выполнили порученную им работу, и не надо держать их за полуграмотных и недалёких людей. Они знали в то время гораздо больше, чем сейчас знаем мы и об истории и о литературе и вряд ли стремились внести в древний текст отсебятину. Распишем подробно каждую фразу и постараемся понять смысл сна, в том понимании, в каком Автор вписал этот сон в своё произведение.
Для
начала постараемся понять смысл фразы: «си ночь с вечера». Сутки в Древней Руси
делились на две половины. Счёт часов вёлся от восхода солнца и, причем, только
в светлое время дня. Их количество зависело от времени года и колебалось от 7
до 17 часов. В интересующее нас время года, с конца мая до средины июня по
старому стилю, Солнце восходит примерно в 5 часов утра, а заходит в 10 часов
вечера. Анализируя фразу «… в Киеве на горах си ночь», надо к тому же учитывать
разницу во времени между Киевом и Тмутараканью (Венецией), а она составляет
примерно два часа. Значит, в Киеве в описываемый период ночь наступила в 22
часа, а в Тмутаракани на тот момент был ещё вечер. В тот день битва трагически
завершилась в полдень: «на третий день к полудню пали стяги Игоревы». Вероятно,
после этого разрозненные остатки русской дружины всё ещё продолжали, сопротивляться,
пытаясь вырваться из окружения. Например, в Ипатьевской летописи сообщается,
что войско Игоря после поражения «в море истопаша». Игорь же с гридней,
используя заслоны, пробился к реке и затопил взятую в Тмутаракани добычу, чтобы
она не досталась половцам, и только после этого во второй половине дня был
пленён.
Сон
Святослава можно с большой вероятностью назвать «сном в руку» или вещим сном.
Это когда где-то далеко с родным человеком произошла беда, и его близкий
родственник, в данном случае отец, видит в тот момент, дурной, непонятный для
него сон, смысл которого он поймёт несколько позже, когда прискорбное событие
станет известно всем. Это редкое и малоизученное явление, которое ни с каким
другим сном не спутаешь, потому что он яркий, отчётливый и не забывается сразу,
как простые сны после того, как человек проснётся. Такие сновидения происходят
на подсознательном, телепатическом уровне, где присутствует энергетическая
связь между близкими родственниками. Особенно часто это происходит с пожилыми
людьми, у которых особенно чуткая энергетика. К примеру, мать эмоционально
чувствует боль, которую испытывает её тяжелораненый на войне сын. В этом случае
расстояние, которым они разделены, не имеет значение, что подтверждается
многочисленными примерами, хотя официальная наука вещие сны отвергает. Для
отдельной части ученых прием отрицания является обычной практикой, если они не
могут объяснить феномен или увидеть какие либо аномалии с помощью своих
приборов, то такого явления в природе для них не существует.
Значит,
Игорь во второй половине дня попал в плен и его родной отец в ту же ночь видит
дурной непонятный для него сон. К тому же во сне ему привиделись те места, куда
Игорь ушел в поход, и утром он подсознательно понимает, что с сыном случилась
беда. Таким образом, читаем: «А Святослав мутный сон видит в Киеве на горах в
ту же (сию) ночь». Как раз перед этой ночью, во второй половине дня, когда
окончательно были разгромлены остатки русской дружины, стало ясно, что
сопротивляться бесполезно, Игорь сдался в плен.
Утром,
всё еще находясь под впечатлением своих ночных видений, Святослав начинает
пересказывать ближайшему окружению свой дурной сон, в надежде на то, что они
ему его правильно растолкуют. «С вечера одевают меня, говорит он, в черную
паполому на кровати тисовой», т.е. не всю ночь с вечера его одевают и готовят к
погребению, а только « с вечера» потому что эта процедура много времени не
занимает. Значит, в самом начале сна Святослав видит со стороны подготовку к
собственным похоронам, при этом видит он себя лежащим на специально
приготовленном для этого случая тисовом помосте, и челядь одевает его в
траурные одежды. Чем же он объясняет утром стоящим вокруг него боярам свою
преждевременную смерть привидевшуюся ему в нехорошем сне? Он говорит, что ему
зачерпнули и дали выпить синего (заморского) вина, смешанного с трудом (т.е. с потом)
вражьих лучников. А насыпали ему зелье-то из опустевших в ходе битвы половецких
колчанов поганьих, в которые тот пот стекал с их натруженных спин ручьем, и от
жары в тех колчанах закристаллизовался. Вот эту ядовитую соль ему кто-то тайком
и подсыпал в кубок, с синим вином. А затем, немного погодя, «толкнули
(тлъковинь) большой (великий) камень (женчуг) на грудь (лоно)». «И давят меня
(не гують мя), т.е. не дают вздохнуть» – говорит он. Слово НЕГУЮТ, в данном случае нельзя переводить, как нега-ласка. В этом
месте сна речь конкретно идёт о покушении на Святослава. И люди, покушавшиеся
на Великого князя это не какие-то идиоты самозабвенно ласкающие старческую грудь
покойника драгоценными камнями, а простые убийцы, заговорщики, у которых не
осталось ничего святого за душой. О какой неге, о каких ласках в такой
«ответственный» для них момент может идти речь? НЕ - здесь частица, а ГУЮТ –
корень слова, которое давно вышло из употребления. Таким образом, Святославу
приснилось, что заговорщики вначале дали выпить ему отравленное вино. И когда
ещё ничего не подозревая, он прилёг отдохнуть, считая себя просто уставшим,
т.к. яд действовал медленно (возможно они не рассчитали дозу). Убийцы боясь,
что Святослав, заподозрив неладное, поймёт их коварный умысел и подымет
тревогу, чтобы ускорить его неминуемую смерть и поскорее завершить свою грязную
работу, бросили или толкнули ему на грудь тяжелый камень. «И не гуют мя» (и не
вздохнуть мне) – говорит в конце этой фразы князь. Можно трактовать эти слова
по-другому: «и давят меня». При этом Святослав, не смотря на возраст всё ещё
крепок, но он не может оказать сопротивления, силы у него отняло отравленное
потом вино. Почему убийцы выбрали камень, а не удавку или кинжал? Да чтобы
утром, когда слуги обнаружат бездыханного князя и тщательно осмотрев его не
найдут на теле ни одной царапины, всем скажут, что Великий князь умер
естественной смертью от старости или от внезапного удара, а значит винить и
подозревать в его смерти будет некого. Различных кривотолков и сплетней, коих
немало бывает в таких случаях, а также народных волнений можно будет избежать. Умер
тихо, спокойно в своих царских покоях во сне. «Пожил своё. Пусть земля ему
будет пухом.»-вздохнув и печально покачав головой, скажут люди. И вот плачевный
итог ночного покушения: «уже доски без кнеса*
(князя) в тереме моём златовръсем**», т.е. пол деревянный из тёсаных досок
во дворце, а это было роскошью в то время, без хозяина, без князя, без царя, а
не без конька (балки) на крыше терема, как считают некоторые исследователи
«Слова». Далее Святослав видит во сне вражьих воронов.
Кнес* - устная форма западнославянской лексемы «кнез» - господин,
князь (конъектура - О. О.Сулейменова).
**В тереме златовръсем – княжеский дворец внутри детинца
(кремля) имевший семь ворот и княжий двор с жилым
комплексом
палат. Это последняя хорошо укрепленная линия обороны
города,
его сердце. Златовръсем – златосемиворотном - сложносоставное
прилагательное.
Тис* - вечнозелёное хвойное
дерево, с твёрдой красной древесиной.
Живёт от 2 до 3 тысяч лет. Реликтовые деревья в нашей
стране
охраняются государством. В средние века тис считался
деревом
скорби и печали, и его садили рядом с могилой усопшего.
Без сомнения в этом отрывке перечисляются устаревшие географические
названия в Северной Италии. Святослав хорошо знал те места, сам в молодости, когда
был в силе ходил туда с походом, при этом пленил Кобяку. Вот эти дебри ему и
снятся. Конечно, топонимика Италии сильно изменилась с тех пор, но вот Болонья
хорошо проглядывается сквозь толщу времени. А Плесненск – плес на р. По, скорее
всего это современный город Пьянченца, потому что этот «Дон», эта река судоходна
именно до этого города. Словосочетание «дебрь кисани» в тексте первого издания
читается как: «дебрь кисани», в Екатерининской копии: «дебрьскы сани». Это
вероятно центральный горный хребет в Италии (Апеннины или их предгорья),
миновав который, «босуви врани» - вражьи вороны (от слова басурмане) слетались
на место недавнего сражения, на западное побережье Адриатики, для страшной
трапезы - «на уедие». В конце «вещего» сна мы снова встречаем похожую фразу:
«Всю ночь с вечера…» относящуюся уже к птицам, которые начали сбиваться в большие,
шумные стаи вечером сразу после битвы и путь у них к месту сражения занял всю
ночь. Этих воронов можно так же ассоциировать с вражескими воинами, которые не
так давно, из тех же мест, быстро собираясь в поход, той же дорогой шли на
битву с русскими полками.
*Болонь – низменное поречье;
пространство между двумя валами;
пойменный луг (В. Даль).
Болонье–пространство между двумя валами, которыми обыкновенно
были защищены древние города. Слово «болонье» происходит
от
польского сова «болонь» – луг, равнина. (Ф. А. Брокгауз,
И.А. Ефрон
изд. Полрадиз С-П. 1998г т. 7)
*Дебрь – горный склон (В.
Даль).
Кисань – название
местности, пока не ясно какой.
*Плес – широкое водное пространство между островами, более
глубокий участок русла реки расположенный между
перекатами;
большой участок реки, с глубинами, обеспечивающие необходимые
условия для судоходства (БСЭ). Слово «плес» сохранилось в
современных названиях русских городов: это г. Плес на
Волге в
Ивановской обл., и плес на реке Великой у города Пскова
старое
название - Плесков, а так же др. русский г. Плесненск
городище
которого сохранилось у села Подгорцы в Львовской области.
Ответ бояр не менее мутен, чем сон Святослава, но как
говорится, какой вопрос, такой и ответ. При этом бояре стараются не
многословить, так как тема довольно щекотливая. Ещё бы! Великому князю,
властелину могучей державы, приснилось, что его хотят отравить. А кто реально
это может сделать? Коварный половец ведь не примчится «из-за тридевять земель»
и не отравит Святослава. Это могут сделать только люди из ближайшего окружения
князя, которые всегда находятся рядом с ним, вместе ездят на охоту, отдыхают, трапезничают
с ним за одним столом, вместе обсуждают политические проблемы и решают важные государственные
дела, т.е. его бывшие соратники и действующие советники. Это люди с широкими
полномочиями и огромными возможностями, за которыми стоят определённые
группировки, которые между собой уже проигрывают различные варианты будущего политического
устройства и своего места в этом будущем. Так что пускаться боярам в
пространные рассуждения на эту щекотливую тему «себе дороже». А с другой
стороны можно ведь и плохим известием убить старого, больного человека, если
морально не подготовить его к печальной вести, и ни какого яда для этого не
надо. Так что ответ бояр можно считать туманной, витиеватой ничего не значащей
дипломатической уловкой царедворцев.
Исходя
из того, что сам Игорь ни разу не упоминает о Тмутаракани, а Святослав говорит
о том, что вороны понеслись к синему морю, некоторые исследователи «Слова»
считают, что в устах бояр возможная цель похода указана гиперболически. Но для нас важно, что в ответе бояр указана реальная цель
похода - город Тмутаракань. Пытаясь истолковать дурной сон, и успокоить князя бояре
говорят Святославу: «Это не вороны тебе приснились летящие на поживу, это же
два сокола (сыновья твои Игорь и Всеволод) слетели с отцовского престола, золота
поискать в граде Тмутаракани (Венеции)». То есть конкретно обозначена цель
похода – сбор дани с богатого купеческого города, являвшимся центром морской
торговли в Средиземноморье и возвращение всего удела обратно в подчинение
Киевскому князю. Также следует обратить внимание читателя на
то, что фраза «Се бо два сокола слетеста с отня стола злата, поискати града
Тмутараканя…» переведена М.-Пушкинским переводчиками, как: «что слетели два
сокола с золотого престола родительского доставать города Тмутаракани…», а
последующие исследователи «Слова» отправили уже самих соколов искать этот город,
т.к. для них под вопросом было его географическое местоположение. Хотя Мусин – Пушкин
хитрым образом и нашел на Тамани «Тмутараканский камень», точного
местонахождения города не указал, потому что сам не знал, где конкретно он был расположен.
Где в действительности же находится этот город, Автор «Слова» и герои его
произведения, безусловно, знали и очень удивились бы, узнав, что их потомки
считают, что он находился на берегу Азовского моря, т.е. совершенно в другой
стороне. И цель похода, была не в том, чтобы забрать как можно больше золота,
разорив и ограбив тем самым богатый купеческий город и с ценной добычей
вернуться домой. Нет, во главу угла ставилось вернуть весь этот удел, бывшую
русскую вотчину, обратно в вассальное подчинение Киевскому князю, который на
тот момент являлся властелином могучей державы. Чтобы город снова приносил
доход в казну, т.е. выплачивал определенный процент (ренту) с торгового
оборота, как это было в прежние времена, собственно говоря, для этой цели он и
был там возведён. Таким образом, эту фразу следует перевести как: «Это же два
сокола слетели с отчего стола, золота поискать в граде Тмутаракани (Венеции) и
победно завершить поход у Дона (р. По - Эридан), и только соколы крыльями
припешали (сбили с коней, сделали их пешими) поганых словно саблями, как сами
запутались в паутине железной*». Глагол «припешати» долгое время считался
уникальным, но затем был обнаружен в составе сборника афоризмов и изречений
«Пчёлы» (в списке XIV
в.): «Ум остръ николиже слыша святыхъ книг – аки она припешана птица, не может
борзо взлетети». Говоря про западню, бояре, ещё толком не зная о плачевном
исходе битвы, подстраховываясь, загодя готовили Святослава к возможным плохим
известиям. Победа была близка, говорят они, только соколы в пылу сражения не
заметили силков и попали в заранее расставленную ловушку, западню. На этом
ответ бояр заканчивается. Следует отметить, что большинство исследователей
«Слова» ответ бояр продлевают дальше, до «золотого слова Святослава». Но тут
возникает вопрос. Откуда бояре могут знать, что темно стало именно в третий
день битвы, а не в четвертый или не в пятый? Об этом мог знать только
непосредственный участник сражения, т.е. Автор песни. Тем более что в своём
ответе бояре стараются успокоить и отвлечь его пустыми разговорами, увести в
сторону от печальных мыслей, дескать: «Там на Каяле всё не так плохо, и
проблемы с которыми столкнулись сыновья твои, они с трудом, но преодолеют». Поэтому
далее по тексту идет аллегорическая вставка самого Автора, где он в мрачных
тонах рисует ближайшую перспективу вражеского вторжения. Это вторжение, безусловно,
явилось следствием неудачного похода его сыновей, и Автор предупреждает
Святослава о том, что половцы уже изготовились к прыжку и готовы кровавым
набегом пройтись по просторам никем не защищенной Киевской Руси. Первыми же,
печальную весть на Родину о поражении нашей дружины на реке Каяле, по
свидетельству летописцев, принесли на своих устах торговые люди, купцы.
Путина (паутина) железная* - металлическая сетка,
которую
использовали
бойцы в ближнем бою или гладиаторы в зрелищных
поединках.
Этот
фрагмент текста, как полагают большинство исследователей, искажен, на каком-то из
этапов переписки «Слова» или его перевода. При таком прочтении получается, что
в море погрузились половцы, одолевшие Игоря в сражении на реке Каяле. Р.О.
Якобсон предложил перенести только два слова «и в море погрузиста» поставив их
после слова «погасоста». В этом случае текст приобретает следующий вид: «…два
солнца померкоста: оба багряные стлъпа погасоста и в море погрузиста, и с ними
молодая месяца (имена княжичей по непонятным причинам Якобсон предлагает
опустить) тьмою ся поволокоста. На реце на Каяле тьма свет покрыла…» (Р.О.
Якобсон «Изучение Слова о полку Игореве в США» - ТОДРЛ т.14 М.- Л.
1958,стр.119).Такое прочтение имеет еще одно достоинство «буйство» подают
именно «хинови» - половцы, победившие русичей. Слово «хинови» встречается
только в «Слове» и в «Задонщине», где оно, безусловно, восходит к
первоисточнику. Соболевский А.И. видел в этом обозначение гуннов, а Шефтель М.,
Моравчик Д., Соловьев А.И. считают, что «хиновой» именуются венгры, которых они
отождествляют с гуннами и их потомками.
Но
еще в XIX
веке молодой венгерский лингвист Антал Регули доказал, что прямыми потомками
венгров были финно-угорские племена вогулов и осяков, проживающих на севере
нашей страны, которые называются сейчас ханты и манси и к гуннам венгры не
имеют ни какого отношения. Далее в этом отрывке мы снова сталкиваемся с
некорректным переводом, а именно: «Се бо готская красныя девы вспеша на брезе
синему морю, звоня рускым златом, поют время Бусово, лелеют месть Шароканю».
Снова, как и в первом бою с половцами, в этом отрывке встречается фраза
«красные девы» и ее традиционный перевод, как «красивые девушки», который никак
не вписывается в смысловой контекст данного отрывка. Причём тут девушки? Речь
снова идет о красиво изготовленных древках, на которых крепятся красные стяги и
боевые штандарты. Вот под этими красивыми флагами и маршируют половцы, звеня
при этом золотыми ожерельями, снятыми с убитых русских воинов из Игоревой
дружины. Фразу «поют время Бусово» следует отнести к неточной переписке и
понимать её, как: «поют, племя бисово (от слова бес, т.е. племя чёртово)».
Подобный смысловой контекст встречается при описании начала битвы на реке
Каяле: «дети бисовы криком поля перегородили, а храбрые русичи …». Это значит, что
идя в походной колонне, половцы подбадривают себя воинственной песней и при
этом мечтают отомстить некому Шарокану. Хотя общепринятая версия перевода этой
фразы, как раз наоборот, что, дескать, половцы при этом мечтают отомстить за
своего далёкого предка хана – Шарокана, которого якобы когда-то давно в равном
бою обидели русские князья. И все ссылаются при этом на летописи, по сути,
являющиеся апокрифами, причем ни одна из ссылок не считается убедительной.
Скорее всего, под Шароканом следует понимать Святослава, так по старой
памяти, величают половцы Всемогущего Киевского Когана. Именно он, Святослав,
совершил последний, удачный для нас, русичей, и унизительный для них, половцев,
военный поход (пленение Кобяки), за который они хотят сейчас отквитаться, тем
более что лучшего момента для мести в дальнейшем у них может и не представится.
Слово лелеять означает – нежить, заботливо ухаживать за кем-то. В нашем случае
лелеять месть – т.е. в переносном значении – вынашивать месть. Зададимся
вопросом. Кому вынашивать месть? Ответ – Шароканю. А если отомстить за него,
тогда вопрос надо поставить по-другому – отомстить за кого? Ответ – за
Шарокана. В подлиннике же читаем «лелеют месть Шароканю». Далее Автор вписывает
короткую фразу: «А мы уже, дружина (т.е. сила), жадни веселия». М.-Пушкинские
переводчики поняли её как: «А нам уже братцы нет веселия!», имея в виду, что
так говорят русские воины в ожидании неминуемого боя с половцами, что в корне
неправильно. Это половецкие воины, идя на Русь, чувствуя в себе несокрушимую
силу и мощь, весело и задорно (по молодецки) поют свою незамысловатую, бьющую в
такт походную песню мечтая при этом: о легкой победе и богатой добыче, которая
сама идет к ним в руки. Шли они точно так же, как шли немецкие солдаты в 41году
по Украине с бесшабашной улыбкой на лице, со шмайсером наперевес и с губной
гармошкой в руках. У всех завоевателей во все времена бывает одно и то же лицо,
а после них остаётся один и тот же след: разграбленные дома, вырубленные сады,
выжженные нивы и воронье, летящее на поживу. Таким образом, этот припев из
песни вражеских легионеров следует понимать как: «а наша дружина желает
повеселиться (отвести душу)». Не случайно вслед за этим отрывком идет «Злато
слово Святослава» полное горя, печали и обиды.
Ссылаясь на русские летописи, которые были несколько раз переписаны и изобилует многочисленными вставками и являвшимися, по сути, позднейшими компиляциями (апокрифами), т.к. подлинные летописи в силу ряда обстоятельств были утрачены или сознательно уничтожены. Некоторые историки утверждают, что Игорь и Всеволод - это двоюродные братья Святослава, другие ученые говорят, что они его племянники, хотя из общего контекста произведения ясно, что Святослав - это родной отец обоих князей. Причем Игорь старший и он главный претендент на Киевский престол, а Всеволод младший и по «листвичному праву» не может занимать этот трон при живом Игоре или родном дяде, хотя такие амбиции у Всеволода явно имеются. Вероятно ранее «листвичное право» уже не раз нарушалось, и подобные прецеденты в истории престолонаследовании имели место, и они невольно подогревали заветную мечту Всеволода.
В чем же упрекает Святослав своих сыновей? «Рано еста начала…» - говорит он. Что за упрек такой? Князь сидит на столе (престоле) и соответственно ест с него, как в прямом, так и в переносном смысле. В переносном значении, он собирает дань, т.е. налоги, которые идут в его казну. Это необходимое условие существования любого государства и основной показатель того, что та или другая территория этому государству принадлежит. Но почему рано? Что если бы пошли позднее, переждали бы солнечное затмение, то всё прошло бы как по маслу? Нет, дело не в этом. Далее следует новый упрек: «но нечестно одолеете: нечестно бо кровь поганую (языческую) прольете». Святослав здесь имеет в виду, что, не разобравшись до конца с половецкими князьями, хотя и не законными, но на тот момент реальными хозяевами Тмутараканского удела, т.к. именно в их казну идут собираемые с города налоги. Игорь все же силой взял дань с этого города, тем самым отяготил себя добычей, вызвал зависть своего брата, при этом наверняка пролил невинную языческую кровь, что с точки зрения добродетельного христианина, каким является Святослав, не совсем хорошо. Подведем итог отцовских упреков. Только после полного уничтожения врага необходимо собирать причитающуюся тебе дань (налоги), посадив при этом во главу удела своего ставленника, вот о чем говорит Святослав. При этом понапрасну лить человеческую кровь нельзя, даже если это кровь иноверцев (католиков, латинян) или неверных язычников. Затем он говорит, что, попав даже в такую, сложную ситуацию вы должны с честью выйти из нее и своими действиями и поступками не посрамить моих серебряных седин.
Этот отрывок одно из темных мест в «Слове». Фраза «не вижду» многими переводится, как не вижу предполагая, что Ярослав якобы утратил свою власть в Чернигове и по этой причине не может помочь брату. Я же перевожу это слово как «не жду», т.е. Святослав понимает, что, в случае гибели в плену Игоря и смерти от старости его самого, Ярослав, как старший рода, становится Великим князем Киевским (по удельно - листвичному праву он первый, а главное законный кандидат). А пока в этой непростой ситуации Ярослав играет роль стороннего наблюдателя, который намеренно бережет свои силы для намечающейся в будущем решающей схватки за престол с другими претендентами. Проблемы же связанные с половецким набегом он рассчитывает решить, когда реально станет во главе государства, полагаясь на своё многоратное войско. Между тем, пока половцы дойдут до Чернигова, сколько они своих воинов потеряют? Поэтому помощи от него в этом деле ждать не приходится, а напрямую Святослав приказать Ярославу не может, т.к. они друг другу ровня. Затем в тексте идет перечисление каких-то тюркских народов или черниговских бояр, так считают большинство исследователей. В этом случаю, я выдвигаю гипотезу и перевожу данный отрывок так: «… с черниговскими богатырями могучими, татранами (тараны – стенобитные машины) с шельбиры (вид катапульты или большого арбалета)» и только затем идет перечисление народностей: топчаки (?), ревуги (?) и ольберы. Ольберы – от латинского слова «альба» - белый, светловолосый – это норманнский наемник – варяг (веринг-vaeringi, от скандинавского-var-ответ) дававший клятву верности конунгу (когану), и состоящий на службе русских князей, т.е. профессиональный военный, который служит тому, кто больше платит. Благодаря своему богатому боевому опыту, они состояли при князьях военными советниками, причем в их распоряжении имелась своя небольшая дружина состоящая, только из варяжских соплеменников. Например, Эрик Юлий Биорнер (1696 – 1750г.) – секретарь коллегии древностей, по заказу Татищева делал из шведских рукописей выписки, он считал, что такого народа, как варяги в Швеции никогда не было. И он доказывал, что варяги – это «оберегатели границ», служившие у шведских и других скандинавских королей. Родоначальником этой сторожевой службы он считал Тригва, который жил по расчетам Биорнера, в VI веке н.э. (ЖЗЛ// А. Кузьмин «Татищев» М. Молодая гвардия 1987г). Возможно, что в этом отрывке имеет место своеобразное противопоставление, а именно: черниговские богатыри идут в бой с таранами, катапультами и шельбирами, а альберы без щитов с одними ножами засапожными* и воинственным криком вражьи полки побеждают. Потому что уже один их грозный и свирепый вид то бесстрашие, с которым они идут в бой и то как самоотверженно принимают смерть, внушает врагам страх и панический ужас.
Нож засапожный* – прообраз кинжала, использовавшийся
исключительно в рукопашной схватке.
Не скажут эти мужи о себе: «Переднюю (предстоящую) славу сами похитим (украдем), а заднюю (прошлую) славу между собой поделим». Таким образом, Святослав имеет в виду, что прошлыми заслугами они не кичатся и напраслину на себя возводить не станут, т.е. воины они не многословные, говорят как правило, только по делу и, при этом отважно и бесстрашно воюют. Говоря такой комплимент в их адрес, Святослав – старый лис - рассчитывает переманить варягов от своего брата на свою сторону, увеличив при этом им жалование, зная, как они «падки» до денег, и наверняка соблазнятся таким его предложением.
Я считаю, что этот отрывок надо переводить исходя из общего контекста «золотого слова» и его логической компоновки. Если от Ярослава помощи не дождаться, то Святославу придется рассчитывать только на свои силы, а в его возрасте это не так-то легко. В данной притче Святослав сравнивает себя со старым соколом «вмытях». «Ведь не случится чудо, братья, и старик никогда не сможет стать молодым» - говорит князь. Далее слово «мытех» в следующем предположении, почему-то принято считать линькой у молодых соколов, хотя многие исследователи «Слова» с этим не согласны. Слово «мытех» можно перевести, как «мыт» - болезнь и оно имеет прямое отношение к старому Святославу. Его можно трактовать, как сокол, находящийся далеко не в лучшей форме и не в юном возрасте, но сохранивший ясный ум и достаточно сил, чтобы защитить в случае опасности своё гнездо (Киев) и своё потомство (Игоря). Также Святослав, в дальний поход пойти уже не сможет, возраст не тот, но защитить столицу, золотой престол и выручить попавших в беду князей он еще в силах. Для этого у него есть жизненный опыт, авторитет мудрого политика, твердость духа для принятия судьбоносных решений. Незадолго до вторжения половцев на Русь, он еще в силах провести переговоры со своими давними и верными союзниками и с их помощью поставить мощный заслон на пути врага. Так же он еще в силах грозно «одернуть» и наказать тех зарвавшихся князей, которые козыряя «славою предков» захотят незаконно сесть на Киевский престол, вероломно воспользовавшись внезапно возникшей неопределенностью в вопросе престолонаследования. Затем Святослав отмечает, что если князьям и Игорю мы (все вместе) не поможем, то значит, вся его жизнь была прожита впустую: «на ниче ся годины обратиша», т.е. его княжение уйдёт в небытие и своим бездействием он перед потомками обесчестит себя и своё правление. «Это ли не зло?» - вопрошает Святослав.
В этой строчке мы снова сталкиваемся с топонимикой Северной Италии – город Рим. Этот город находится на берегу Адриатики и его современное название Римини. Вероятно, у этого города и происходило окончательное избиение остатков русских полков, которые с трудом вырвались из каяловской мясорубки, а затем там «У РИМА» они были окончательно разбиты и частично пленены. Большинство же ученых под понятием «се у Рим» понимают город Римов, но это маловероятно и объясняется лишь тем, что этот географический объект им надо где-то локализовать в соответствии с традиционным пониманием театра военных действий на южнорусской равнине недалеко от Киева. За «сына Глебова» исследователи принимают Владимира Глебовича брата жены Буи Тур Всеволода, Ольги Глебовны, т.е. это Владимир Глебович Переяславский, который скончался от ран 18 апреля 1187 года, полученных в битве на Каяле. Лично я считаю его главным претендентом на авторство песни «Слово о полку Игорева». Потому что Автором «Слова» не мог быть какой-нибудь придворный поэт, исполнявший дифирамбы Великим князьям.
Автором этой поэмы мог быть только князь, получивший великолепное образование при дворе Великого князя, и впитавший в себя богатейшее культурное наследие своих предшественников. Он был один из дальних родственников Игоря, а также непосредственно участвовал в этом злосчастном походе. Он до конца испил чашу поражения, видел смерть боевых товарищей, познал горечь предательства и испытал все лишения плена. Впоследствии он в числе других великородных пленников был выкуплен своими родственниками. Все это и дало ему право открыто, честно и нелицеприятно говорить своим высокопоставленным братьям об их просчетах и ошибках которые, и привели дружину к гибели, и поставили страну под удар иноземных захватчиков. Возможные репрессии со стороны великих князей за написание этой песни Автор, вероятно, игнорирует по одной простой причине, понимая, что ему остаётся жить недолго и рассудить их сможет только Всевышний на небесах.
«Анонимность целой плеяды древнерусских авторов нельзя назвать простой случайностью. Этим свойством подчеркивается такие черты характера, как высокая духовность и образованность. В постоянном удерживании своего имени в неизвестности видно убеждение, своего рода начало, ставившее мысль, раскрытую в произведении, несравненно выше личности автора. Поэтому не только авторы, но и сами переписчики не считали нужным называть себя по имени» (М.И. Сухомлинов).
Прежде чем комментировать этот отрывок, следует пояснить один немаловажный момент. Большинство исследователей под Всеволодом подразумевают Всеволода lll «Большое гнездо» (1154 – 1176 – 1212) Владимир – Суздальского князя, приходившийся Игорю четвероюродным братом, т.е. по сути, он был – «седьмая вода на киселе» и ввязаться в династический спор за Киевский престол с такой родословной он ни как не мог. Выдвигая Всеволода lll в качестве претендента на престол первые переводчики, а за ними и остальные исследователи исходят из того, что младший брат Игоря Всеволод, тоже находился в тот момент в плену, только содержался якобы у другого «хана». Вот поэтому данному персонажу из «злата слова» и нашли вполне подходящую замену из Великих князей Владимиро-Суздальского княжества того времени. И у традиционных комментаторов получается странная картина, что на протяжении всей поэмы рассказывается про взаимоотношения двух братьев во время похода, и вдруг ни с того ни с чего появляется Всеволод III, и также внезапно выпадает из повествования. Это явная нестыковка и попытка традиционных комментаторов выдать желаемое за действительное. Скорее всего, после размолвки с братом Всеволод принял решение покинуть поле битвы. И Игорю в изменившейся обстановке пришлось свои полки использовать в качестве арьергарда, а Всеволод с остатком своей дружины вернулся домой в Чернигов. Если бы это был не сын Святослава, а какой-то другой великий князь, то Автор непременно бы указал его отчество и место княжения, как в случае с Галицынским Осмомыслом или с Ярославом Черниговским. Немаловажное значение имеет и то, что обращение к этому князю начинается с упрёка, к своему сыну это позволительно, а вот к любому другому князю Святослав вряд ли посмел, так обратится. К тому же престол, который хочет поблюсти Всеволод, назван «отчий» (отцовский). В этом абзаце Автор словами Святослава уже второй раз обращается к его младшему сыну Всеволоду, который, видимо, уже не скрывает своих притязаний на отцовский престол. Тем более, ему ли не знать, в каком тяжелом положении находится в это время Игорь – главный претендент на Киевский престол. В этом обращении к Всеволоду читатель сталкивается с тремя противоречивыми сравнениями, которые никогда не сбудутся. Точно так же, как никогда не смогут сбыться мечты Всеволода сесть раньше положенного срока на Киевский престол, и это несмотря на то, что за ним стоит военная сила, готовая выполнить «любой» его приказ. Первое противоречие связано со вторым, логическим несоответствием, как-то: «Ты бо можеши Волгу веслами раскопить (расплескать), а Дон шлемами выльяти (вычерпать)», т.е. Святослав делает своеобразный «комплимент» младшему сыну в том плане, что рать твоя настолько многочисленна, что с ней тебе любая задача по плечу, даже такая, как самовольный захват, отчего престола. Своим вторым противоречием Святослав как бы говорит, что если бы этот захват произошел: «то была бы чага (нарост на березе) по нагате (по рублю), а кощей (пленник, раб) по рязане (по копейке)». И как мы понимаем, это никогда не случится, даже если все невольничьи рынки Киевской Руси будут переполнены пленными половцами (хотя откуда им взяться в такой ситуации), они все равно будут стоить дороже чаги, которая и гроша ломаного не стоит в стране, где не счесть берёзовых рощ. Третье противоречие: «Ты думаешь, что можешь посуху живыми шереширами стрелять, удалыми сыны Глебовы». Под шереширами в этом отрывке, скорее всего надо понимать тяжелый по весу снаряд, выпускаемый с крупногабаритной метательной баллисты, установленной на корабле, снаряд, который в полете издает свистяще – шелестящий звук («шер – шер»). Эта катапульта предназначена для штурма или осады морских крепостей, и транспортировка ее по суше не эффективна в силу ее больших размеров. Итак, в третьем противоречии ставится под сомнение, что, во-первых, «посуху», а не по воде Всеволод смог бы эту баллисту перевозить и стрелять из нее. Это в принципе возможно, но маловероятно. Зачем? Во-вторых, в качестве снарядов-стрел использовались бы «Удалые сыны Глебовы», те самые, что «у Рима кричат». Таким образом, третьим противоречивым сравнением Святослав хочет предупредить Всеволода о том, что если он задумал применить недозволенные методы и вероломные приемы в ходе борьбы за власть, то они ему не помогут, и каждым словом в обращении к Всеволоду Святослав призывает усмирить его династическую похоть.
Но все, же для начала надо оговориться и сказать, как это сравнение переводят большинство исследователей в своих комментариях к «Слову», под «чагой» у них принято понимать девушку невольницу - пленную половчанку с лицом «черной головешки» предполагая при этом, что у неё должна быть монголоидная внешность и темноватый оттенок цвета лица. Ногата же и резань, по их мнению, – это мелкие разменные монеты. Так ли это? Для того чтобы разобраться с денежными номиналами того времени, обратимся к нумизматике. Спор о древнерусской куне, ногате и резане в русской науке в середине XIX века стал принципиальным. В нем столкнулись сторонники восточной и западной древнерусской денежно-весовой системы. Последние исходили из теории норманнизма, которая основные достижения Древнерусской государственности объясняла деятельностью на Руси варягов. Перед нумизматической наукой века встала задача определить денежно-весовую систему и весовые нормы Древней Руси. Решить эту задачу можно было, только идя по двум путям: первый – изучая письменные источники, в которых говорится о различных единицах и их соотношениях, и второй – исследуя клады монет и сами монеты. В точке пересечения этих двух путей и лежало решение загадки Древнерусской денежно-весовой системы. С этой нелегкой задачей с честью справились русские, а затем уже советские ученые. После тысяч взвешиваний и систематизации сотен найденных кладов В.Л. Яниным были реконструированы весовые единицы Древней Руси IX – X веков. Согласно его исследованиям получилось, что гривна весила 68,22 гр., куна – 2,73 гр., ногата – 3,41 гр., резана – 1,36 гр. (Г.А. Федоров – Давыдов «Монеты - свидетели прошлого» Московский университет 1985г. стр. 115-118).
Окончательный же древнерусский счет получался таким:
Для XI века 1 гривна = 20 ногатам = 25 кунам =50 резанам.
Для XII – XIII вв. 1 гривна = 20 ногатам = 50 кунам или резанам (В.Л. Янин «Денежно – весовые системы средневековья» М.1956г. с. 48). На Руси во второй трети X века была осуществлена сортировка дирхемов по нормам куны и новой единицы ногаты. Термин ногата – происходит от арабского «нагд», что означает отборная, хорошая монета. Это название возникло с необходимостью выделить дирхемы более позднего чекана равные 3,4 грамма, и отличавшиеся более большей массой от старых, но еще находящихся в торговом обороте монет. Отсюда следует, что ногата это не какая-то мелкая разменная монета, а всеми признанное надёжное, полновесное платежное средство того времени. В системе гривны круглые вырезки из дирхемов составили 1/50 часть гривны и стали называться резанами (от слова резать). Вот это действительно мелочь, которая использовалась при торговых расчетах в качестве мелких довесков. На Севере Руси это наименование перешло затем в наиболее распространенный вид – денарий, имевший норму около одного грамма. Таким образом, старые номиналы по смыслу вполне соответствуют современным денежным единицам. Ногату, образно с определенной натяжкой можно считать полновесным (советским) рублем, а резань – копейкой (современной российской копейкой, которая ничего не стоит), и фразу трактовать так: «то была бы чага* по рублю, а пленный половец по копейке». Прежде чем создать военную коалицию против половцев, которые с запада черной тучей надвигаются на Русь, Святослав, как искушенный политик и человек, умудренный богатым жизненным опытом, постоянно помнит о потенциальной опасности княжеской распри и возможной попытке покушения на него (мутный сон то был в руку). Он понимает, что вероятные претенденты на Киевский престол ради призрачного успеха могут пойти на сговор с врагом. Святослав, таким образом, предупреждает «внуков Всеславовых», что пока он жив («Листвичное право») общепризнанные законы престолонаследования нарушены не будут и все их потуги бесполезны. Святослав знает, к чему все это может привести и как трудно любому государству и народу выходить из таких тяжелых передряг.
Чага* – слово, встречающееся в русских областных говорах в значении березовая губка, трут (Даль, IV, стр. 580). Берёзовый чёрный гриб, из семейства трутовиковых, развивается в виде нароста на стволах старых берёз. (БСЭ)
Не случайно обращение к этим русским князьям Автор ставит после обращения к Всеволоду. Рюрик и Давид это ещё одни реальные претенденты на Киевский княжеский престол. Это предположение следует из заключительной части «златого слова», когда Автор говорит: «сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзья Давыдовы не розы носят им, боевыми вымпелами (хоботами) машут (пашут), копия поют». Обращаясь к этим двум князьям, Автор устами Святослава, призывает их бороться с внешним врагом с половцами, а не начинать братоубийственной войны между собой. Затем в своем «золотом слове» Святослав призывает своих давних союзников, государей других княжеств, которые на тот момент только номинально признают главенствующую власть Киевского князя, выступить в военный поход, встать на защиту Руси и попранной чести Игоря Святославича.
Тур* – первобытный бык, семейства полорогих, вымершее
парнокопытное животное. Высотой до двух метров, масса до 800кг.,
объект охоты. Последний тур убит в Польше в 1627г. (БСЭ).
Во всех русских летописях хорошо описаны районы, куда ходили половцы, но, ни разу не указывалось откуда они приходили. К Киеву и на Поросье они подходили двумя путями – вдоль Днепра и по Забужью, где в лес вдавался широкий степной «язык». Этот так называемый Забужский степной коридор заканчивался Галицинским княжеством. В этом месте «Слова» имеется в виду обще стратегический взгляд на расстановку противоборствующих сторон в юго-западном регионе страны. Т.е. если на Киевскую Русь идет угроза с запада, тогда Галицынский Осмомысл на дальних подступах первый встретит врага, т.к. в то время ему была подконтрольна ровная, как стол Венгерская степь (Пуста) находящаяся между Высокими Татрами Словакии и Восточными Карпатами Румынии. Эта степь является удобным проходом (коридором) между горами, а Восточный склон Карпат и Подольская возвышенность - идеальным трамплином для молниеносного броска на Киев. Но Осмомысл может и не выставить заслон, промолчать, тогда враги транзитом пройдут через его владения с условием, что не будут разорять его земли и лавиной сойдут на оперативный простор Южной Руси. Вот таким образом Осмомысл «открывает» или «закрывает» ворота на Киев. Кстати часть Игоревой дружины по этим же полям соколиной стаей летела к граду Тмутараканю: «Не буря соколов занесла через поля широкая Галици – стады бежать к Дону Великому». И Святослав в такой тяжелый для государства момент, стремиться заручиться поддержкой со стороны могущественного галицинского князя. Говоря Осмомыслу витиеватые комплементы, он призывает его выступить против Кончака, т.е. закрыть ворота на Киев. Фраза «заступивъ Королеви путь, затвори въ Дунаю ворота» ещё раз показывает, насколько важные земли для защиты Киевской Руси занимает Галицинский Осмомысл. Судя по всему, он же контролирует «ворота на Дунае», возможно, это и есть «Железные ворота» (Клисуры). Под словом же «Королеви» вероятно подразумеваются германские короли потомки гуннов и готов, отвоевавшие себе земли у чехов, поляков, лужичан в верховьях Дуная, Эльбы (Лабы) и Одера (Одры). И которые никогда не прочь были расширить свои владения за счёт своих славянских, гальских и кельтских соседей, при этом насильственно ассимилировав их. Особенно резким было сокращение этнической территории и численности сорбов (лужичан), проживающих в восточных районах ГДР, в частности в верховьях р. Шпрее (славянская – Спрова). К примеру, многие топонимы Германии (не только в бывшей ГДР, но и в восточной части ФРГ) имеют славянское происхождение: Шверин (славянское Зверин), Дрезден (по славянского племени дреджан от «дрязга» - лес), Лейпциг (из Липск), Росток (из «розтока» - место разделения реки на два рукава), Баутцен (из славянского Будышин), Любек (по славянскому племени любичей). Эти и многие другие названия городов и рек составляют славянский «подслой» (по научному субстрат) в немецкой топонимии.
В
данном случае Осмомысл сидит на Салтанском троне, и к турецким султанам он не
имеет никакого отношения, скорее всего Автор делает недвусмысленный намек на
то, что Осмомысл сидит на троне легендарного «царя царей» Соломона, при этом он
обладает такой же мудростью. И еще, если обратиться к русскому фольклору и вспомнить
«Сказку о царе Салтане» в литературной обработке А.С.Пушкина, то станет ясно,
что оба этих Салтана - славянские цари, которых в те далекие времена гордо
величали Каганами или Великими Князьями.
Этот
отрывок из «золотого слова» Святослава требует особой расшифровки. М.-Пушкинские
переводчики снова неправильно поняли смысл нескольких ключевых фраз в этом
отрывке и не потому, что ума не хватило, а оттого что приняли на веру восточное
направление похода. Все эти учёные и лингвисты, работавшие над первым
переводом, были «западниками» по своей сущности, по своему образованию, по
своему мировоззрению. «Суть бо у ваю железныи папорзи подъ шеломы латинскими.
Теми тресну земля и многи страны Хинова». По мнению первых переводчиков и
последующих комментаторов на войнах удалого Романа шлемы были латинские, а значит,
по их мнению, более крепкие и надёжные, что якобы способствовало завоеванию
других земель. Это в корне неверно. Фраза должна читаться, как: «Латинская ими была
покорёна земля и многие страны …», и далее идет перечисление завоеванных в
раннем средневековье славянами стран, причем слово Хинова, в этом контексте
следует перевести не как ханская, а как гунновья – страна, где живут гунны,
которых воины Романа тоже покорили. В этом месте «Слова» мы вновь встречаемся с
перечислением покорённых народов по кругу. Перечисление побеждённых славянами
народов идёт по часовой стрелке, а дружественны русским людям греки, венеды,
немцы и морава перечислены против часовой стрелки. И в этом был определённый
сакральный смысл, который в то время был понятен великокняжеским слушателям. Смотри
рисунок № 3.
2.
Хинова (гунновья) Паннония 1. Латины Южная Италия 3. Литва 4. Ятвяги* 6. Половцы Северная Италия 5. Деремела*
* Ятвяги – древнее литовское племя, обитавшее в междуречье
Среднего Немана и Нарева. В XIII веке вошло в состав Великого
княжества Литовского.
* Деремела – финно-угорское племя, возможно древляне.
*Паннония – римская провинция,
образованная в VIII
веке н.э.,
расположенная
между реками Дравой и Дунаем. Своё название
получила
от населявших
её иллирийских племён – паннонцев;
занимала
часть территории современной Венгрии, Югославии,
Австрии
(МСЭ). В настоящее время составляющая западную часть
Венгрии
– вокруг оз. Балатон (от слав. Блатьно, т.е. болотное).
Гунны,
как народ с явно выраженными национальными чертами, конечно не сохранился. Они
растворились в общей массе народов Европы, но, безусловно, гунны оставили о
себе память в западноевропейской литературе. Приведу выдержку из стихотворения
средневекового поэта-монаха Эккехарта Хв. «Воспоминания о могуществе союзов
племён под предводительством Атиллы»:
Третья часть мира Европою, братья, зовётся.
Народы разные в ней обитают:
Из них отличается каждый образом жизни
И верой, по имени, речи и нравом.
Племя одно превозносят из них, что в Паннонии жило.
Гуннами чаще, однако, его называть мы привыкли.
Сильный был это народ и прославленный доблестью бранной.
Власти своей подчинил он не только окрестные страны,
Но и достиг Океана союзы даруя и мира покорно просящим,
Он в прах повергал непокорных.
Много веков, говорят, так он властвовал сильно и крепко.
Гуннов корону носил в это время Атилла, который,
Вовсе покоя не зная, искал себе новых триумфов.
(«Хрестоматия по западноевропейской литературе. Литература средних веков» М.,1938г. стр.21).
Таким
образом, в данном отрывке «Слова» шлемы Романа и Мстислава нельзя считать
латинскими, потому что у славян были свои аварские шлемы на головах и латинские
шлемы они сроду не надевали. В конце списка перечисленных народов значатся
половцы, которые вместе с другими головы свои склонили под теми мечами
харалужными. Смотри Рис. № 3. Итак, точку в этом предложении я ставлю после
слова «шеломы», и новое предложение начнется со слов: «Латинскими теми тресну
земля и многие страны … Суть бо у ваю железные папорзи под шеломы!». Главная
мысль этого предложения состоит, не в том, что у наших бойцов есть какая-то
хитроумно выполненная непробиваемая железная защита, находящаяся под шлемами,
благодаря которой и покорены эти страны. Нет, у них в груди непреклонные
железные сердца с неумолимой волей к победе, которая и помогает выстоять воинам
в жестоком бою: «Железные папорзи под шлемами».
«…И ПОЛОВЦЫ СУЛИЦЫ СВОИ ПОВРЪГОША,
А ГЛАВЫ СВОЯ ПОКЛОНИША ПОДЪ ТЫИ МЕЧИ ХАРАЛУЖНЫИ…»
В
этом отрывке речь идет об оружии ближнего боя, где под словом «сулицы» следует
понимать короткие обоюдоострые мечи, которыми удобно сражаться в плотном строю,
а не дротик, которым толком ничего не сделаешь в рукопашной схватке. Слово
«харалужный» следует разделить на две части: «кара» - черный, воронёная сталь и
«лужный» - луженый. В верхней трети части клинка на широкой его стороне были
впаяны буквы из железной проволоки, а в более поздний период из благородных
металлов. Для их написания в разогретой полосе штамповались канавки, в них
укладывалась кусочками проволока (в среднем до 25 мм), которая затем
проковывалась и сваривалась с железной и стальной основой при температуре 1300о
С. При последующей полировке и проставке начертания выделялись на зеркале
металла. Как правило, это был боевой девиз (род пиктограмм), клеймо мастера или
короткая цитата из святого писания. Археологи в основном находят такие мечи в
курганах, на «дорогах войны», на полях былых сражений, речных переправах. А вот
как объяснил слово «харалуг» Л.Н.Гумилев: «Оно происходит от тюркского слова
«каралык» - чернота (черная, вороненая сталь). Следовательно, каралужный
означает сделанный из стали особого рода закалки, при которой сталь приобретает
синеватый налет, по метонимии означает «стальной», «булатный». «Монголизация
тюркских слов дает право усмотреть здесь слово «каралук» с заменой к (тюрк.) на
х (монг.) т.е. «вороненая сталь» (Гумилев Л.Н. «Поиски вымышленного царства»
М., Наука, 1970 стр. 318-319).
Известно,
что любая победа в Средние века начиналась в кузнице, летела на быстрых
подкованных конях, звенела легкой кольчугой и завершалась на поле боя мощным
ударом меча. Вопрос о наличии местного сырья для получения железа почему-то всегда
решался историками русского хозяйства отрицательно. Исходя из современных
сырьевых баз металлургической промышленности, в большинстве своём ставших
известными в недавнее время, отрицалось наличие железных руд в распоряжении
древних металлургов, и все железные изделия объявлялись привозными. При этом
упускалось из виду, что древние домники работали
на особом виде сырья – болотной руде, которая вплоть до 18 века сохраняла своё
промышленное значение. Болотная (озёрная, дерновая, луговая) руда – бурый железняк
органического происхождения (железистые отложения на корневищах болотных
растений). Структура её различна, она бывает то плотная, то орховидная, то
пористо-туфовидная и содержит от 20 до 60 % окиси железа. Формула её – 2 Fe2O5
По
своим техническим качествам болотная руда являлось наиболее подходящим сырьём
для примитивной металлургии, т.к. она принадлежит к легко возобновляемым
породам. Восстановление железа из руды начинается при температуре всего в 400о,
а при температуре 700 – 800о получается тестообразное железо.
Современных
геологов болотная руда почти совсем не интересует, поэтому на современных
картах эти месторождения искать бесполезно. Но в Белоруссии, на Украине и в
граничащих с ними областях России течет немало речек, носящих имена РУДНЯ,
РУДА, РУДКА. «Южная граница распространения её совпадает с южной границей
лесостепи. Таким образом, все восточнославянские племена, все позднейшие
русские княжества лежали в зоне этих рудных месторождений; русские кузнецы
почти повсеместно были обеспечены сырьём. В древнерусском языке слово «руда»
означало одновременно и руду и кровь, а прилагательное «руды» было синонимом
красного, рыжего. Чаще всего руда залегает на дне болот и озёр, а добывали её
на плотах или лодках черпаками с длинной рукоятью. Добыча и плавка железной
руды обычно производилась осенью или зимой» (Б.А. Рыбаков «Ремесло Древней
Руси» М. 1945г. Глава // Кузнечное дело и Вооружение. стр. 122 – 128). Также
сильно распространена на этой территории фамилии людей с корнем Руд (Рудаков,
Рудин, Руднев, и т.д.), а фамилия Кузнецов в нашей стране, по статистике
занимает второе место после фамилии Иванов. Как впрочем, и фамилия Ковалев
(производная от польского слова коваль). Общая технология изготовления мечей
была примерно одинакова на протяжении нескольких столетий, которая
совершенствовалась и передавалась из поколения в поколение, от отца к сыну.
«Меч ковали из малоуглеродистой стали. После проковки лезвие меча подвергалось
цементации, благодаря чему лезвие становилось твердым, а сердцевина сохраняла
вязкость. В дальнейшем мечи стали изготавливаться уже из процементированных
заготовок. Такая заготовка ковалась, сгибалась, сваривалась и снова
проковывалась. В результате многократного повторения такой операции меч
приобретал полосчатую структуру: перлитовые (стальные) полосы чередовались с
ферритовыми (железистыми). Первые давали, твёрдость, а вторые – вязкость. Такой
способ изготовления мечей и сабель долго сохранялся и в Средневековой Европе.
Чтобы получить высокоуглеродистую сталь железные заготовки клали в глиняные
горшки вместе с углём, обломками костей животных и кожей. Затем горшок наглухо
закрывался и ставился в большое пламя. Благодаря присутствию костей процесс
науглероживания протекал более активно и по прошествии необходимого срока
горшок разбивали и железные заготовки поступали в окончательную обработку на
обычный кузнечный горн». (Б.А. Шрамко, Л.А. Солнцев, Л.Д. Фомин «Техника
обработки железа в лесостепной и степной Скифии» Изд. Сов. Археолог 1963г. №4
стр.49-53)
Следующее
четверостишие: «Не уже, княже, Игорю утрепе солнцю свет, а дерево не бологом
листвие срони»…, мною переведено как:
«Неужели, Княже, Игорь не увидит больше солнца свет?
(Неужели, Князь, Игорь не увидит больше свободы)
А дерево не по добру листву сронит (уронит)?
По Рси и по Сули (половцы) города поделят?»
Автор задает три риторических вопроса Роману и Мстиславу, в ответ на которые князья должны были бы выступить в поход против половцев и их союзников. Во втором вопросе Автор отождествляет дерево из живой природы, с династическим княжеским древом, родоначальником которого является «вещий» Олег. И одна из ветвей которого он – Святослав, а один из листочков на ней его сын Игорь, от которого в будущем и пойдут новые зеленые побеги, будет крепнуть, и хорошеть ствол их княжеского рода. Если же князья не помогут, то это древо не по своей воле листву уронит и засохнет, а свершится это по злому умыслу врагов и от расчетливого бездействия «союзников». Вся эта аллегория напрямую связана с листвиничным правом, с теми законами о престолонаследии, которым и руководствовались Великие князья вплоть до начала XV века и которые упразднил в годы своего правления Иван III «Грозный» (1440 – 1462 – 1505г), введя при этом новые династические и судебные своды законов.
И в
третьем риторическом вопросе Автор заявляет, что если князья не помогут, то
исконно русские земли, испокон веков принадлежавшие столичному Киевскому
княжеству, враги между собой поделят. А
границами для них в этой дележке будут служить наши реки Рось, да Сула, на живописных
берегах которых издревле стоят города русские, и с которых эти нечестивые
половцы станут собирать себе дань. Да неужели это случится? Ведь Игоревы
храбрые полки уже не воскресить. Кто поможет? Кто встанет на защиту страны? С
надеждой на вас, Роман и Мстислав, смотрят города русские.
На первый взгляд, кажется, что это предложение явно выпало из общего контекста повествования. Очень странная фраза. В первом издании непонятно кого, Автор называет Олеговичами – Романа и Мстислава или Ингваря и Всеволода. При этом М.-Пушкинские переводчики довольно таки просто разрешили этот вопрос. Они перевели эту фразу как: «Храбрые князи Олеговичи на брань поспешили». Не очень понятно. Затем у них речь пошла об Ингваре и Всеволоде, отчество Олеговичи соответственно стало относиться к Роману и Мстиславу. И самое удивительное, при таком прочтении получается, что Автор сам в дальнейшем повествовании не развивает данной темы. Если некие Олеговичи доспели-таки на брань, и соответственно выступили в поход, то почему сражение на Каяле закончилось столь плачевно. Может быть, их помощь подошла туда слишком поздно, или они вовремя не смогли поставить заслон на пути врага. Но, исходя из дальнейшего повествования, становится ясно, что только один Изяслав Васильков вступил с коварным и многочисленным врагом в неравный бой. Я считаю, что в данном месте «Слова» имело место неправильная трактовка этой фразы, и некорректный перевод слова «доспели»; окончание этого слова, скорее всего, следует читать как просьбу: «доспейте на брань», потому что всё «злато слово» пронизано этим призывом. Автор в лице Святослава просит князей Олеговичей «доспеть на брань», выставить заслон. Следующая фраза в «Слове» вызывает еще большее недоумение: «Ингварь и Всеволодъ, и все три…»
Во-первых, к этим князьям в М.- Пушкинском переводе нет уважительного обращения, т.е. они не яр-туры, не буй-туры, не храбрые, не сильные, никакие: просто какой-то Ингварь и какой-то Всеволод, да плюс к ним еще три Мстиславича. Таким образом, у них получается, что Святослав просит у целой кучи влиятельных державных особ военного содействия, а обращается при этом к ним как к безусым мальчишкам. Может ли быть такое? Конечно, нет. Тем более в предыдущем обращении Роман и Мстислав были буями, т.е. удалыми, а к следующим князьям обращение типа Буй отсутствует. Уважительное же обращение к тому или иному князю имеет в «Слове» первостепенное значение.
Отсюда следует очень важный вывод: Ингварь, Всеволод – это Олеговичи, а значит и дополнительно ещё к трем Мстиславичам обращен этот призыв. Следовательно, абзац начинается с пафосного обращения «Олеговичи храбрые князья», за которым следует просьба, призыв о помощи, незамедлительно выступить в поход: «доспейте на брань!». Где же правят эти всеми уважаемые князья? В каких землях? Всех их можно мысленно разделить на три группы. Первые это подунайцы, чьи уделы расположены по берегам рек Дунай и его притоков в нижнем течении. В числе многочисленных «Русий», известных источникам X – XIII вв., едва ли не более всего данных как раз о Руси Дунайской. В литературе отмечалось, что, скажем, французские источники чаще упоминают Русь, нежели Германию (Алеманию). (Losinskij G. La Russie dans la literature francaist du moyen aqe//Revue dts etudes Slaves. Vol. IX. P., 1929 P.86, 266.) Но Русь эта обычно соседствует с Германией, располагаясь либо на побережье моря, либо в Подунавье. Иными словами, французские источники XII века свидетельствуют о Руси Прибалтийской и Подунайской (хотя Киевскую тоже знают). Дунайская Русь привлекла внимание советских ученых лишь в самое последнее время. Между тем, не уяснив её значения, невозможно разобраться в сути международных контактов Киевской Руси (Кузьмин А.Г. Об истоках древнерусского права// Советское г – во и право М.1985 № 2 Сводка данных о разных «Русиях» даётся автором в приложении, в серии «История отечества в романах, повестях, документах»). Именно по Дунаю с Юго-запада, по этой речной дороге приплывут половцы к Киевским землям на своих стругах с «ответным визитом». Ко второй группе князей относится Галицинский Осмомысл со своими вассалами, они, находясь по центру, в Галиции прикрывают Киев с Запада. И третья группа князей владеет уделами напротив Литовского княжества (Прибалтийская Русь), с городами: Минск, Волынь, Полоцк, Гродно и они защищают стольный град Киев с Северо-Западной стороны.
Затем Автор проводит завуалированное сравнение, двояко понятое многими исследователями «Слова», в следующей фразе: «не худа гнезда шестокрылицы, непобедными жребiи себе власти разхытисте», где под словом шестокрылицы ими понимается сокол с шестью крыльями. На самом же деле речь здесь идет о хищном, паразитирующем насекомом, типа жужелицы, с тремя парой крылышек. В данном случае Автор как бы говорит, что все эти князья вышли не из какого-то захудалого, затрапезного рода этой самой шестокрылицы, в вотчине которой власть передается при помощи жребия и окончательный результат выбора можно легко подделать и подтасовать. А все они вышли из славных и боевых княжеских родов, верховная власть в которых досталась им в результате трудных и опасных побед над сильным, смелым и ловким соперником. Это был своего рода «естественный отбор».
Во-вторых, если обращение к Олеговичам считать отдельным отрывком, то прослеживается очень интересная связь в дальнейшем повествовании. На риторический вопрос Автора: «Не уж то по Рсi и по Сули (половцы) города поделят»? Он уже в начале следующего абзаца с прискорбием сообщает своим слушателям, что река Сула уже не течет больше серебряными струями к граду Переяславлю, скорее всего в ходе набега половцы сожгли этот город. И река Двина ещё вчера с весёлым перезвоном стремительно несла свои быстрые воды через русские земли. А сегодня она уже болотом (т.е. медленно, нехотя) течет к этим грозным половчанам под победные крики поганых. Она как бы всем своим видом показывает, что ей тоже ненавистен враг. Какой же вывод в связи со всем этим напрашивается? Половцы и их союзники литовцы успешно миновали все природные преграды. И никто не выступил против них, и ни поставил на их пути крепкий заслон, ни Галицинский Осмомысл, ни Давид, ни Роман, ни Мстислав, а к Ингварю и Всеволоду призыв Святослава остался «гласом вопиющего в пустыне». Всё это говорит о том, что ослабление Киевского государства и утрата им военной мощи произошла вследствие обособления вассальных земель, ещё недавно признававших власть Киевского князя и центробежные устремления удельных князей в критической обстановке возобладали и ни какие разумные доводы верховного правителя ими в дальнейшем не учитывались.
Только один Изяслав выступил в поход против врагов. Но причем тут литовцы? В то время как и сейчас не было таких государств, которые бы зорко не следили за тем, что делается в соседней стране, и не старались бы воспользоваться хотя бы и временным ослаблением соседей. На тот момент Литва была небольшим языческим княжеством. С давних пор там из поколения в поколение передаётся легенда об языческих богах, которым поклонялись их далёкие предки. В легенде рассказывается, как богатырь Рамбинас, один из трёх сынов великана, владыки этих краёв, поставил жертвенный камень богам на высокой горе на берегу Нямунаса. Громом и молниями главный бог Перкунас и богиня Лайма благословили этот край и его людей. Под камнем появились золотая соха, золотая борона и серебряная колыбель. Литовцы – язычники приходили сюда из самых дальних мест, чтобы полониться своим богам. Литва была последним языческим государством Европы (Аукштайтия – до 1387г., Жемайтия – до 1414г.). Несмотря на то, что впоследствии крестоносцы заставили людей принять христианство, многие годы литовцы приходили на гору к священному камню и, презирая чужую веру, тайком поклонялись прежним богам.
Литва была давним и верным союзником половцев, и при любом удобном случае она не прочь была территориально поживиться за счет своего богатого на землю соседа. Половцы же, прекрасно понимая, что им одним не справиться хоть и с обескровленным, но еще могучим богатырем, каким является Киевская Русь, исподволь используют «обиженного» соседа Руси в своих военных целях. Обещая им в случае успеха большие территориальные приобретения и богатую добычу. Поэтому-то предложение половцев одновременно с ними выступить в поход против престарелого Киевского князя и малочисленной дружины находит у литовцев горячую поддержку. Но на пути у литовских полков встал русский князь Изяслав со своей храброй дружиной. Подлинный героизм скуп на слова и не любит патетики, поэтому Автор в этом месте «Слова» старается не многословить. Эти былинные богатыри достойно встретили нежданных гостей и до конца выполнили свой воинский долг, сложив свои буйные головы за свободу и независимость нашей Родины. Тем самым они обессмертили себя в веках. Литовцы же в той битве понесли большие потери и были сильно деморализованы, их заранее спланированный с половцами поход на Киев оказался не легкой прогулкой, а жестоким испытанием после которого они отказались от дальнейшей экспансии, и ограничились бессмысленным разбоем в пограничных русских княжествах.
Эта строчка стала камнем преткновения для большинства исследователей «Слова». Как понимать слово «притрепа» - убавил, прибавил, помрачил, или убил? Какой смысл Автор вкладывал в это слово? Ведь уже в следующем предложении это же слово понимается всеми переводчиками одинаково, и словосочетание «притрепанъ литовскыми мечи» трактуется ими, как убит литовскими мечами. Я считаю, что в данном случае надо исходить из того, что понимать под словосочетанием – «славой деде Всеслава». А именно, какая это была слава, хорошая или плохая? Исходя же из дальнейшего повествования, становится ясно, что слава эта была зловещей. Таким образом, единородный потомок кровавого диктатора своей героической смертью частично искупил те злодеяния, которые совершил в недалёком прошлом его родной дед – Всеслав «чародей». Соответственно и фразу эту я перевожу как: «убавил «славу» деда своего Всеслава», причем само слово слава, ставлю в кавычки, т.к. слава эта нехорошая, плохая и была омрачена кровавыми деяниями языческого князя Всеслава Полоцкого. Сам же Изяслав лежит под червлеными щитами на кровавой траве, убитый литовскими мечами.
Трудно сказать, почему так, а не иначе первоиздатели разбили сплошную строчку древнерусского текста. Но в их трактовке получилось, что уже убитый князь в последнем издыхании толи на смертном одре толи на кровати, говорит прискорбные слова о своей дружине в первом лице: «Дружину твою, княже и т.д.». После такой интерпретации это место стало считаться темным, а перевод всего сюжета аллегоричным. Такой перевод не имеет здравого смысла. Мертвые не говорят. В этом абзаце говорит сам Автор «Слова» следующие поминальные слова об Изяславе: «И с(х)коти (лась) юна кровь, а (ти) ту реку. Дружину твою, княже, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизаша». То есть сама природа в лице зверей и птиц достойно выполнила погребальный обряд омовения усопших и приодела их в чистое. Спи спокойно, князь, похоронные обычаи и погребальный ритуал соблюдены, подразумевает Автор под этими словами, - твоих боевых товарищей никто не потревожит, тела их никто не осквернит.
В какую же реку стекла тонким ручейком юная княжеская кровь? Скорее всего, речь идет о Западной Двине (она же Даугава), которая в результате проигранной битвы, уже «болотом» (нехотя) течет к оным грозным половцам (полочанам) под победные крики поганых (язычников), на берегах которой и погиб юный Изяслав со своей верной дружиной.
Скорее всего, речь здесь идет не о кровных братьях Изяслава, а о тех князьях, которые на словах всегда готовы помочь другим. Но, как только речь заходит о конкретном походе, то только «один Изяслав звенит своим острым мечом», а другие отсиживаются в своих уделах, за высокими городскими стенами, сберегая силы для междоусобицы. Этот Брячеслав – он только бренчит славой своих предков, и Всеволод – тоже «хорош», как до дела, то его не найдешь.
«Един же (Изяслав) изрони жемчюжную душу из храбра тела, чресь злато ожерелие». Рассказ об Изяславе завершается словами: «Уныли голоси, пониче веселие». И узнав о гибели Изяславовой дружины, в стране наступил всеобщий траур, люди воочию осознали, что действительно наступили тяжелые и невеселые времена.
О каком именно городе говорится здесь? Скорее всего, это город Гродно, который в то время был центром удельного княжества. В нём вероятно и правили «внуци Всеславли». Но прежде чем комментировать это четверостишие, следует обратить внимание на то, какую конъектуру вносит в эту строчку Д.С. Лихачев. Он меняет всего одну букву в имени одного из персонажей, и вместо «Ярославе и вси внуци Всеслалавли», предложил чтение «Ярославли и вси внуци Всеславли» подразумевая под «Ярославли» - внуков (потомков) Ярослава «Мудрого», а под «внуци Всеславли» родных внуков Всеслава Брячеславовича Полоцкого. При этом и тех и других он героизирует. Такое прочтение данной фразы маловероятно, и зиждется лишь на его авторитете. Все эти «внуци» были не единокровными внуками Всеслава Полоцкого, а его духовными последователями, для которых незаконный захват верховной власти Всеславом в прошлом, служил на тот момент наглядным примером для подражания. Под персонажем «Ярославе» вероятно, следует понимать Галицинского Осмомысла Ярославе, так же претендующего на киевский престол. Вместо того чтобы откликнутся на призыв Святослава и единым фронтом выступить против внешнего врага, он считает более нужным и важным для себя участвовать в междоусобице, тем самым потакая врагу. И время, в которое они решили затеять эту свару, с тактической точки зрения было выбрано ими, как нельзя кстати. Далее я детально разберу этот отрывок.
«Трубы трубят Городеньскии» - это боевые трубы, издающие громкие, пронзительные звуки, они призывают к военному походу, к выступлению. Это призыв на братоубийственную войну. Далее следует фраза, призывающая князей опомниться: «Ярославе и вси внуце Всеславли уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени». В этом предложении Святослав устами Автора «Слова» призывает незаконных кандидатов на Киевский престол не начинать братоубийственной войны. Просит их вложить обратно в ножны свои мечи харалужные, занесенные для коварного удара, который не принесёт пользы Родине в это тревожное время. Именно как враждебные, бранные надо понимать в этом месте повествования значение слова харалужный. Такой перевод предлагает один из исследователей др. русской письменности В.Г. Анастасевич, он отмечает, что по-калмыцки и по-монгольски харал – брань, война. Значит харалужные бранные, воинственные (Перевод В. Г. Анастасевича взят из статьи «Комсомольской Правды» № 273 (13347) за 23 ноября 1968г).
«Уже бо выскочите из дедней славы» - т.е. развязав междоусобицу, вы тем самым переплюнете худую «славу» деда своего Всеслава. Этот оборот - явное противопоставление выражению приумножить славу, точнее и не скажешь – «выскочить из славы», т.е. совершить такие злодеяния, которые Всеславу Полоцкому и не снились. «Вы бо своими крамолами начасте наводите поганыя на землю Рускую», т. е. своими крамольными притязаниями к друг другу, ослабляете страну, наводите нечестивых врагов на нашу землю, – говорит Автор. В конце этого абзаца М.-Пушкинские переводчики после слов «на землю Рускую» поставили запятую, а после слов «на жизнь Всеславлю» точку, и далее с заглавной буквы пишут: «Которое бо беше насилие от земли Половецкой», из чего следует, что эти князья своими крамолами наводят неверных на землю Русскую, да ещё и к тому же покушаются на «драгоценную» жизнь Всеслава Полоцкого, и на его богатство. Вот оказывается они, какие нехорошие. А потом первоиздатели с пафосом вопрошают: «Было ли какое насилие от земли Половецкой?» Этот вопрос у них явно остался без ответа, он повис в воздухе. Перед нами как раз тот случай, когда перестановка знаков препинания дает противоположный результат. После слов «…на землю Рускую», ставится точка! Этой фразой заканчивается абзац с призывом не начинать братоубийственной войны, не начинать междоусобицу. Далее за ним идет новое предложение, в след за которым следует исторический экскурс в прошлое. В нём, как и в случае с Олегом Гориславличем, дано жизнеописание языческого князя Всеслава – «чародея» и подробно рассказано о его черных деяниях. Начало же этого «жития» следует перевести следующим образом: «(Про) На жизнь Всеславлю, (при) которое бо беше насилие от земли Половецкой». Непосредственно после этой фразы следует описание захвата Всеславом верховной власти в стране и последующее его кровавое княжение, где с хронологической точностью для того времени указано начало его царствования: «На седьмом веце Трояни». Следовательно, насилие было, да ещё какое! И об этом мы узнаем в следующей главе.
На 700 году от начала царствования римского императора Марка Ульпия Траяна (98 – 117 г. н.э.), «връже Всеслав жребий о девицю себе любу». Кинул Всеслав жребий; отбросив в сторону все условности и показное притворство, решившись на открытую борьбу за царский трон, образно говоря, он «перешел Рубикон» и сжёг за собой мосты, т.е. терять ему в той ситуации было абсолютно нечего. Причем пошел он на это с такой легкостью и бесшабашностью, будто речь шла не о княжеском престоле и его дальнейшей судьбе, а о внезапно полюбившейся ему красивой девушке, стыдливо краснеющей и опускающей глаза долу, когда на неё смотрит пылкий юноша.
С самого начала этого повествования Автор рисует своему
слушателю отрицательный образ «Всеслава-чародея», т.е. не ногу вставил в
золоченое стремя и добрым молодцем поскакал добывать престол Киевский, а о
клюки оперся, по-стариковски взбираясь на коня, и добился оружием золотого
стола Киевского. Клюка же всегда была атрибутом волхвов, колдунов, ворожеев,
людей, далеких от христианства, которые всегда поклонялись своим языческим
идолам на кровавых капищах. Затем, он «дотчеся стружием (добился
оружием) злата стола Киевского», говоря современным языком, при помощи военного
переворота или на волне народных волнений захватил власть в стране. Применив
такой вероломный и недозволенный приём, он вызвал ярость и всеобщее негодование
других претендентов на это место, тем более что по вероисповеданию Всеслав был
приверженцем старых языческих обрядов. Вскоре после этих событий среди русских
князей спонтанно возникла мощная и непримиримая оппозиция, объединившая в себе
ранее противоборствующие стороны. И как не раз это бывало в прошлом, в стране
вспыхнула братоубийственная война. После ряда неудач (на Немиге и в Новуграде),
на очередном этапе противостояния, для его свержения лидеры оппозиции стали незамедлительно
собирать новые силы для дальнейшей борьбы с самозванцем. Следующим центром
борьбы с Всеславом – «чародеем» они выбрали наиболее подготовленный для войны город
крепость – Полоцк.
В
этом отрывке М.- Пушкинского перевода мы снова сталкиваемся с неправильной
расстановкой знаков препинания, и неверной трактовки ими всего предложения, в
результате чего это место в «Слове» становится тёмным. Попробуем прояснить этот
отрывок. Для успешной борьбы с грозными соперниками Всеслав незамедлительно
задействовал все свои сильнодействующие колдовские чары. Он же был не простой
смертный, а злой волшебник, колдун, черный маг. «Скочи от них лютым зверем, в
полночи из Бела-града растворился в синей мгле. Утром же возни стрикусы,
оттвори врата Новуграду». Словосочетание «воззни стрикусы» исходя из этого
понимания, читаем как: воззнис(к) – три – (ис) кусы – букву «С» в
конце слова вознис, читаем как «К»,
а буква «И» является одновременно и
окончанием слова «три» и началом слова «искусы», т.к. орфография в то время и
правила написания слов были ещё на стадии формирования. Средневековые писцы
придерживались различных школ и форм письма, которые к тому же менялись со
временем.
Говоря
о чародейских способностях Всеслава, мы невольно вступаем на зыбкую почву
эзотерики с её темной символикой, всевозможными заклинаниями и непонятными для
непосвящённых действами, с разного рода потусторонними персонажами: домовыми, водяными,
лешими, вурдалаками, упырям, живыми мертвецами, вампирами, волколаками и т.д. и
т.п. Итак, в полночь Всеслав обесился при помощи нечистой, магической силы в
синий туман, став его неразрывной частью. А утром, с первым отдалённым криком
петуха, когда в небе только-только начинают таять звезды, он возник (воплотился в плоть) благодаря своим
сильным бесовским чарам очень искусно, при этом приставка три увеличивает
какое-либо свойство в три раза, по аналогии с «тресветлым Слънцем» из плача
Ярославны. Таким образом, не верхом на облаке, не на ковре самолете, а в виде
густого тумана, Всеслав – «чародей» проник за городскую стену, и ранним утром
уже в человеческом обличии изнутри отворил ворота Нову-града. После чего,
затаившаяся в засаде и ждавшая этого момента дружина князя, как свора бешеных
псов ворвалась в город и, пользуясь внезапностью, безжалостно уничтожала своих
противников и защитников крепости, которые спросонья так и не поняли, что
случилось и почему враг уже в городе. Конечно, в наше время мало кто поверит,
что некий человек, растворившись в тумане и преодолев в этом облике за одну
ночь большое расстояние, уже на новом месте вновь примет человеческий облик.
Поэтому обратимся к специалистам. Скорее всего, в этом месте «Слова» описан
внезапный налет, называвшийся изгоном или изъездом. «Такой внезапный захват
осуществляли через ворота, которые противник не успевал закрыть. Многочисленные
примеры проникновения врагов в город через ворота свидетельствуют о том, что
сторожевая служба была поставлена из рук вон плохо, а дозорные вышки в то
время, видимо, распространения не имели». (Носов К.С. «Русские крепости и
осадная техника VIII – XVII в.в.» стр. 33 М. Издательство «Полигон»
2003 г). Видимо Автор «Слова» таким своеобразным сравнением решил сгладить
явную оплошность защитников крепости при обороне Нову-града, которые за густым
утренним туманом проглядели врага. Но мы в данном случае примем на веру, что
Всеслав умел колдовским образом превращаться в разное обличие: в туман, в
птицу, в волка, в любую тварь.
Топонимика
местности, где происходят описанные события, пока является спорной, под
Бела-градом же большинство исследователей принимают Белый город, находившийся к
югу от Киева, и скорее всего это был город Юрьев (основанный Владимиром
«Святым») сейчас именуемый Белой церковью. По всей видимости, Всеслав
использовал его в качестве своей временной резиденции, потому что в самом Киеве
было много скрытых и явных врагов и находится ему там в тот период, было
небезопасно. А Бела - град был своего рода штаб, где собирались преданные ему
люди, и велась крупномасштабная подготовка для взятия Нову-града. Под этим
городом понимается то Новгород-Северский, то Новгород на Волхове, но скорее
всего это был город Минск который, как и любой другой вновь строящийся
древнерусский город назывался – Новым городом по отношению к Старому городу –
Киеву. Причем, взяв именно этот город, Всеслав поспешил (поскакал волком) из
Дудуток (городок южнее Минска) на битву, которая вскоре состоялась на реке
Немиге (р. Неман), и в которой христианская оппозиция потерпела от Всеслава
сокрушительное поражение: «На Немиге же снопы стелют головами, молотят цепами
харалужными». Под цепами в этом месте следует понимать один из видов боевого
оружия кистень – короткая палка, на одном конце которой на ремне или цепи
подвешивался металлический шар, а на другом – петля для надевания на руку.
Битва на Немиге всеми комментаторами аллегорически сравнивается с жатвой, с
уборкой хлеба. На Немигу Всеслав прибыл с дружиной с Дудуток, т.е. из пригорода
Минска (Нову-града), значит там, находилась его временная ставка, по аналогии с
Бела - градом, т.к. сам Нову-град (г. Минск) был разрушен и разграблен в
результате изгона. «Расшибе славу Ярославу», т.е. захватив Нову-град (Минск),
он принизил, попрал славу, вероятно, Ярослава – «Мудрого», отца, основателя
этого города или той династии, потомков которой Всеслав сверг в результате
военного переворота и захвата этого города.
Традиционный перевод словосочетания «до курь» трактуется всеми как – до пения петухов, до рассвета (кроме О.О. Сулейменова, см. «АзиЯ»), и лингвисты предлагают считать это понятие неразложимым выражением, т.е. наречием «докурь». Я же считаю, что слово «курь» в данном отрывке следует перевести и соответственно понимать его, как слово «курия» - curia от латинских слов cum – вместе и vir – мужчина. В древности это был один из видов народных советов в итальянских городах – государствах, так называемая «куриатная комиция» - собрание мужчин воинов, состоящее из 10 родов. (Именно в римской республиканской курии был зарезан Юлий Цезарь.) Значит в Тмутаракани (Венеции) «курь», она же курия - будет предположительно «старый дворец Дожей» в котором на тот момент жил и правил Великий Хресови. Позднее уже в Запорожской Сечи это слово видоизменившись, трансформировалось в такое общеизвестное понятие, как курень. Это войсковое подразделение и его жилые помещения, а командовал им соответственно куренной атаман.
В этом отрывке Автор снова помещает Всеслава в отрицательный образ, только уже волка-оборотня – волколака* - человека, который после ночного, демонического перевоплощения в волчье обличие становится обладателем звериной, нечеловеческой силы. То есть днем он обычный с виду человек, и выполняет текущие и повседневные обязанности главы государства: принимает послов, выслушивает доклады сановников, разбирает судебные тяжбы, раздаёт уделы своим верным союзникам и преданным вассалам. А в полночь он обернулся в волка-оборотня и порыскал из Киева до «курь Тмутараканя», т.е. до дворца Венецианского, где на тот момент правил его единоверец – язычник, некий «Великий Хръсови». Это не какой-то пресловутый бог Солнца – Хорс, которому Всеслав «дорогу перебегал», как утверждают некоторые комментаторы, а весьма конкретный исторический персонаж. Это Великий Аттила*, нареченный в народе «божьей карой» - Хресови. В Тмутаракань (Венецию) Всеслав прибыл к нему за помощью для борьбы с христианской оппозицией, основные силы которой были на тот момент собраны в Полоцке. Значит, последнее предложение этого фрагмента будет выглядеть следующим образом: «великому Хръсови влъком путь прерыскаше тому в Полотск». Окончание фразы, «тому в Полотск», явно относится к великому Хръсови, которому Всеслав указывал короткую и безопасную дорогу, т.е. сопровождал его, чтобы на пути их следования не возникало каких либо эксцессов и недоразумений с местными правителями. Затем им совместными усилиями удалось окончательно разгромить в Полоцке христианскую оппозицию, состоящую из недовольных его правлением русских князей. При этом сам город был безжалостно разрушен и опустошен, фортификационные сооружения затем были срыты. Церкви и храмы в городе были разграблены и осквернены воинами Аттилы, так что Всеслав не мог слышать никакого мелодичного колокольного звона в Киеве из Полоцкого Софийского собора, зовущего его к заутреней потому, что скорее всего, на тот момент там раздавался надрывный погребальный набат. Впоследствии город возродиться только уже на новом месте.
Залив в Полоцке людской кровью последний очаг недовольства, с чувством внутреннего спокойствия, что на захваченную им власть, больше никто не посмеет претендовать, Всеслав быстрее ветра помчался в столицу. Чтобы там, в первую очередь последний сомневающийся в его праве на трон из первых уст узнал, кто вышел победителем в решающей схватке за верховную власть в стране. И снова Автор подчёркивает, как ловко (триискусно) используя свою бесовскую силу, Всеслав - «чародей» за одну ночь преодолел немыслимо большое расстояние. И уже ранним утром, с первыми петухами, когда кончается действие его черной магии, он вернулся с организованного им кровавого шабаша в Киев. Возможно, у него был двойник, которым он умело, пользовался в нужный для себя момент. Ранним утром, прибыв из Полоцка, Всеслав или его двойник, как ни в чём небывало, уже слушал заутреню службу в Софийском соборе в Киеве, показывая тем самым, что он по-прежнему в силе и верховной властью ни с кем делиться, не намерен. При этом стоял он на хорах* или полатях (эмпоры - балкон внутри церкви) которые размещались над боковыми нефами в западной части собора. Там, где во время службы, словно небожители располагалась вся его великокняжеская семья. А проходили они туда по специально выстроенному для этой цели наружному переходу (галерее) непосредственно из своих жилых палат. В древности открытые галереи с трех сторон опоясывали этот храм. Помимо архитектурной композиции эти переходы имели чисто практическое значение в плане безопасности первых лиц государства. По какой из них пройдет князь? Вероятному заговорщику или подосланному убийце угадать было трудно. И внимательно рассмотреть Всеслава в тот ранний предрассветный час праздным зевакам тоже было затруднительно, кто в тот момент стоял на хорах князь или его двойник сказать сейчас невозможно. Подавляющее большинство его поданных по вероисповеданию в то время была уже истинными христианами, и Всеславу-«чародею» по крайне мере на людях приходилось притворяться добродетельным и набожным правителем, хотя на самом деле он был черным ворожеем и злым колдуном, а в душе неисправимым кровожадным язычником.
Внимательно анализируя эти обстоятельства можно предположить, что никакого Софийского собора в Полоцке не было и не могло быть в принципе. Хотя в наше время вам там покажут якобы чудом уцелевшую древнюю аспиду оставшуюся от некой старинной церкви до монгольского периода, которую сейчас и выдают за остатки храма Святой Софии.
Софийский
собор это, прежде всего грандиозное, мегалитическое сооружение и иметь подобный
кафедральный собор, прерогатива крупных столичных городов таких, как Киев,
Новгород, Константинополь, Среднец (средина) – впервые названная Софией в 1376
г. болгарским царём Иваном Шишманом (Страшимиром). А Полоцк – это всего лишь
небольшой, периферийный, провинциальный город крепость, грамотно выбранный в
военно-географическом плане и хорошо укреплённый форпост на пути вероятного
противника к главной морской гавани Древней Руси на Балтике – городу Риге.
Полоцк защищал этот морской порт с суши, закрывая проход боевых насадов по
Западной Двине, а в мирное время выполнявший функцию таможенного поста для
торговых караванов. Поэтому княжеская оппозиция в кульминационный для себя
момент и выбрала его в качестве центра для сбора военных сил против Всеслава –
«чародея».
Всеслав, прекрасно понимая, что своей дружины ему явно не хватит для взятия Полоцка и расправы с непримиримой оппозицией, и не помогут ему в этом деле даже его колдовские чары. Он, обращается за помощью к своему единоверцу и верному союзнику – Великому Хресови (Аттиле). Аттила – талантливый полководец и опытный дипломат, который объединил разрозненные племена гуннов в единый кулак, поставил себе цель подчинить себе всю Западную Европу. В качестве своей столицы он выбрал недавно захваченную его войсками жемчужину Средиземноморья – Венецию (Тмутаракань). Туда-то волком и порыскал Всеслав к будущему своему господину (сюзерену), чтобы заручится поддержкой Аттилы, в курию Тмутараканя (дворец Дожей), где в бывшем республиканском собрании (курии) этого города-государства и разместилась постоянная резиденция Великого Аттилы.
К сожалению, русские летописи ничего не сообщают нам о тех трагических событиях произошедших в Полоцке в тот период. Тщательно переписанные и отредактированные в 17и 18 веках такой ереси они уже не допускали. А вот в одном из самом популярном западноевропейском памятнике в германском эпосе - «Саге о Тидрике Бернском*» эти события косвенно нашли своё отражение. В ней есть описание того, как тот самый Тидрик подбивает Аттилу отомстить некоему Вольдемару (возможно Владимиру Святославличу) за его недавнюю победу. «Собрав 20 тысяч рыцарей, идёт Аттила на Полоцк. Осадил он город тремя отрядами. Три месяца длится осада. И предложил Тидрик: сам я останусь осаждать, а ты Аттила иди на Русь за добычей, незачем нам всем сидеть у города. Но Аттиле не захотелось одному идти воевать, и решили они, что на Русь пойдёт сам Тидрик. И приходит Тидрик под Смоленск и обложил его. Спустя шесть дней туда же приходит Вольдемар (Владимир Святославович) с войском и начинается сеча, и наносит смертельный удар Тидрик самому Вольдемару, и побежали русские. Два дня ловили и убивали их кого только могли найти. А Аттиле всего три дня спустя после ухода Тидрика удалось взять Полоцк, перебив много людей и взяв богатую добычу. После этого сравняли город с землёй». (А. Бычков «Киевская Русь страна, которой никогда не было? Легенды и мифы» Изд. Астрель М. 2005г стр. 243)
Все эти события, в какой-то мере подтверждаются археологическими изысканиями в том районе. «В 2004 году на поле, прилегающем к территории современного микрорайона Полоцка – Заполотья, - был открыт и исследован культурный слой XI-XII столетий на площади не менее 21 гектара. В результате раскопок проведенных в течении нескольких сезонов были обнаружены материалы, позволяющие заключить, что древний Заполоцкий посад простирался в Западном направлении вдоль Двины на расстояние 1300 метров от Верхнего замка. Примерно на такое же расстояние на восток вдоль Двины простиралась граница Великого посада. На западной окраине Заполоцкого посада существовал природный холм с мощным культурным слоем (современное местное название «гора»). И хотя он был срыт под карьер в 1972 году, культурный слой сохранился в переотложенном виде и был исследован в 2004 году. На сегодняшний день можно с уверенностью говорить о существовании военного форпоста, а возможно, и ещё одного городища на западной окраине Полоцка. В 12 веке полочане покинули западную часть Заполоцкого посада. С тех пор вплоть до наших дней она остаётся не заселённой. Второй этап существования Заполоцкого посада в новых границах датируется первой половиной века, когда был снова выкопан глубокий ров, в нём оборудован частокол и насыпан высокий вал». (Д. Дук // Камни из саги о Тидрике Бернском: новое измерение археологии Полоцка. Статья из журнала «Родина» - 2006г., №10)
Внимательный читатель, хорошо знающий историю, сразу же увидит в такой трактовке событий хронологическое несоответствие, как то, что Аттила жил в пятом веке (? – 434 – 453), Тидрик Бернский в шестом (454 – 526), Всеслав Полоцкий в одиннадцатом (? – 1068 – 1101). А в «Слове» в моей трактовке все эти персонажи живут и действуют в одно и то же время – «на седьмом веку Трояновом». Зададимся вопросом, кому же верить, Автору «Слова» или традиционным историкам и хронистам? В этом эпизоде мы как раз сталкиваемся с так называемым хронологическим сдвигом, который был искусственно создан в результате фальсификации в 15,16 веках мировой, а затем в 17,18 веках отечественной истории. Стоит отметить, что в древних русских летописях ещё не примкнувших к хронологической сетке какого-либо свода сама датировка ведётся не по годам от сотворения мира, а счетом лет от одного события до другого. В большинстве же исторических хроник одни и те же исторические персонажи действуют в разных временных эпохах и там переплетаются похожие события. О самом же Аттиле, как таковом никаких достоверных сведений до нашего времени совсем не сохранилось, одни только невероятные домыслы и предположения. Возможно, что его деяния средневековые историки сознательно перенесли в прошлое, тем самым освободив место для какого-то более «правильного», фантомного политического персонажа и немаловажную роль в этом переносе сыграл религиозный аспект. Современными историками подмечена одна любопытная деталь, у знаменитых средневековых и библейских полководцев, оказывается, есть много общего. Отмечается достаточно жестокий характер их завоевательных походов: разрушение городов, уничтожение больших масс людей, все они как бы сознательно расчищали вновь завоеванные территории для расселения своих народов. Тем не менее, жестокости этих воителей отнюдь не снижает огромного уважения к ним, которое до сих пор питает Западная Европа и другие «цивилизованные» страны.
Аттила* - этимология имени: имя тюркского происхождения и
означает «батюшка» (atta – «отец» + ila – уменьшительно
ласкательный суффикс).
Теодорих Веронский* – (454 – 526), коль остготов с 493г.,
основатель Остготского королевства в Северной Италии.
Волколак – название происходит от волк + длака; вторе слово
обозначает волосы, шкуру и сохранилось в сербском и словенском
языке. По украинскому народному поверью, колдуны и ведьмы,
желая кого-либо превратить в волка набрасывают на него волчью
шкуру и нашептывают при этом волшебные слова. Когда сами
колдуны и ведьмы, желая преобразиться в зверей, набрасывают на
себя кольцо из мочала или кувыркаются через обручи. На Украине
различают волколаков двух родов. Волколак, превращённый из
простых людей, представлялся существами не зловредными, а
страждущими, несчастными заслуживающими полного сострадания.
Волколак же превращающийся добровольно, особенно колдуны и
ведьмы, не испытывают никаких состраданий, пользуются этим
превращением с выгодой для своих целей; рыская волками по ночам,
к рассвету они снова принимают человеческий облик (Википедия)
Автор
«Слова» вводит в свою песню образ Всеслава – «чародея» и его недоброе
царствование, как своего рода поучение для будущих великих князей. Это резко
отрицательный персонаж – тиран, кровавый диктатор, узурпатор власти, злодей и
человеконенавистник. Именно на его примере показывается, к чему приводит
незаконный и никем не признанный захват власти в стране. В борьбе за высшую
власть Всеслав не брезгует никакими методами, в том числе призываются на помощь
заклятые враги Русского государства – половцы и гунны во главе с Аттилой.
Большинство же переводчиков, не правильно поняв и не осознав авторского замысла,
восторженно воспевают Всеслава Полоцкого, стараясь идеализировать и приукрасить
его образ – «загадочного» князя чародея. Так у В. А. Жуковского читаем, что:
«вещая душа у него в крепком теле», у А. Н. Майкова – в богатырском, у Н.
Заболотского – в могучем, у Д.С. Лихачева – в дерзком, а у В.И. Стеллецкого
даже в храбром.
А ведь ещё в 1861 г. русский ученый-языковед Федор
Иванович Буслаев решительно отверг надобность в подобной переделке подлинного
выражения в «Слове» - «в друзе теле» на «в дерзе теле». «В друзе» на
древнерусском языке означает в другом, ином, а «в дрезе» - в отважном.
Ф.И.Буслаев по этому поводу писал: «Другое тело, не своё собственное, а волчье,
которое надевал на себя герой» (Ф.И.Буслаев «Русская хрестоматия», изд.12-е
М.,1912,стр. 99 –100). На этом аспекте, ведя спор с традиционными славистами,
снова заостряет внимание своих оппонентов Алексей Югов («Слово о полку
Игореве»: Перевод, комментарий и статьи А. Югова. М., Московский рабочий 1975г.
стр. 263). Но его доводы остаются не услышанными, а аргументы не понятыми.
Перевод этого отрывка, по моему мнению, должен выглядеть
следующим образом: «Еще бы, колдовская душа в волчьем теле не часто бедам
людским сострадает, про таких, как Всеслав еще вещий Боян в своей первой
припевке с умыслом говаривал: «ни хитру, ни горазду, ни птицю горазду, суда Божия не минути»».
Автор, сославшись на Бояна, в своей
короткой притче, как бы предупреждает других зарвавшихся князей, что если они
не опомнятся, и не остановятся, то на небе их ждет такой же, как Всеслава
суровый и беспристрастный суд, где каждый получит по «заслугам». Читателя не
должна смущать, что под словом «вещий» подразумевается как положительный
персонаж «вещий Боян», так и отрицательный эпитет - «вещая душа», относящийся к
Всеславу. Под понятием вещий подразумевается язычник, т.е. вещун, ведун, а они
независимо от религиозных убеждений могут быть, как хорошими, так и плохими.
Например, «вещий Олег» - это языческий князь, но на Руси он всегда ассоциировался
как непобедимый воин, мудрый политик и основатель великой княжеской династии.
Проблема соотношения христианства и язычества до середины XIX века почти не рассматривалась, так как православная
церковь не позволяла их сравнивать как нечто равноценное. Язычество
представлялось ими в духе поучений первых христианских проповедников. Внимание
к язычеству резко возрастает в связи с подъёмом национального самосознания, в
рамках которого начинается собирание народных сказаний, песен, пословиц, запись
обычаев. Неожиданно обнаружилось, что и в XIX
веке русский крестьянин, особенно где-нибудь на Севере или в Сибири, где меньше
сказывался царский гнёт, оставался в большей степени язычником, чем
христианином. Насколько трудным было дело выявление исконно народных верований,
показывает судьба одного из выдающихся деятелей русской культуры А. Н.
Афанасьева. За свой трёхтомный монументальный труд «Поэтические воззрения
славян на природу» в 1862 году он был уволен из Главного архива иностранных
дел, с запрещением впредь состоять на государственной службе.
Ещё Боян говорил: «Как ни хитри, как ни ловчи, да хоть ты
в птицу ловко обернись, суда божьего не избежать». Эту Баяновскую притчу Автор
предназначает, как для Всеслава, так и для его «внуков», для тех князей,
которые замышляют новую свару и междоусобицу. Автор «Слова» проводит следующую
мысль: Всеслав – «князь язычник» и чародей, который незаконно стал всемогущим
властителем Великого Киевского княжества и при захвате власти пролил реки невинной
крови, а при своем царствовании натворил много зла, но при этом открытого
людского суда на земле избежал. Умер, вероятно, своей смертью от старости, и
никто из ближнего окружения не посмел его открыто упрекать в тех кровавых
злодеяниях, которые он сотворил. Зато там, на небесах, предупреждает Автор, с
ним состоится совсем другой, суровый разговор и праведного божьего суда ему,
злодею и языческому ворожею, не избежать. Пусть он, заметая свои кровавые
следы, хоть в «невинную» птицу ловко обернется, используя при этом
сильнодействующие колдовские чары и думая таким образом уйти от ответственности
за безвинно загубленные людские души. Но всевидящее Божье око узнает его в
любой твари, в какую бы он, ни превратился, стараясь при этом уйти от
возмездия, и воздаст с лихвой по «заслугам» его. Такая же неотвратимая божья
кара ждёт всех его идейных и духовных последователей. Этой мудрой Бояновской
поговоркой заканчивается кровавое жизнеописание, языческого князя Всеслава
Полоцкого.
В
этом месте Автор проводит своеобразное противопоставление между разными
царствованиями. Заканчивая лаконичной притчей рассказ о Всеславе, он уже в
следующей строке поминает славные времена правления первых христианских князей.
Почему тогда година первая? При ответе на этот вопрос, надо учитывать
особенности летоисчисления того времени. Тогда существовали погодные записи
событий не от мифической даты сотворения мира, а от того или иного эпохального
политического события. В данном случае речь идёт о временах правления Владимира
I «Святоо», при
котором крестилась Киевская Русь.
Крещение
Руси было переломной вехой в истории нашего государства, и эта дата недавно
перешагнула тысячелетие. Для людей того времени год крещения стал отправной точкой
отсчёта новой эпохи. В летописи рассказывается, что Владимир, «любя дружину, и
с ними думал о строе землянем, и о ратях, и о уставе землянем». Летописи
свидетельствуют, что ни одно решение по более или менее важному вопросу князь
не предпринимал без совета с дружиной (Юшков С. В. «Общественно – политический
строй и право Киевского государства» М. 1949 стр.112). В связи с нашествием
половцев и княжеской междоусобицы люди с ностальгией вспоминали своё славное
прошлое, вспоминали своих первых христианских князей, при мудром правлении
которых их предыдущее поколение не знало таких бед и несчастий, они вспоминали
Ярослава 1 Владимировича, Святослава Ярославича, Изяслава 1 Ярославича,
Всеволода 1 Ярославича. Автор, вспоминая их, как бы подчеркивает: «Вот на кого
надо равняться! Вот с кого надо брать пример».
Эта
строчка является логическим продолжением предыдущей фразы. Того старого,
умудренного жизненным и политическим опытом, всеми признанного князя Владимира I «Святого» нельзя же заставить навсегда,
из века в век добросовестно исполнять обязанности первого лица в государстве:
«нельзя же его навечно приковать к княжескому столу». Этой фразой Автор старается
донести до нас следующую мысль, чтобы славное правление в государстве никогда
не кончалось, надо всего-навсего не нарушать «средневековую конституцию», тот
закон о престолонаследовании (Удельно – листвичное право), который завещали им
отцы и деды. В результате чего к власти в стране приходили бы только сильные,
справедливые и мудрые правители, при которых только бы крепла, хорошела и процветала
бы земля Русская.
Несмотря
на все увещевания и предупреждения Святослава, другие кандидаты на Киевский
престол развязали-таки новую междоусобную войну за свои династические интересы,
т.к. Игорь всё ещё находится в половецком плену и царская вакансия в принципе
свободна. Значит, эту фразу следует понимать следующим образом: «но сегодня
поднялись знамёна Рюрика, а друзья Давыдовы не розы носят им, хоботы*
(вымпелами) машут, копия поют». Как мы знаем друзей и родственников в большой
политике не бывает, особенно когда ставки возросли, и на кону в качестве
главного приза стоит Киевский Великокняжеский престол. Поэтому-то бывшие друзья
и союзники по обще княжеской коалиции Рюрик и Давид не красивые цветы (розы) и дорогие
подарки друг другу преподносят, не комплиментами и дружественными посольствами
между собой обмениваются. А боевыми вымпелами друг другу машут (пашут), копия и
стрелы в друг друга пускают. Поэтому слово друзии,
т.е. «друзья» (множ. число) в этом месте перевода следует поставить в кавычки.
Несмотря на все увещевания и предупреждения Святослава не начинать
междоусобицу, и все силы направить на борьбу с вражеской коалицией (половцами и
Литвой), княжеская распря в стране постепенно начинает набирать обороты,
вовлекая в гражданскую бойню всё большее количество участников.
Хоботы* - один из разновидностей боевых вымпелов, сшитых в
виде рукава, развиваясь на ветру, он показывает воеводе
руководящему сражением местоположения того или иного конного
воинского подразделения во время их маневра или атаки.
Плачь Ярославны, начинается с того, что она уже на Дунае*, она превратилась в птичку и летит на запад вверх по течению реки, ко второму его устью. Именно на Дунае слышится её заунывное пение. Пташкой маленькой, никем не узнанной, поет она печальную песнь свою. Поёт о том, как прилетит она на Каялу речку, как найдет на поле страшной битвы раненного своего мужа, как оботрет шелковым рукавом кровавые раны на жестоцемъ его теле (т.е. на теле жестоко избитом, израненном, облегчив тем самым его страдания). В говорах современной Брянщины эпитет «жестокий» употребляется в значении «разгоряченный», «вспыльчивый» и др., что открывает возможности понимать контекст этого слова, как «на воспалённом теле» (В.А. Козырев// Словарный состав «Слова…» и лексика современных русских народных говоров. – ТОДРЛ, т.XXXI. Л., 1976г стр. 96 – 97).
Побывав на месте недавно отгремевшего сражения в виде пташки, и не найдя мужа среди убитых и раненых, Ярославна поняла, что он пленён и она находясь там ничем не сможет ему помочь. Тогда она вернулась в Путивль и уже в естественном своем обличии ведет монолог со всемогущими силами природы, поочередно спрашивая у Ветра и Солнца, почему они помогают этим нечестивым половцам. Просит их усмирить свой пыл и ярость, а у Днепра, которого она славит, просит помощи, чтобы он вынес из плена на своих могучих волнах её любимого мужа. Таким образом, ясно видно, что летя вверх по Дунаю, ко второму его устью, находящемуся у полуострова Истр, «Ярославна – птичка» непременно окажется на северо-западе Адриатики, а не в Приазовских степях юга России.
*Дунай (Дон Ай; Данубий) – великая река, а после порогов имела
второе название–Истр–осетинский корень «стыр» -большой, великий.
*ЗИГЗИЦА – небольшая птичка, которая поет: «взиг - взиг», может
быть, род речных соловьев типа иволги или таволги, но, ни в коем
случае не кукушка. Кукушки по замечанию орнитологов вдоль рек не
летают. Да и как можно назвать кукушкой, жену Великого князя
любящую мать своих детей, ведь кукушка это символ женской
беспечности и безответственности, который никак не вяжется с
образом Ярославны.
*БЕБРЕНЬ – одна из разновидностей дорогих шелковых тканей, но
не бобровая оторочка на рукаве. В 1956г. Н.А.Мещерский
обнаружил, что в переводе «Истории Иудейской войны»,
осуществлённом на Руси в XII веке, словом «бебренъ» переведено
греческое слово, обозначающее шелковую ткань (Мещерский Н.А. К
изучению лексики и фразеологии «Слова о полку Игореве». –
ТОДРЛ, т. XIV, М. – Л., 1958 стр. 44).
«Ярославна с раннего утра плачет в Путивле на забрале». Под забралом в этом месте следует понимать защиту, городские стены, но можно понимать и более конкретно – защитную решетку на городских воротах, которая молниеносно опускалась в случае внезапного нападения. Так же, под забралом можно понимать караульную площадку на смотровой башне, стоя на которой Ярославна и ведет свой монолог. Слово «хиновские» в этом месте следует перевести, как гунновские. Гунны - это враждебный славянам народ, многочисленные племена которого во времена Великого переселения народов шли из Центральной Азии (от границ Китая) на Запад, через причерноморские степи, разрушая и грабя при этом русские города и веси. В плаче Ярославны Автор использовал современные на тот момент языческие моления и заклинания. В них Ветер, Днепр, Солнце представлены одухотворёнными божествами, оттого в этих монологах, в обращении к ним употребляется слово «Господине». «Ветрило» - употребляется с уважительным суффиксом - наименование собственно божества по аналогии с «Ярило», ведь ветры это внуки Стриборга и им подвластны стрелы которые летят на наших воинов, «…чему мычеши хиновская стрелкы…». В этом вопросе глагол «мычеши» повторяется, первый раз он встречается при описании разгула «черного змея» (кара жля [н]) на русской земле «…смагу мычеши в пламене розе». Так известный славист Срезневский И.И.(1812 – 1880) в своём основном труде «Материалы для словаря др. русского языка по письменным памятникам» отмечал: «мыкати, мычу – трепать, метать».
Фразу не «трудную крильцю» я понимаю, как крылья, не привыкшие к труду, т.е. маленькие, небольшие. Да и сама пташка (Ярославна) в своей повседневной жизни ведёт лёгкую, беззаботную жизнь, Всё-таки она жена Великого князя! Соответственно перевод этой строчки будет такой: «зачем мечешь гунновские стрелы на свою малюсенькую птичку». «На свою» потому что она в обличии пташки полностью зависит от Ветра, как божества. Затем идет вопрос, который можно перевести двояко: «на моея лады воя». В первом случае переводим его как: «на моих любимых воинов». И в обращении Ярославны к Солнцу подобное словосочетание понимается всеми именно в этом контексте: «горячюю свою лучю, на ладе вои?». Но можно перевести эту фразу из монолога к ветру и по другому: «лады», как музыкальный лад, а «вои» - от слова воешь. Следовательно, фраза будет выглядеть как: «Зачем на мои лады воешь?» или можно сказать по-другому: «Зачем мою песню задуваешь?» Я выбрал второй вариант. В заключительной части этого монолога Ярославна призывает ветер выполнять его повседневную, нужную и плодотворную для людей работу. «Под облаками дуй!» - говорит она. Там, в вышине, занимаясь мирной работой, ты не принесешь никому горя, делай мол своё дело: «поддувай попутным ветром корабли на синем море». А вместо этого ты, помогал во время битвы половецким лучникам безнаказанно убивать наших воинов, и поэтому «моё веселие по ковылию развеял».
Одно из самых важных и информативных мест в «Слове», глубокий анализ этих строк позволит нам понять, где происходят описываемые события. Надо сразу отметить, что М.-Пушкинские переводчики подошли к переводу этого места формально, и знаки препинания, расставленные ими не в тех местах, сыграли с ними злую шутку. В литературном обиходе появилось новое слово «Словутицию», которому до сих пор нет внятного разъяснения.
Ярославна в этом отрывке славит реку. За что? Во-первых, Днепр насквозь пробил каменные горы, у которых потом широко и привольно раскинулся стольный Киев-град. С этой нелегкой работой могла справиться только сильная, полноводная и непокорная река, которая бурлящим потоком сносит любую преграду вставшую на её пути. Во-вторых, именно Днепр, словно играючи, как пушинку вынес на себе в землю Половецкую тяжелые, боевые насады, в которых находилась дружина Святослава, « до полку Кобякова». Слабая, болотистая и мелководная река с такой задачей не справится, она под силу только могучему Днепру, считает Ярославна. И просит у реки взлелеять «мою ладу ко мне», т.е. помочь вернуться Игорю из плена живым и невредимым. Отсюда и перевод: «О Днепре! Слава тебе! Цю*(Это), ты пробил еси (эти) каменные горы сквозе (насквозь)! (В) землю Половецкую, ты как бы играючи вынес на себе (лелеял еси) Святославовы насады до полка Кобякова».
ЦЮ* - это местоимение, производное от южнорусского диалекта – цэ,
т.е. це – я, це – ты, это – я, это – ты и переводится как ЭТО.
Вначале
этого монолога Ярославна своей мольбой пытается умилостивить Солнце, которое
для неё является сверхъестественным, божественным существом. Она называет его –
троесветлым, т.е. дающим свет и тепло всему живому на земле. А там, на поле боя
то же ласковое и лучистое Солнышко превратилось в беспощадный и жестокий
огненно-яркий шар. Равнодушно и безжалостно бьёт он в глаза нашим воинам. В
полдень наступила невыносимая жара. Из Аравийской пустыни Сирокко принёс с
собой едкую пыль и мелкий песок, который лезет в глаза, лицо при этом застилает
липкий пот. А сверху на русичей обрушивается град стрел, от которых нет
спасения. Кругом кромешный ад, где воинственные крики сражающихся и звон их
оружия смешался с испуганным ржанием лошадей и предсмертными криками тяжелораненых
бойцов. Сравнивая солнечные лучи со стрелами, Ярославна умоляет его спрятать
их, убрать свои лучи-стрелы в своеобразные колчаны, как бы закрыть их словно
тучами, хотя бы в этом дать нашим войнам своеобразную передышку.
В завершении абзаца хотелось бы обратить внимание читателя на языческий характер этих монологов. Загадкой так же является то, почему Автор счёл важным для Ярославны произнести «языческую молитву» в Путивле, а не в Новгород- Северском, где она жила. На первый вопрос ответим цитатой известного учёного Н.М. Никольского. «Столь же живучими оказались прежняя обрядность и магия. Дохристианская обрядность, как показывают жалобы и увещевания церковных проповедников, продолжала жить целиком в течение всего киевского периода и даже в течение удельно-феодального периода, и не только в деревне, но и в городе; напротив христианская обрядность прививалась туго. Ещё проще обстояло с магией. Больных, в особенности детей, матери без всяких колебаний несли по-прежнему к волхвам; когда в конце XIII века волхвы стали исчезать со сцены, старая магическая обрядность и её формулы продолжали сохранять свою силу, лишь с механическими добавлениями христианского характера» (Н.М. Никольский «История Русской церкви» М. 1983 г. стр. 28 – 29). Язычество в целом ближе к природе, чем христианство, поскольку для древнего человека основной была именно проблема взаимоотношения с природой. Язычество оставалось неистребимым именно потому, что в нем в спрессованном и мистифицированном виде отражался весь жизненный путь крестьянина - общинника: цикл сельхоз. работ, домашний быт, сельские сходы, свадьбы, похороны. Скорее всего, Ярославна до замужества была язычницей и с детства владела приёмами «белой магии», т.е. обернуться в пташку, а через какое-то время принять снова естественное обличие ей не составляло большого труда. Идя под венец, она приняла христианство чисто формально, общественное мнение и закон обязали её сделать это.
Второй вопрос. Почему Ярославна плачет именно в Путивле? Остаётся пока без ответа. Возможно в связи с нападением половцев на Киевскую Русь, жену и всю семью Великого князя надёжно укрыли в хорошо защищённой крепости на восточной окраине государства, в его глубоком тылу. И если половцы всё же дойдут до Путивля, что маловероятно, то их войска будут сильно потрепанны и обескровлены в предыдущих сражениях, и сходу взять ощетинившийся и приготовленный к длительной осаде город у них не получится. Плач Ярославны некоторые исследователи рассматривают, как самостоятельное целое, между тем плач и побег Игоря из плена это неразрывно связанные между собой сюжеты.
Рассказ о побеге начинается с
природоописания. Штормовой ветер, пришедший со стороны Средиземного моря, и
наступившая ночная непогода должны были, по всей видимости, способствовать
заранее оговорённому и подготовленному побегу. При этом охрана потеряла былую
бдительность и расторопность, т.к. родовитый пленник ранее не делал никаких
попыток к самостоятельному освобождению и вел себя очень спокойно и
непринужденно. Жизнь в неволе у него и охраны текла ровно и размеренно, и, следовательно,
никто из них не ожидал от князя такого подвоха. Поэтому когда подул сильный
ветер и стал накрапывать нудный мелкий дождик, стража, наглухо подвязала свои
шатры и со спокойной душой легла спать. А их подопечный между тем и не думал об
отдыхе. Находясь в тревожном состоянии и в постоянной готовности, он ждал
сигнала от своего верного помощника Лавра.
Сидя в своём шатре, Игорь вновь и вновь в своём уме просчитывал путь, по которому им с Лавром предстоит пройти. Он взвешивал все за и против, молился и просил у господа содействия в этом нелёгком деле. И бог внял его мольбам, прояснив его рассудок, он направил Игоря на путь истинный, мысленно показав ему единственно верную и правильную дорогу. В этом предложении мы снова сталкиваемся с ушедшими в небытие ирано-сарматскими названиями рек в районе Северной Италии. Великий Дон в древности назывался Эридан, современное же его название – По, река Рона в прошлом называлась Родон и т.д. Малый Донец – это, вероятно, небольшая пограничная речка, между половцами и племенами западных славян (район современной границы между Италией и Словенией на западном предгорье Юлийских Альп возможно это река Сан-Дона-ди-Пьяве или какая-то другая пограничная речка, т.к. в то время славяне жили значительно западнее, чем сейчас). Перейдя эту реку, беглецы рассчитывали быть уже в безопасности. Так же неизвестно, в каком конкретно месте находился Игорь в плену. Возможно также, что побег был устроен во время соколиной охоты, так как Великий князь Игорь содержался в плену довольно в благоприятных условиях, потому что у пленника был высокий статус, и охрана не довлела над ним, а может быть даже, была им подкуплена.
К побегу, заговорщики подготовились основательно,
они правильно рассчитали время и всесторонне продумали маршрут движения. Но
главное Лавром был подготовлен сильный, верный и надёжный конь, который был
заранее объезжен Игорем, и на которого можно было всецело положиться, зная, что
в экстремальной ситуации он не подведет.
В этом месте перевода мною принята конъектура Н.В. Шарлемань, который в своём природоведческом комментарии к «Слову» определил, что слово «луг» могло означать урёму, поёмный лес у реки и то, что гусей и лебедей Игорь мог бить молодых, ещё не научившихся в то время летать, не ставших на крыло. Показывая тем самым, в какой месяц лета мог быть совершен побег.
Борзой* – скорый, проворный, прыткий, быстрый, бойкий, рьяный.
Бусый** – это фраза с конъектурной правкой, в первом издании
вместо «бусым (серым) – босым». По Далю бусый – от сибир. темно –
голубо – серый, буро – дымчатый, буро–пепельный, тёмно – бурый с
синевою. В брянских же говорах словосочетание «босый волк»
употребляется в речениях, как о быстро бегущем (бегающем)
человеке, (см.: Козырев стр.95)
В древности ритуальное перерождение вождя племени в волка или пса было характерно для многих народов. Волку отводилось большое место в мифологии культовой практике древних индоевропейцев, где вождь племени выступает в образе волка или обладает способностью превращаться в волка. Распространенный фольклорный образ волка в роли помощника сказочного героя, приводит исследователей к заключению о существовании общеславянского мифа о чудесном волке, выступающем в роли положительного героя. А.В Гура отмечает, что символика волка в народных поверьях связана с пересечением границы и пограничными, переломными моментами и периодами. Белый волк (царь волков в поверьях) символизировал его приход из иного мира, где всё лишено цвета. (А.В. Гура «Символика животных в славянской народной традиции» М.1997г. стр.158) В данном случае принципиального значения не имеет, какой был волк бусый (серый) или быстрый. Я думаю, что Автору в этом месте произведения важно было подчеркнуть разницу в сравнении между отрицательными героями, такими как: Кончак, который «серым волком» Гусаку «путь правил»; Всеславом, который «в ночи волком рыскал…, Великому Хресови волком путь прирыскивал тому в Полоцк» и положительным героем, каким являлся князь Игорь, и его сравнение именно с «бусым» волком.
В этом отрывке Игорь благодарит малый Донец за то, что река помогла ему благополучно вырваться из плена и успешно оторваться от преследователей. При этом река укрывала Игоря теплыми туманами, которые скрывали его от зорких и внимательных глаз Гусака и его свиты. Стерегла Игоря от врагов во время их коротких передышек, птичьим переполохом: «лебедем на воде, чайками на струях, чернядьми (ласточками) на ветрах». Слово «чернядьми» некоторые переводчики трактуют, как нырковая утка (?). В этом отрывке перечисляются благородные птицы, а речь в песне ведётся о Великом князе киевском, который в будущем станет помазанником божьим на земле русской! О каких нырковых утках в таком сравнении может идти речь?
Так не скажут о реке Стугне. Худую, непредсказуемую струю имея, пожирает чужие ручьи и струги, растрепав на куски, унесла князя Ростислава, затворила на дне, при темном берегу. В данном месте перевода мною используется конъектура В.И. Стелецкого: «скрыла на дне у тёмного берега». (В.И. Стелецкий «Слово о полку Игоревом. Древнерусский текст и переводы» М. «Сов. Россия» 1981г. стр.194)
Судя по описанию, это горная река с ледяной водой, изобилующая частыми перекатами и опасными водоворотами. А князь Ростислава это вероятно один из участников этого похода, который, скорее всего по неосторожности утонул, когда его струг был разбит о камни. Причём самого князя затянуло в подводный лабиринт или глубокий омут. Возможно, это был не единственный трагический случай и все не боевые потери помянуты и оплаканы Автором «Слова» в этом сюжете. «Плачется мати Ростиславля по унесенному Князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою…». Перевод слова «Уношу», как юноша, не совсем корректен, в этом походе большинство бойцов были юными, молодыми и сильными. А под рекой Стугной следует понимать реку Сава, правый приток Дуная, т.к. она в своём верхнем течении больше всех попадает под описание, данное в «Слове». Вероятный маршрут, по которому бежал Игорь из плена, шел от малого Донца (р. Пьяве) далее по рекам Купа (Лаба) и Сава (Стугна) и затем уже по Дунаю, вдоль Черного моря до Днепра. Соответственно так он и отображен в «Слове», причем, исходя из отрицательной характеристики реки Савы – Стугны, надо понимать, что природа не, всегда способствовала беглецам, и все-таки, несмотря на все, перипетии Игорь благополучно возвратился в Киев.
Все птицы, кроме дятлов, молчат, не желая выдавать беглецов. В этом предложении показано, что природа оказывает содействие побегу Игоря из плена. В этом отрывке всеми учеными в настоящее время принимается прочтение Вс. Миллера «полозие». Он в 1877 году выдвинул два возможных значения слова: 1) «полозы» - змеи. 2) птицы – поползни или «ползики», отдав предпочтение второму. Ареал их обитания велик и распространяется практически на всю южную часть Западной и Восточной Европы. Что «полозие» означает поползней, ясно из предшествующего перечисления птиц. Такие перечисления однородных существительных (в частности по четыре) встречаются еще несколько раз в «Слове», следовательно «полозие», несомненно, птицы, а не змеи. «Ползают» по деревьям из птиц только поползни. Далее: «Соловьи весёлыми песьнями свет поведают». Эта фраза говорит о том, что Игорь пробыл в плену около года. За это время половцы уже совершили свои кровавые набеги на города Киевской Руси. И Гзак с Кончаком с недобрыми намерениями уже возвращались к себе домой, и возможно убийство Игоря, входило в их планы. Скорее всего, им за это заплатили вероятные, но не законные кандидаты на Киевский престол. Те самые «внуци Всеславли» при удобном случае всегда готовые развязать братоубийственную войну. Это про них сказано: «Сего бо ныне, сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы не розы нося им хоботы (вымпелы) пашут (машут), копия поют». Может об этом и узнал Игорь от своего верного помощника Лавра, который, судя по отрывочным историческим хроникам, был не чистокровным половцем; мать у него была славянка. Скорее всего, после таких неутешительных новостей Игорь и решился на побег, а не стал ждать, пока его зарежут или отравят в плену. И вот соловьи своими вечерними, весёлыми песнями (весёлыми они были для беглецов и безрадостными для преследователей) уже возвестили Гусака и Кончака, что скоро станет смеркаться, настанет вечер, и дальнейшие поиски впотьмах ни к чему не приведут. Время упущено, и беглецы ушли слишком далеко. Только после того, как окончательно стало ясно, что Игоря с Лавром не догнать, состоялся довольно примечательный диалог между половецкими князьями.
В начале диалога Гусак, как истинный «солдафон», с досады от неудачной погони и от жгущего его душу нетерпения, предлагает отыграться на оставшемся в их руках заложнике и расстрелять соколенка (Владимира Игоревича) позолоченными стрелами. В ответ на это эмоциональное предложение Гусака Кончак, видимо, более искушенный в политических интригах человек, предлагает не горячиться, и окрутить сына Игоря красивой девицей. Впоследствии именно одна из дочерей Кончака станет невестой Владимира, а затем и его женой. Гусак же, как великолепный стратег (ведь именно войска под его командованием разгромили дружину Игоря) и неплохой тактик, предвидящий будущие события на два-три шага вперед, немного успокоившись. Взвесив все за и против, отвечает на вполне разумное предложение Кончака: «Если опутаем его красивой девицей, то не наш будет соколенок, не нашей станет красна девица». Этой фразой он как бы подчёркивает, что после женитьбы на половецкой княжне Владимир станет для них каким не каким, а всё-таки родственником. И использовать его в дальнейшем в качестве заложника им будет не с руки. Значит, говорит Гзак: «Не останется у нас в руках ни одного высокородного заложника, и тогда снова в недалёком будущем придет русская дружина (т.е. прилетит соколиной стаей), и опять начнут нас (половцев), как птиц (как куропаток), бить в поле Половецком». Этой фразой Гзак не двусмысленно напоминает Кончаку про его первый бой с русскими полками на реке Сюурлий (Комариной).
Мудрое поучение.
Прежде чем комментировать это выражение, стоит оговориться о так называемой «фабуле дописки». Часть исследователей считает, что концовку «Слова» приписал неизвестный монах переписчик в XVII веке. Этот довод основан на том, что в конце текста один единственный раз в поэме встречается слово «христианские». Хочется напомнить, что это светское произведение, а не религиозный панегирик. Автор довёл своё произведение до логического конца, и нет никаких оснований сомневаться в полноте его замысла.
В современных переводах слову «ходы на» дается новая трактовка. Конъектурное прочтения данной фразы: «Рекъ Боянъ и Ходына, Святъславля песнотворца старого времени…» предложил еще в 1894 году И.Е. Забелин. Переводчик А. Степанов, а вслед за ним писатель В. Набоков обратили внимание на место, где рядом с Бояном появляется ещё один сочинитель: «Сказали Боян и Ходына, оба Святославовы песнетворцы…». Вот так не много немало в песню и в научный оборот вводится новый персонаж, который безоговорочно принимается большинством исследователей. И уже поэт А.Ю.Чернов в наше время высказал предположение, что под именем Ходына скрывается Автор «Слова» (?). Хотя в первоисточнике ясно написано слово - «пестворца», а не «песнетворца». Далее: в этом отрывке выражение «коганя хоти» считается неясным. Это словосочетание некоторые исследователи трактуют как: «время жены когана» переведя при этом слово «хоти» как жена, от слова похоть (?). И соответственно датируют это темное место временем правления княгини Ольги (945 – 957) жены и вдовы киевского князя (когана) Игоря (912 – 957). Понимая подобным образом эту фразу, некоторые комментаторы явно заблуждаются. Слово «хоть и» - это уступительный союз, с которого начинается заключительное поучение Баяна, заканчивающееся словами «кроме головы», и к которому Автор от себя добавляет фразу: «(А) Русской земли безъ Игоря», имея в виду Игоря Святославича, а не того Игоря которого убили древляне в 945 году, и в чём нас пытаются убедить своими переводами некоторые исследователи «Слова».
Поэтому следующую фразу стоит разобрать досконально! Она предшествует одному из мудрых и витиеватых поучений, которыми так изобиловали песни «вещего Бояна»: «Хоть и тяжко ти (той) головы, кроме (без) плечю, зло ти (тому) телу (народу) кроме головы (без князя). (А) Руской земли без Игоря!» Сославшись на то, что это изречение говаривал еще Боян, Автор «Слова» как бы говорит своим высокородным слушателям, что его мудрость справедлива в любые времена, при любом правителе. Перечислять же этих правителей он начинает со Святослава – правителя своего времени, при котором Автор жил и творил. Сложносоставное слово «пестворца» в этом изречении, я разбил на два слова и перевел, как перстом творящий. При этом буква «Т» в средине словосочетания является по видимому конечной в слове «пест» – палец и одновременно начальной в слове «творца» - искусный мастер. Значит, фразу читаем так: «И (в) годину (буква «Х» читается, как «Г») Святослава перстом творящий». Данное выражение подразумевает под собой характерный волевой царский жест (т.е. перстом указующим). Этим жестом все державный властелин подводил окончательный итог, какой либо ранее обсуждаемой серьёзной государственной проблеме, за которым следовали созидающие дела его подданных. При этом слово «годину» в этой фразе надо понимать, как далеко не мирное и благополучное время, ведь именно при княжении Святослава произошли описанные печальные события в стране. Далее перечисление князей идет по убыванию в прошлое: «(В) старые времена Ярослава («Мудрого»), при котором это изречение тоже было непреложной истиной. И, наконец, последним в этом списке князей стоит «Вещий Олег», при котором древнерусское государство называлось тюркским словом каганат. А Олег соответственно был всемогущим каганом*, при одном упоминании имени которого трепетали все грозные соседи, именно он провозгласил в 882 году город Киев «матерью городам русским». Летописи приписывают ему объединение Новгорода и Киева и образование Древнерусского государства. Кто такие Каганы? Проблема каганов одна из наиболее загадочных и спорных в древнерусской истории. Академик Б.А. Рыбаков в книге «Из истории культуры Древней Руси» отмечает: «Византийский титул пришел на смену восточному наименованию великих князей киевских «каганами». В том же Софийском собор на одном из столпов северной галереи была надпись: «…кагана нашего С…». Заглавная буква «С», стоявшая в конце сохранившейся части надписи, может указывать на Святослава Ярославича или Святополка Изяславича». Также в другом древнерусском письменном памятнике «Слово о законе и благодати» первый русский митрополит Илларион именует великого князя Владимира – каганом. Приведу выдержку из текста: «И вера во вся языки простреся и до нашего языка русьскаго и похвала когану нашему Володимиру, от него же крещении быхом».
Каган* – латин. Chacanus; заимствованное из китайского языка, в
котором оно образовано сложением [ke]-«великий» и [kuan] –
«правитель, управляющий». (Этимологический словарь рус. языка Т.2
выпуск 8 «К» М. 1982 г. под ред. Шанского Н. М.)
После
того как были перечислены все эти великие правители Киевской Руси. И как бы
подразумевая, что именно с них и надо брать пример будущим властителям, следует
само мудрое изречение. Оно по сути дела подводит итог всему произведению,
которое было предназначено, как своего рода поучение для молодых
великокняжеских слушателей, и для действующих на тот момент и будущих
правителей нашего русского государства: «Хоть
и тяжко той голове без плеч, зло тому телу без головы». А Русской земле без
Игоря!
Долгожданная
встреча.
Наконец-то свершилось! Благодаря божьему соизволению, все образумилось, все встало на свои места. Игорь вырвался из плена, но до Киева добираться ему еще очень далеко. Пройдя пограничную реку Малый Донец (р. Сан-Дона-ди-Пьяве), он плывет уже на струге по горной реке Сава (т.е. Стугна, где погиб юный Ростислав), которая впадает в Дунай. Затем, миновав вдоль берега Черное море, плывёт вверх по Днепру и только потом въезжает в столицу на борзом коне. Его появление в столице предвосхищает сладкоголосое пение болгарских девушек, чьи голоса вьются через Чёрное море до Киева. Они уже славили князя, когда он проплывал мимо них, и их голоса обгоняют Игоря, оповещая всех русских людей радостной вестью о его долгожданном возвращении на Родину.
Бедная церковь Пирогоща, которая была якобы заложена в Киеве в 1131 г. князем Мстиславом Владимировичем. Все выдумки о ней появились только после обнаружения рукописи «Слова». Позднее появились и другие инсинуации по поводу её строительства на «торговище» в центре Подола и освящения её в честь святой богородицы Пирогощи, икона которой была, якобы привезена из Константинополя вместе с иконой «Владимирской богоматери». Расположена церковь была, по мнению некоторых историков внизу на Подоле, по дороге из Киева к Вышгороду ведущей к перевозу через Днепр у устья Десны, при следовании в Чернигов. Если рассматривать такой вариант, как основной, то получается, что Игорь не торжественно въезжал в Киев, а непонятно почему уезжал из него. Возьму на себя смелость сказать, что все это неправда. Со словом «Пирогоща» произошла такая же метаморфоза, что и со словом «Словутицю», впрочем, как и с «Софийским собором» в Полоцке, а Владимирскую икону присовокупили сюда для большей авторитетности, ведь по преданию она была написана самим евангелистом Лукой. Скорее всего, первоначально М.-Пушкинские переводчики не смогли правильно понять смысл этой фразы и перевели её одним словом – «Пирогоща». В данном случае надо учитывать, что в конце XVIII века сформировался целый пантеон «богородиц» и это понятие, первоначально относившееся к одной иконе, растворилось в десятках «богоматерей» по числу её чудотворных икон. Которые стали небесными покровительницами большинства русских городов отводившие от них различные напасти такие как: вражеские нашествия, чуму, неурожай и природные катаклизмы. В «Православном церковном календаре на 1916 год» упомянуты уже 212 таких икон. Характерно, что лишь немногие из этих икон носят христианские названия, отражающие строго догматический взгляд на богородицу: «Слово плоть бысть», «Блаженное чрево», «Благовещение», «Всеблаженная» и т.д. Значительная же часть чудотворных богородичных икон названа в соответствии с языческим истолкованием места Богородицы в христианском культе: «Взыскание погибшей», «Вододательница», «Всех скорбящих радосте», «Животодательница», «Избавление от бед», «Неопалимая купина», «Скоропослушница», «Споручница грешных», «Целительница» и т.п. Вероятно, поэтому Н.Н. Бантыш-Каменский и А.И. Малиновский в процессе работы над переводом «Слова» посчитали, что в те далекие времена в честь этой святой могла быть освещена некая второстепенная церквушка, к которой, и едет «малозначительный» князь Игорь, чтобы поблагодарить Богородицу «Пирогощу» за своё чудесное освобождение. К тому же надо учитывать, что М. – Пушкин переводил текст в узком кругу единомышленников, не вынося те или иные рабочие моменты и вопросы на всеобщее обсуждение.
Это словосочетание, по-видимому, следует перевести следующим образом: «Игорь едет по Боричеву к Святой Богородице». ТЧК. Чтобы понять, к какому храму едет Игорь, обратимся к Лаврентьевской летописи, в ней под 1037 годом читаем: «Заложи Ярослав город великыи Кыев, у него же града суть Златая врата; заложи же и церковь святыя София, митрополью, и посемь церковь на Золотых воротех св[ятая] Богородица Благовещенье, посемь св[ятого] Георгия монастырь и св[ятой] Ирины». (Лаврентьевская летопись под 6545. Первоначальнее в Воскресенской: «Великий князь Ярослав митрополию устави».) Таким образом, поднявшись от Днепра по Боричеву к городу, князь Игорь торжественно въезжал в столицу через Золотые ворота – парадный въезд города, а это грандиозное сооружение было увенчано золотым куполом вышеназванной церкви. Надвратная церковь была воссоздана советскими реставраторами в конце XX века в виде четырёх столпного одноглавого храма, аспиды которого устроены в толще стен и не выступают на фасаде. Для облегчения сводов использовались кувшины – голосники, улучавшие акустику. Внутри церковь была украшена мозаикой и фресковой росписью. Вплоть до средины XVII в. Золотые ворота служили главным въездом в Киев, где в 1648 г. по старой традиции толпы киевлян восторженно встречали героя национально-освободительной борьбы украинского народа Богдана Хмельницкого после его победы под Желтыми водами.
Само же слово «Пирогоща» в конце произведения - это сокращённое словосочетание и его надо понимать, как фразу: «Пир горой, угощения!», т.е. после прибытия Игоря в Киев, в стольном граде наступил всеобщий праздник и всенародное ликование, всех людей при этом «от мала до велика»: «Пиром угощали». Вместе с нашим народом радовались и все дружественные нам страны, и все русские города при этом тоже веселились. Подобный финал был характерен для большинства древнерусских произведений эпического характера, где добро всегда побеждает зло и всё завершалось богатым и весёлым пиром. Страны, о которых идет речь, Автор ранее уже перечислял в своей песне это: Немцы, Морава, Греция, Венедецы, к ним ещё можно добавить Словению, Сербию и Болгарию. Все эти страны были в то далёкое время заинтересованы в стабильности на Руси, потому что от неё зависело их независимость, процветание и благополучие. Жители других городов Киевской Руси тоже веселятся, они рады, что ситуация с престолонаследием наконец-то разрешилась мирным, а главное законным путем, страсти между основными претендентами на трон улеглись и многочисленных людских жертв и братоубийственной войны в стране удалось избежать.
Далее в песне идет здравица царствующей на то время правящей династии. В этом ряду мы уже не видим Великого Киевского князя Святослава – «Грозного». Возможно, он отошел от дел или ушел в мир иной, недаром некоторые исследователи рассматривают его «золотое слово», как своего рода политическое завещание. Нет в этом списке и его родного брата Ярослава. Зато кроме Игоря в этом списке мы видим Буй – Тур Всеволода, бывшего нетерпеливого претендента на Киевский престол. Именно он занимает в этом списке второе место, следовательно, только он после смерти Игоря сможет занять Великокняжеский стол. На третьем же месте стоит старший сын Игоря, Владимир, который вероятно со временем и станет Великодержавным правителем. Этот список из трёх князей наводит на мысль, что в будущем верхушка власть имущих снова столкнется с серьёзным противоречием, заложенным в листвиничном праве. И снова возникнет спор за высшую власть между младшим по возрасту племянником (сыном Игоря) и старшим по возрасту дядей (Всеволодом). И возможно в том споре победит третья сила, которая впоследствии позаботиться о своей исторической легитимности. Историю то пишут победители. А судя по тому, как мы мало знаем про Святослава «Грозного», про Игоря и его сына Владимира и много знаем про то, что вся древняя история Руси вертится вокруг династии Рюриковичей, то победили Рюрик с Давидом, а власть поделили между собой.
Затем идет здравица другим удельным князьям, а так же славится храбрая дружина, бившаяся на Каяле за «христьяны» с погаными (языческими) полками. Далее славятся князья, возглавлявшие русские полки в этом походе. Последние же два слова в этой «песне» предназначаются погибшим воинам, и говорится поминальная фраза за их упокой. Так как само произведение носит светский, а не религиозный характер, слово «Аминь» не следует воспринимать в чисто религиозном аспекте, как заключительное слово христианской молитвы. Это термин следует понимать, как вечная слава павшим героям: «А дружине Аминь». Безусловно, Автор возлагал большие надежды на то, что с воцарением на престол князя Игоря в стране на какое-то время восстановится относительный мир и взаимопонимание между князьями, и всеобщее благоденствие. Но, к большому сожалению, этим надеждам не удалось сбыться в ближайшей исторической перспективе, а впоследствии были забыты и перевернуты с ног на голову описываемые в песне события и оболганы их герои. Поэтому-то Великий Князь Игорь и превратился у норманнистов в малозначительного Новгород-Северского князя, который якобы позавидовав год назад успешно завершившемуся походу на половецкие стойбища объединенной княжеской коалиции, решился на пару со своим братом повторить набег в Причерноморскую Половецкую степь. И из честного, благородного, сильного и великодушного человека он превратился в их интерпретации в корыстного, тщеславного и честолюбивого захватчика позарившегося на половецкие тряпки, их домашний скарб, их юрты и вежи. Это явный бред. Разве можно такой великой поэмой описывать, мелкий разбой на большой дороге. Разве можно в таком аспекте представлять историю нашей страны!
Не приукрасить ли сейчас нам, братья,
И начать старинными словами
Наш рассказ печальный
О дружине Игоревой?
Игоря Святославлича!
*
Начнем же песню эту
По былинам своего времени,
А не по замыслам Бояновым.
Боян же вещий,
Если хотел, кому песнь исполнить,
То растекался маслием по дереву,
Серым волком по земле,
Сизым орлом под облаками.
Помянет в песне своей
Первых времен усобицы.
В те времена далекие
Пускали десять соколов на стаю лебедей,
Которая невредимой долетала,
Та первая песню пела:
Старому Ярославу, храброму Мстиславу,
Герою зарезавшему Редедю
Пред полками Касожскими,
Красивому Роману Святославличу.
*
Боян же, братья,
Не десять соколов
На стаю лебедей пускал,
Он свои вещие персты
На живые струны воскладал;
Те струны сами князьям славу рокотали.
*
Начнем же, братья, повесть эту
От старого Владимира до нынешнего Игоря;
Который стянул ум крепостью своею
И заострил сердце свое мужеством
Наполнившись ратным духом.
Навёдя свои храбрые полки
На землю Половецкую, за землю Русскую.
* * *
О Боян, соловей старого времени!
Как бы ты прославил те полки?
Порхая соловьем по оливковому дереву,
Летая умом под облаками,
Свивая славы обе половины сего времени,
Идя тропой Трояньей, через поля на горы.
Спел бы так песню Игорю, своему «внуку»:
«Не буря соколов занесла
Через поля широкие Галиции,
Стаей летящих к Дону Великому».
А может, по-другому начал песнь свою
Вещий Боян, Велесов «внук»:
«Кони ржут за Сулою –
Звенит слава в Киеве;
Трубы трубят в Новеграде –
Стоят флаги в Путивле!»
*
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И говорит ему Буй – Тур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый – ты, Игорь!
Оба есть Святославлича!
Седлай же, брат, своих борзых коней,
Мои-то готовы, осёдланы у Курска первыми.
Мои-то куряне знают, куда метить:
Под боевыми трубами рождённые,
Под шлемами взращённые,
С конца копья вскормленные,
Пути им ведомы,
Горные тропы знаемы,
Луки у них натянуты,
Колчаны отворены, сабли заострены,
Сами скачут, как серые волки в поле,
Ища себе чести, а князю славы!»
*
Тогда Игорь воззрел на светлое Солнце
И видит на нем тень,
Которая всех его воинов прикрыла.
И обратился Игорь к дружине своей:
«Братья и дружина!
Лучше же убитым быть,
нежели полоненным быть!
А сядем, братья,
На своих борзых коней
Да посмотрим на синий Дон!»
Спала князю на ум похоть,
И жалко ему, что знаменье наступило,
Но искушает Дон Величавый.
«Хочу, говорит, копье преломить
На конце поля Половецкого.
С вами, русичи,
Хочу голову свою положить!
А «Любо!» испить шеломом Дону?»
* * *
Тогда вступил Игорь князь в злат стремень
И поехал по чисто полю.
Солнце же ему тьмою путь заграждает,
Днём наступившая ночь
Стонет ему грозою.
Птицы испуганным свистом своим
Разбудили зверя.
Встал взбесившийся Див,
Кличет сверху дерева,
Велит прислушаться землям
Далеким: Влозе и Поморью,
Посулью и Сурожу, Корсуню;
И тебя предупреждает Венецианский истукан.
А половцы неготовыми дорогами
Побежали к Дону Великому;
Кричат в телегах, словно в полночь
Лебеди распуганные.
Игорь к Дону воинов ведет!
Но уже беда его пасет птице подобная,
Волки грозные сторожат в горах;
Орлы клекотом на кости зверей зовут,
Лисы лают на красные щиты.
О, Русская земля!
Уже за высокими горами ты!
* * *
Долго длится сумрак ночной,
У зари свет пропал.
Густой туман на полях лежит,
Соловьиные трели утихли, тишина кругом.
И только говор галочий разбудил воинов.
Русичи Великие поля
Красными щитами перегородили,
Ища себе чести, а князю славы.
*
Ранним утром в пятницу
Разбили поганые полки половецкие!
И рассеяли их стрелами по полю.
И помчались прочь
Красные древки половецкие,
Украшенные золотою паволокою
И дорогими аксамитами.
Ортьмами, япончицами и кожухами
Начали мосты мостить по болотам,
А по грязевым местам втоптали
Всякое узорочье половецкое:
Красные флаги, белые хоругви с червлёной чёлкой.
Серебрёное же оружие – храброму Святославличу!
*
Дремлет в поле
Ольгово храброе гнездо,
Далече залетело!
Не было оно обиде порождено
Ни соколу, ни кречету,
Ни тебе, чёрный ворон.
*
Поганый половчине Гзак бежит,
Серым волком Кончак ему
След правит к Дону Великому.
На другой день ранним утром
Кровавой зари свет погас.
Чёрные тучи с моря идут,
Хотят прикрыть четыре солнца,
А в них сверкают синие молнии.
Быть грому великому!
Идти дождю стрел с Дону Великого!
Тут сейчас копья преломятся,
Тут сейчас сабли притупятся
О шеломы половецкие
На речке на Каяле, у Дона Великого!
О, Русская земля!
Уже не увидеть за горами тебя!
* * *
Это ветры, Стрибожьи внуки,
Веют с моря стрелами
На храбрые полки Игоревы.
Земли тут нет!
Рекой мутной течет она по росе,
Поля покрывают флаги.
Кричат половцы!
Идут от Дона и от моря
И со всех сторон
Русские полки обступили.
Дети бисовы
Криком поля перегородили,
А храбрые русичи
Перегородили их червлёными щитами.
* * *
Яр – Тур Всеволод!
Стоишь на поле бранном
Мечешь во врагов стрелы,
Гремишь о шеломы мечом воронёным!
Куда Тур поскачет,
Своим золотым шлемом посвечивая,
Там лежат поганые головы половецкие.
Затупились сабли их каленные о шеломы аварские.
*
А тебе, Яр – Тур Всеволод,
Какая из ран дорога у брата?
Забыл ты честь, жизнь, свой удел Чернигов?
Отцовский золотой престол,
Как свою милую хочешь
Красну Глебовну?
Забыл ты, святые обычаи?
*
Были века Трояна,
Миновали года Ярослава;
Были полки Олеговы,
Олега Святославлича.
Тот ведь Олег мечом крамолу ковал
И стрелы по земле сеял,
Вступая в золотые стремена
В городе Венеции.
Тот же звон давний слышал
Великий Ярослав.
Сын же Всеволожа, Владимир,
Каждое утро уши затыкает в Чернигове,
Словно не слышит он бряцанья этого.
Бориса же Вячеславлича
Храброго и молодого князя,
Слава на суд привела и на коней
Зеленую паполому постелила,
За обиду Олегову.
С той же Каялы
Святополк повел отца своего
Между венгерскими иноходцами,
Ко Святой Софии к Киеву.
Тогда при Олеге Гориславличе
Сеялись и подрастали усобицы;
Погибла жизнь Даждь – божа внука,
В княжеских крамолах
Век человеческий короток был.
Тогда по Русской земле
Редко петухи кукарекали,
Но зато часто воронье каркало,
Трупы меж собой делившие,
Да галки по-своему сговаривались,
Собираясь лететь на уедие.
*
То было в те битвы, в те полки,
А эта сеча и битва неслыханная!
С раннего утра до вечера,
С вечера до рассвета
Летят стрелы каленные,
Гремят сабли о шеломы,
Трещат копья кованые
В поле далеком
Среди земли Половецкой.
Чёрная земля под копытами
Костьми была посеяна,
Да кровью полита.
Бедой взошла по Русской земле.
* * *
Что мы шумели,
Что мы звенели вчера?
Ранним утром перед рассветом
Игорь полки заворачивает,
Жаль ведь ему милого брата Всеволода.
Бились день, бились другой,
На третий день к полудню
Пали стяги Игоревы.
Тут два брата и разлучились
На берегу быстрой Каялы.
Тут кровавого вина не хватило;
Тут пир закончили храбрые русичи:
Сватов попоили, а сами полегли
За землю Русскую.
Не жалит трава колючая,
А дерево с печалью к земле приклонилось.
*
Уже, братья,
Невеселое время настало.
Уже пустынь силу прикрыла.
Встала обида в силах Дажь – божа внука,
Вступила девою на землю Троянью,
Всплескала лебедиными крылами.
На синем море, у Дона плескаясь,
Утопила славные времена.
Усобица княжья на бесславную гибель,
Говорит брат брату:
«Это мое, и это – моё же!»
И начали князья про малое:
«Это великое!» - молвят.
И сами на себя крамолу куют,
А погань со всех сторон
Приходит с победами
На землю Русскую.
*
О! Далеко залетел сокол птиц бья, - к морю!
А Игорева храброго полку не воскресить.
По их души кликнут там «чёрного змея»,
Поскачет он по Русской земле,
В пепел, изводящий живую плоть,
В пламенной розе костра.
Жены русские заплакали причитая:
«Неужели нам со своими
Милыми, любимыми
Ни мыслию смыслить,
Ни думу сдумать,
Ни в глаза им посмотреть
А злата и серебра
Ни толики не потрогать?»
И стон был великий, братья,
Киев скорбит, а в Чернигове
Проклинают половцев.
Тоска разлилась по земле Русской.
Печаль необъятная течёт
Средь земли Русской.
А князья сами на себя крамолу сковали.
А поганые сами свои победы закрепляли,
На Русской земле имели дань
По одному оболу (по беле) со двора.
* * *
Это ведь два храбрых Святославлича,
Игорь и Всеволод ту ложь разбудили,
Которую недавно усыпил отец их,
Святослав - Грозный, Великий, Киевский.
Грозой могучей притрепал
Своими сильными полками
И воронёными мечами.
Притоптал холмы и горы,
Взмутил реки и озера,
Иссушил потоки и болота.
А поганого Кобяку из лагуны морской
От железных, великих полков половецких,
Как вихрь унес:
И свалился Кобяка в граде Киеве,
В гриднице Святославливой.
Тогда Немцы и Венедецы,
Тогда Греки и Морава
Поют славу Святославу,
И укоряют князя Игоря,
Погрузившего богатую добычу на дно Каялы,
В реке половецкой русское золото утопивший.
Там же Игорь князь
Пересел из седла золотого в седло пленника.
Унесло словно градом защиту,
А веселие пропало.
* * *
А Святослав мутный сон видит
В Киеве на горах в ту же ночь.
«С вечера одевают меня, говорит,
в чёрный саван на кровати тисовой.
Зачерпнули мне синее вино, с потом смешанное,
А насыпали мне зелье-то из пустых колчанов поганьих,
Толкнули тяжелый камень на грудь и давят меня.
Уже пол без князя в тереме моем златосемиворотном!
Всю ночь с вечера вражьи вороны
Сбивались в стаи у Плесненска, на Болони,
Миновали горный склон у Кисани
И неслись к синему морю».
*
И отвечали бояре князю:
«Уже, Князь, печаль твой ум пленила;
Это же два сокола
Слетели с отчего престола,
Золота поискать в городе Венеции
И победно испить шеломом из Дона.
Уже соколы крыльями
Припешали поганых, как саблями,
А сами запутались в паутине железной».
*
Темно вдруг стало в третий день:
Два солнца померкли,
Оба багряными столпами погасли,
И в море погрузились,
А с ними молодые месяцы
Олег и Святослав.
Тьмою всё заволокло.
На речке на Каяле тьма свет покрыла:
По Русской земле помчались половцы,
Как гепардовый выводок
И великое буйство настало гунновье.
Уже снеслась хула на хвалу,
Уже вырвалась нужда на волю,
Уже свалился Див на землю.
Это готские красные древки (флаги)
Устремились на берег к синему морю,
Звеня русским золотом.
Поют племя бисово,
Мечтая отомстить Шарокану (Киевскому когану):
«А наша дружина жадна до веселья».
* * *
Тогда Великий Святослав
Изронил злато слово,
Со слезами смешанное, и молвил:
«О мои сыночки, Игорь и Всеволод!
Рано есть начали землю Половецкую,
Мечи тупить, а себе славы искать.
Если нечестно одолеете,
То нечестно и кровь поганую прольете.
Знаю, храбрые сердца ваши
В жестоких поединках скованы
Да в удали закалены,
Не посрамите вы моих серебряных седин.
Только не жду я помощи от власти
Сильного, богатого и многоратного
Брата моего Ярослава.
С его черниговскими богатырями могучими,
С его таранами и шелебирами,
С его топчаками, ревугами и альберами,
С теми, что без щитов
С одними ножами засапожными
Криком полки побеждают.
Звеня славою предков
Не скажут эти мужи о себе:
«Будущую славу себе похитим,
А прошлую меж собой поделим».
Ведь не случится чуда, братья,
И старик не сможет помолодеть.
Если сокол в мытях бывает,
Высоко ли птиц он сбивает?
Но не даст гнезда своего в обиду!
Это ли не зло?
Если князьям мы не поможем,
Тогда на нет, все наши годы обратятся.
Там у Рима!
Кричат под саблями половецкими,
А Владимир под ранами,
Тяжело и больно сыну Глебову».
*
Великий князь Всеволод!
Не думаешь ли ты, прилетев издалёка,
Отцовский золотой престол занять?
Ты думаешь, что можешь
Волгу веслами расплескать,
А Дон шлемами вычерпать?
Если бы это случилось наяву,
То была бы чага по рублю,
А пленный половец по копейке.
Ты, быть может, хочешь посуху
Живыми шереширами стрелять,
Удалыми сынами Глебовыми?
*
Ты, удалой Рюрик и Давид!
Не вы ли в золочёных шеломах
По крови плавали?
Не ваша ли храбрая дружина
Рыкает, как туры,
Раненые саблями калёными
На поле далеком?
Выступите, Господари, в боевой поход,
За обиду нашего времени!
За землю Русскую! За раны Игоревы,
Удалого Святославлича!
*
Галицинский Осмомысл Ярославе!
Высоко сидишь
На своем златокованом столе!
Подпер горы Карпатские.
Своими полками железными
Заграждаешь Королеве путь.
Мечешь бремены через облака,
Суды вершишь до Дуная,
Отворяешь Киеву врата.
Стреляешь с отчего стола
Золотого Салтанского за земли.
Стреляй, Господине,
В Кончака – поганого кощея!
За землю Русскую! За раны Игоревы,
Удалого Святославлича!
*
А ты, удалой Роман и Мстислав!
Храбрая мысль носит ваш ум на дело!
Высоко плаваешь на дело в удали,
Словно сокол на ветрах парящий,
Желающий сильную птицу
В удальстве одолеть!
Суть в том, что у вас непреклонные
Воины под шлемами.
Латинская ими покорёна земля
И многие страны: Хинова, Литва, Ятвязи,
Дремела и Половцы – сулицы свои обломали,
А головы свои преклонили
Под твои мечи воронёные.
Неужели, Княже,
Игорь не увидит больше Солнца свет?
А дерево не по добру листву уронит?
По Рси и по Сули враг города поделит?
Игорева же храброго полку не воскресить,
Дон тебя, Княже, кличет!
И зовет князей на победу!
*
Олеговичи, храбрые князья, доспейте на брань!
Ингварь, Всеволод и все три Мстиславича!
Вы же не из того худого гнезда шестокрылицы,
Которая не победами, а жребием себе
Власть всю присвоила.
Где ваши золотые шеломы?
Где мечи ваши звонкие и щиты?
Загородите полю ворота
Своими острыми стрелами!
За землю Русскую! За раны Игоревы,
Удалого Святославлича!
* * *
Уже Сула не течет больше
Серебряными струями к граду Переяславлю.
И Двина нехотя течет
К этим грозным половчанам
Под победные крики поганых.
Один Изяслав сын Васильков
Позвонил своим острым мечом
О шеломы литовские.
Убавив «славу» деда своего Всеслава.
Сам же под красными щитами
Лежит на кровавой траве
Сражённый литовским мечом.
И скатилась юная кровь в ту реку.
Дружину твою, княже,
Птицы крыльями приодели,
А звери кровь облизали.
Не было тут ни брата Брячислава,
Ни другого – Всеволода.
Один ты уронил жемчужную душу
Из храброго тела через златое ожерелье.
Узнав о том, жены в голос рыдали,
И веселие пропало.
*
Трубы трубят Городеньские!
Ярославе и все «внуки» Всеславли,
Уже опустите стяги свои.
Вложите обратно в ножны
Свои мечи ворождебные!
Иначе перескочите «дедову славу».
Вы же своими крамолами
Наводите нечисть поганую на землю Русскую!
* * *
Про жизнь Всеславову,
При которой случилось
Большое насилие от земли Половецкой:
*
На седьмом веку Трояновом
Бросил Всеслав жребий, словно речь шла
О девице ему полюбившейся.
Он клюками оперся на коней, и поскакал к граду Киеву.
И добился оружием золотого стола Киевского.
Из Бела-града поскакал от них лютым зверем,
В полночь обесившись, растворился в синей мгле.
Утром же возник триискусно,
Отворил врата Новуграду,
Расшиб славу Ярославу.
Скакал волком до Немиги с Дудуток.
На Немиге же снопы стелют головами,
Молотят цепами воронёными,
На току жизнь кладут, веют душу от тела.
Немиги кровавые берега
Не багульником душистым посеяны,
Посеяны костьми русских сынов.
Всеслав-князь, людей судящий,
Князьям города раздающий.
А сам в ночи волком рыскает;
Из Киева дорыскал до курии Венецианской (до дворца Дожей).
Великому Хресови – Аттиле волком путь
Прирыскивал тому в Полоцк.
Позвонили заутреннею рано
У Святой Софии в колокола,
А он уже в Киеве тот звон слушает.
Еще бы, бесовская душа
В волчьем теле нечасто
Беде людской сострадает.
Про таких, как он еще вещий Боян
В своей первой припевке мудро сказывал:
«Как ни хитри, как ни ловчи,
да хоть ты в птицу ловко обернись,
суда божьего не миновать».
* * *
О! Встонала Русская земля,
Вспоминая первую годовщину,
И своих первых князей!
Того старого Владимира нельзя же
Навечно приковать к горам Киевским.
А нынче, встали стяги Рюриковы,
А «друзья» Давидовы не розы носят им,
Боевыми вымпелами машут, копия поют.
* * *
На Дунае Ярославлин голос слышится,
Птичкой маленькой, никем не узнанной,
С раннего утра заунывно кычет:
«Полечу, говорит, пташкой по Дунаю,
Омочу шелковый рукав в Каяле речке,
Оботру князю кровавые его раны
На теле его жестоко избитом».
*
Ярославна с утра плачет в Путивле,
На площадке смотровой, вопрошая:
«О Ветер, Ветрило!
Зачем, Господине, так сильно дуешь?
Зачем мечешь гунновские стрелы
На свою малюсенькую птичку?
Зачем мою песню задуваешь?
Думаешь мало, ты нам сделал горя?
Под облаками дуй!
Поддувай попутным ветром
Корабли на синем море!
Почему мое веселье
По ковылию развеял?
*
Ярославна с утра плачет в Путивле,
На площадке смотровой, восклицая:
«О, Днепре! Слава тебе!
Это ты пробил эти каменные горы насквозь!
В землю Половецкую ты играючи вынес
На себе Святославовы насады
До полка Кобякова!
Помоги вернуться, Господине,
Моему любимому ко мне!
Как будь-то, не посылала к нему
Слез своих на море утром ранним.
*
Ярославна с утра плачет в Путивле
На площадке смотровой, призывая:
«Светлое, троесветлое Солнце!
Всем тепло и красно от тебя!
Зачем, Господине, простер
Горячий свой луч
На воинов наших любимых?
В поле безводном зной нестерпимый.
Лучи свои спрячь! Плохо им.
Колчаны свои закрой!
* * *
Взволновалось море неспокойное,
Набегают с моря тучи.
Князю Игорю, Бог путь указывает,
Из земли Половецкой в землю Русскую,
К отчему золотому столу.
Погасли вечерние зори.
Игорь спит? Нет. Игорь бдит!
Игорь мысленно поля меряет
От Великого Дона до малого Донца.
С вечера приготовлен конь.
В полночь Лавр свистит за рекой,
Велит Князю приготовиться
Не спешить, быть внимательным.
Подал знак Лавр, стукнул по земле,
Разыгралась непогода, зашумела трава.
Половецкие шатры задернулись.
А Игорь-князь,
Проскользнул горностаем к тростнику
И белым лебедем врезался на воду.
Выйдя из реки,
Вскочил на борзого коня
И поскакал быстрым волком.
И потёк к пойме Донца.
И полетел соколом под облаками,
Сбивая гусей и лебедей
К завтраку, обеду и ужину.
Если Игорь соколом летит,
Тогда Лавр волком трусит,
Сбивая собой студеную росу
Перед дорогим своим борзым конем.
*
Малый Донец вопрошал:
«Князь Игорь, хватит ли тебе величия,
А Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия?»
Игорь отвечал:
«О Донче! Конечно хватит того величия.
Ведь это ты заботился о князе на волнах.
Ты постилал ему зеленую траву
На своих серебряных берегах.
Одевал его теплыми туманами
Под сенью зеленых дубрав.
Стерег его лебедем на воде,
Чайками на струях,
Ласточками на ветрах».
*
Таких хороших слов
О реке Стугне не скажут.
Худую струю имея,
Пожирает чужие ручьи.
И струги, растрепав на куски,
Унесла князя Ростислава
Затворила на дне, при тёмном береге.
Плачет мать Ростислава
По унесенному князю Ростиславу.
Поникли цветы от жалости,
И дерево с печалью к земле приклонилось.
* * *
То не сороки всполошились -
По следу Игоря ездит Гусак с Кончаком.
Тогда вороны не каркали,
Галки приумолкли,
Сороки не стрекотали,
Поползни только ползали.
Да дятловый перестук
Путь к речке указывал.
Под веселые трели соловьиные
День угасал.
Говорит Гусак Кончаку:
«Если сокол к гнезду летит,
Соколенка расстреляем своими
Позолоченными стрелами».
Отвечает Кончак Гусаку:
«Если сокол к гнезду летит,
А мы соколенка опутаем
Красной девицей».
Молвит Гусак Кончаку:
«Если опутаем его красной девицей,
Не наш будет соколенок,
Не наша станет красна девица,
Тогда снова придут русичи,
И начнут нас, как птиц бить
В поле Половецком».
* * *
Говаривал еще Боян;
И в годину Святослава –
- перстом творивший.
И в старые времена Ярослава,
И в Олегово коганство:
«Хоть и тяжко той голове без плеч,
Зло тому телу без головы».
А Русской земле без Игоря!
Солнце светится на небесе,
Игорь Князь в Русской земле!!!
Девицы поют на Дунае,
Вьются их голоса через море до Киева.
Игорь едет по Боричеву
К Святой Богородице (Благовещенье)!
Кругом пир горой, угощения!
Страны рады, города веселели,
Певшие песнь старым князьям,
А потом молодым.
Пойте славу Игорю Святославличу!
Буй Тур Всеволоду! Владимиру Игоревичу!
Здрави будь, князья и дружина,
Боровшаяся за христианство
С полками погаными.
Князьям слава!
А дружине
Аминь.
*
Декабрь 2007 г. Кирово-Чепецк, Колесников Валерий Владимирович;
Все права защищены. Контактный тел. 89127191399;
E-mail: kolesnikoff64@mail.ru